Ирка Хортица и компания - Илона Волынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оксана шагнула следом – и остановилась, чувствуя будто ледяную глыбу, намерзшую в желудке. Никто ей не рассказывал, где именно повесили Алика, но она была уверена, что Остроумова идет именно туда.
– Я ей не мама и не сестра. Даже не подружка! – Оксана невольно попятилась, едва не упав. – Еще не хватало, чтоб меня там тоже… – она обернулась на кинотеатр. Достаточно, что она сбегает за майором… если он вообще тут! Нужна ему Остроумова, вот и вышел бы сейчас: угадал, почуял… а то пока он там прохлаждается, Остроумову как раз и… того… – А обвинят меня – почему не остановила, если видела!
Люди – странные существа, если кто-то погибает у тебя на глазах, почему-то считают, что ты в этом виноват! А что майор из таких, она не сомневалась, и глупо будет рассчитывать, что он ей хоть как-то поможет.
– Я только посмотрю. Если опасно – сразу назад. – Оксана неуверенно шагнула вперед. – Так, решила – делай! – и бегом кинулась за исчезающей цепочкой следов.
Улочку за кинотеатром затянуло маревом. Странное, зыбкое, оно дрожало, как дрожит воздух в жаркий летний полдень, плыло – плотное, мутное – и все предметы в нем теряли очертания: приземистые, еще дореволюционные дома, яркое пятно новехонького здания райисполкома, деревья, прохожие… среди которых не было девочки в пижаме. Только быстро исчезающая цепочка кровавых следов обрывалась точно у границы марева. Оксана мгновение озадаченно смотрела на тающие следы – и потянула уголок глаза: близорукие девчонки в классе говорили, что так доску лучше видно – все вокруг расплывается, а то, что хочешь увидеть, становится четким. Короткий возглас вырвался из ее груди, она отдернула руку…
– Четко! Даже слишком… – и зачем она только сюда пошла! Бежать за майором поздно – а он точно унюхает, что она тут была, у самой кромки стояла. И отчаянно надеясь в душе, что марево ее не пропустит, Оксана пошла по исчезающим кровавым следам. – Остроумова, стой! Совсем сдурела?
Марево колыхнулось – точно отлетела в сторону тюлевая занавеска. Городская улочка исчезла. Оксана стояла внутри куба, выгороженного прямо посреди улицы мутно-прозрачными стенами, мерцающими расплывчатыми картинками: снег вместо зелени, деревенские хаты вместо старинных домов переулка, тусклый холодный рассвет вместо теплого вечера. Все это было там, в мареве, а здесь… здесь была только толстая ветка – гладкая, и почти прямая, как перекладина виселицы. И свисающая с нее веревочная петля. Остроумова, не размыкая сцепленных в запястьях рук, пыталась подняться на заботливо выставленный под петлю деревянный чурбачок.
– Стой, говорю! – подскочившая Оксана без церемоний схватила ее за ворот пижамы, дернула назад… пальцы прошли сквозь ткань, по ним побежали блики – как бывает, когда проскакиваешь перед лучом киноаппарата. За спиной у Оксаны кто-то хихикнул.
– Кто здесь? – Оксана обернулась… позади никого не было. – Стой, тебе говорю! – Остроумова тем временем подняла ногу… Оксана с размаху пнула по чурбаку – нога прошла насквозь. Попытки остановить Остроумову оказались такими же бессмысленными как ловить бегущего к пропасти киношного коня или предупреждать идущего в засаду киношного разведчика.
– Хи-хи-хи! – заливались у Оксаны за спиной – похоже, кого-то очень развлекали ее напрасные метания.
– Весело тебе, дура старая? – заорала Оксана, вертясь на месте как юла: смех был жеманно-девичий, как смеются дамочки в возрасте, старательно делающие вид, что они еще девочки.
Смех сменился негодующим вздохом – за спиной у Оксаны словно что-то пронеслось и… она обнаружила что стоит на коленях у самой границы марева, а Остроумова лезет на проклятый чурбак, будто кто-то невидимый поддержает ее под локти.
– Да я тебя лучше сама убью, Остроумова! – Оксана вскочила… и приложила одноклассницу тетрадками Елизаветы Григорьевны. Бомкнуло, как бывает, когда шмякнешь кого из пацанов книжкой по голове, потерявшая равновесие Остроумова шмякнулась задом на асфальт и растерянно захлопала глазами.
Свисающая с ветки петля начала медленно таять в воздухе.
– Коваленко? Что ты делаешь в моей комна… – Остроумова заозиралась по сторонам, пытаясь понять, где же она.
– Посторонние на площадке! – завопил жеманный голос. – Вы мешаете! Мешаете мне творить! Прочь, прочь!
Конус света, как из киноаппарата, ударил Оксане в лицо. Словно ледяной пятерней толкнули. Оксану отшвырнуло в сторону. Хихиканье зашлось с новой силой.
– Дубль два! – прокричал из пустоты жеманный голосок.
– Не смей! – непонятно кому заорала Оксана, стряхивая завернувшийся на голову школьный фартук.
Остроумова была уже на ногах. Глаза ее снова смотрели куда угодно, но только не в реальность, все также неловко она поковыляла к чурбаку. Над ее головой стала медленно проступать петля.
– А я сказала – стоять! – подскочившая Оксана с искренним наслаждением – когда еще представится случай! – съездила Остроумову тетрадками по физиономии. Девчонку отшвырнуло на мутную стену, прямо в проступающую сквозь марево мрачную толпу оборванных людей под охраной зловещих фигур в черных мундирах. Казалось, толпа шарахнулась от пролетевшей мимо них девушки… и тут же снова сомкнулась – Остроумову выбросило обратно, как от толчка батута.
– Бей Остроумову! – Оксана снова замахнулась тетрадками.
Ветер, визжа, как примадонна, нашедшая в гримерке букет с подписью «Для Вашей прелестной дублерши», налетел, завертел волчком… Острые ногти прошли Оксане по щекам и сомкнулись на шее, у вышитого воротничка школьной формы. Раздался новый пронзительный вопль и невидимые пальцы отдернулись, как обжегшись. Световые конусы хлестали по глазам, ветер рвал волосы, трепал подол. С рычанием вцепился в тетрадки и принялся выдирать их из рук.
– Не тронь, мое! – Оксана прижала тетрадки к груди и повернулась спиной к ветру. И тут же поняла, что это ошибка – вихрь толкал ее в спину, гнал изо всех сил, выпихивал. Обернуться не удавалось. Подошвы заскребли по асфальту, когда Оксана попыталась упереться, но расцвеченная мелькающими картинками стена, отделяющая обычную, реальную улицу, все приближалась. И тогда Оксана сдалась.
– Ладно! Хорошо! Ты сильнее! – прокричала она и тихо добавила. – Я попыталась. Теперь хотя бы ко мне никаких претензий. – и обвисла, перестав сопротивляться напору ветра.
Ветер радостно взвыл… и толкнул ее в спину как бодливый бычок. Расслабившаяся Оксана скользнула вниз, как соскальзывают по ледяной горке – и кубарем покатилась по асфальту. Ветер просвистел над ней, с размаху влепившись в цветное марево картинок на стене – картинки замельтешили, как при ускоренной перемотке пленки. Оксана вскочила – и метнулась между Остроумовой и чурбаком под петлей.
