Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин

— А куда же они подевались? Когда мы подъехали, твоя коляска оказалась пустой, а издохший конь валялся на дороге рядом.

— Коня подстрелили разбойники, а двуколку кто-то успел обшарить.

— А чего же ты ее бросил? — Дарган с напускной строгостью пристукнул по столешнице обеими ладонями. — Тем самым, Петрашка, ты учинил настоящий разор нашему хозяйству.

— Неужто мне под чеченские пули надо было соваться? — повернулся к нему Петр, покрасневший от стыда и злости. — Тогда бы я сейчас с вами здесь не сидел.

— То-то и оно, сынок! Прежде чем что-то делать, надо поразмыслить мозгами, — сменив шутливый тон на строгость, наставительно произнес глава семейства. Таким жестким способом он хотел запечатлеть в голове у Петра его просчет, чтобы тот больше не допускал подобного в будущем. — Тебя из Червленной никто на ночь глядя не гнал, а в той станице проживает кум нашего внучка, а твоего племянника Александра. Заночевал бы у него, а утром поехал бы дальше.

— Батяка, а где гарантии, что разбойники и с утра засаду не устроили бы? — разрывая зубами кусок мяса, решился поддержать младшего брата Панкрат.. — Они сейчас злые как собаки, потому что Шамиль забил им головы газаватом.

— Значит, надо было дожидаться попутной оказии. Помнишь, как под Гудермесским аулом мы по зиме едва сами не втемяшились в похожую историю?

— Спасибо, ноги унесли, — помолчав, согласился сотник и потер тыльной стороной ладони коричневый шрам на левой скуле. — Но там было куда как закручено.

Петр быстро обернулся к брату, он давно заметил новый рубец на его лице, протянувшийся от левого глаза почти до угла рта, но расспросить про это не было времени. Испуганно зыркнув глазами на мужа, Аленушка уткнулась ему в плечо и тут же распрямилась. Она стеснялась показывать свои чувства на виду у всех, да и Павлушка как раз решил навести порядок в своей миске.

— А что там произошло? — все-таки не удержался от вопроса Петр.

— Тебе это интересно? — с усмешкой покосился на него Панкрат. — Ты же променял мужское ремесло на белые портки в обтяжку.

— Перестаньте вы его подначивать, — вконец возмутилась Софьюшка. — Это вам угодно не жалеть своих жизней, а Пьер с Захаром выбрали правильную дорогу. В конце концов, каждый занимается тем, к чему его тянет.

— Да мы что, мы помалкиваем, — сдерживаясь, чтобы не засмеяться, опустил голову Дарган.

Ему понравилась упоминание Панкрата про белые портки.

— Нет уж, вы лучше расскажите, как едва не остались под этой Гудермесской, — вдруг вскинулась Софьюшка. Она поняла, что от этого примера толку будет больше. — Думаю, после такого признания Пьер сам рассудит, как ему поступать дальше.

Отец со страшим сыном посмотрели друг на друга, насупившись, отложили ложки и скорбно качнули чубатыми головами.

— О таком вспоминать до сих пор горестно, на всю жизнь глубокая зарубка осталась, — наконец, вместо отца отозвался Панкрат. — Зря ты, мамука, завела про это разговор.

— Нет, Пако, не зря, — упрямая супруга главы семьи смахнула с лица прядь светлых волос. — Не только я, но и вы с батькой обязаны помогать Пьеру и Захару встать на правильный путь.

— Еще за ручку их водить, как тех телков, до седых волос, — недовольно пробурчал Дарган.

— Водить не следует, а подсказать мы обязаны.

— Пусть лучше расскажет, почему приехал без невесты, — после некоторого раздумья попытался перевести беседу в другое русло Панкрат. — В каждом письме про свою немку отписывал.

— А вот это точно, — встрепенулся от тяжелых мыслей и Дарган. — Про такое мы послушаем с превеликим нашим удовольствием.

Софьюшка сердито повела плечом, она знала, что если ее мужчины не пожелали в чем-то исповедаться, то силком их вряд ли заставишь. Она покосилась на сидевшего через стол Петра и едва удержалась от улыбки — таким удрученным был его вид. Тем временем ее младший сын думал, говорить ли семье всю правду, в том числе и о предложении Эльзы перевести московский особняк на свое имя, или следует ограничиться шутливой присказкой, постаравшись не уронить собственного достоинства в глазах ближайших родственников.

Наконец он решил признаться не в самом главном.

— Мне предложили продолжить учебу в голландском городе Амстердаме, но я попросил время на размышление и получил месяц для поездки в родную станицу.

— Ну и что? — развернулся к нему Дарган.

— Эльза надумала поддержать предложение ректора университета и даже пообещала поехать со мной. Но она сказала, что в казачьей станице делать ей совершенно нечего.

За столом возникло некоторое замешательство. Дарган смущенно покашлял в кулак, Панкрат со стуком отодвинул от себя чашку, сестры тоже не скрывали своего возмущения, воззрившись на Петра горящими глазами.

— Надо было послушать эту разумную девушку, — как-то неуверенно произнесла Софьюшка. — А когда дело дошло бы до свадьбы, она и нас не объехала бы стороной.

Глава семьи усмехнулся в седые усы. Он редко перечил жене, но сейчас был категорически с ней не согласен:

— Если человек с первых шагов начал воротить от нас свой нос, то нечего ему тут и делать, — твердо сказал он. — Не горюй, студент, наши скурехи все глаза проглядели, тебя дожидаючись. Вон их сколько по вечерам на станичной площади

Глава одиннадцатая

На острове Святого Духа, в мрачноватых коридорах родового замка Свендгренов царило большое оживление. По этажам бегала прислуга, с мерками на плечах шныряли портные, носились с черпаками поварята. И даже старый церемониймейстер, важно расхаживавший возле входа в зал приемов, не скрывал своего волнения, он то и дело доставал из-за обшлага парадного мундира, расшитого золотыми нитками, огромный носовой платок и вытирал им обильный пот с каменного лица. Все готовились к грандиозному событию — званому ужину, во время которого должна была состояться помолвка единственной дочери профессора Свендгрена с никому неизвестным русским казаком. На ужине должен был присутствовать король Бернадотт, дальний родственник хозяина крепости, а после него все присутствующие останутся на великосветский бал с масками и костюмами. Профессор с женой находились в просторной прихожей, в которой принимали гостей, прибывающих на остров на небольших судах и катерах. Молодые, каждый в своей комнате, готовились облачиться в лучшие свои наряды, чтобы показаться перед публикой из высшего света во всей красе. И снова Захар не скрывал досады оттого, что не посмел выпросить у батяки с мамукой денег на новый фрак, решив отложить эту покупку на более поздний срок. Он и предположить не смел, что его помолвка с Ингрид произойдет так быстро, надеялся, что она состоится после знакомства девушки с его семьей. Но оказалось, что все в мире относительно, даже вот такие обряды.