Леди Удача - Патриция Гэфни

– И ты был счастлив, когда жил такой жизнью?

– Нет, я мучился несказанно. Но я был слишком упрям, и не хотел менять свой образ жизни. Во-первых, я считал, что это мои корни, мое наследие. Чуть ли не судьба. Ведь так вели себя все мужчины в моем семействе. А во-вторых… Исправиться означало бы уступить Оливеру. А не мог себе этого позволить. Я все еще был слишком зол на него. Годами носил в себе эту злость, понимая, впрочем, что в этом нет никакого смысла.

Риордан умолк. Не зная, что сказать, чтобы его утешить, Кассандра легонько провела костяшками пальцев по его груди.

– А потом ты снова его встретил? – подсказала она, когда молчание затянулось. Он кивнул.

– В пивной, представь себе. Нечего и говорить, я был пьян. Стояла зима, на нем был плащ с капюшоном. В точности так я представлял себе святого Петра или еще кого-то из этих суровых и неумолимых апостолов. Он сделал мне выговор, и при этом в глазах у него появилось такое скорбное, глубоко разочарованное выражение, словно я все еще был десятилетним ребенком, огорчившим своего учителя.

Он судорожно сглотнул, вспоминая.

– Я страшно злился, Касс, и в то же время… я так сильно любил его.

– Что же ты сделал?

– Я послал его… – Риордан сухо рассмеялся. – Я предложил ему уйти и оставить меня в покое.

– Но он не ушел.

– Нет.

– Что случилось?

– Я и сам не знаю.

– Я хотела сказать, что произошло после…

– Да-да, понимаю. Но именно это как раз и не ясно. В тот вечер я стал пить даже больше, чем обычно, просто чтобы насолить ему. Опомнился я лишь на следующее утро в его квартире в Линкольнз-инн. Я был весь в крови. Но сам я не был ранен. Кровь была не моя.

Кассандра села, прижимая к груди подушку.

– О Господи, Филипп!

Продолжая смотреть прямо перед собой, Риордан заговорил медленно, тщательно подбирая слова. Ему было крайне важно, чтобы она все поняла правильно.

– Я пытался убить человека, разбив об него бутылку. Оливер остановил меня. Его я тоже поранил. Он заплатил семье пострадавшего, чтобы они не поднимали шума. Тот человек не умер, но еле выкарабкался. Дело осталась без последствий.

– О, нет, я этому не верю!

Кассандра склонилась над ним и заставила посмотреть на себя.

– Как бы ты ни был пьян, ты не мог этого сделать. Ты на такое просто не способен.

– Я это сделал. Вне всякого сомнения.

– Ты этого не делал.

Нетерпеливо отмахнувшись от нее, Риордан сел и перебросил ноги через край кровати. Кассандра встала на колени в постели и села, откинувшись на пятки. По-прежнему прижимая к груди подушку, она уставилась на его неподвижную спину.

– Ты хотела знать, что заставило меня бросить пить. Я сказал тебе правду. Все так и было, нравится тебе это или нет. Можешь мне поверить.

Она упрямо покачала головой. Ей было все равно, рассердится он или нет.

– Я никогда, ни за что не поверю, будто ты пытался кого-то убить. Я видела тебя и трезвым, и пьяным, и я точно знаю: ты на такое не способен.

Риордан оглянулся на нее.

– Спасибо тебе за веру, Касс, хотя она слепа. Ты даже представить себе не можешь, как много она для меня значит.

– Это не вера, а обыкновенный здравый смысл.

Кассандра на коленях подползла к нему и обняла за плечи, не обращая внимания на досадливый вздох. Пусть себе верит во что хочет, но и она имеет такое право.

– Значит, ты изменил свой образ жизни из благодарности Оливеру за то, что он спас тебя от неприятностей, так?

На этот раз он расслышал в ее голосе нотку недоверия, которая неприятно удивила его и заставила поморщиться.

– Что-то в этом роде. Только мне было уже не четырнадцать лет, и я больше не ждал от него чудес. Мне хватило ума понять, что встреча наша не была случайной, после того, как друзья отца предложили мне баллотироваться в парламент.

– Ты хочешь сказать, что он с самого начала… завербовал тебя? Чтобы ты работал на него, добывал нужные ему сведения?

– Можно и так сказать. У меня уже было готовое прикрытие – репутация пьяницы и распутника. Замысел состоял в том, чтобы завязать знакомства среди радикалов вроде Уэйда. Я должен был изображать беспутного роялиста, распространять ложные слухи и в то же время стараться разузнать как можно больше о «Революционном братстве» или «Друзьях народа». Это сработало, но только отчасти. Нам нужен был кто-то, кто смог бы подобраться ближе.

– Я?

– Ты.

Он взял ее за руку.

– Я знаю, Касс, тебе не нравится Оливер, и, по совести, не могу тебя в этом винить, но… я хотел бы, чтобы ты увидела его моими глазами. Это может показаться невероятным, но по прошествии стольких лет он по-прежнему видит во мне живую душу, которую надо сберечь, и хочет, чтобы я совершил в этой жизни нечто достойное.

– Мне это вовсе не кажется невероятным. Риордан ее почти не слушал.

– Никто не знает меня лучше, чем он. И, несмотря на все его недостатки, он все-таки худо-бедно заменил мне отца. Никакого другого отца у меня никогда не было и не будет.

– Ив чем же состоят его недостатки? – не удержавшись, спросила Кассандра.

– Однобокость. Преданность короне, граничащая с фанатизмом.

«Холодность, бесчувственность, нетерпимость», – перечислила она мысленно, но вслух сказала:

– Ты все еще любишь его, правда?

– Да. Для меня он – что-то вроде якоря. Он придает смысл моему существованию.

В комнате было тепло, но Кассандре вдруг стало зябко и неуютно. Ей больше не хотелось говорить о Куинне. Откинувшись на постели, она натянула на себя простыню до самого подбородка.

– Солнце уже почти взошло. Иди ко мне.

Он лег рядом и обнял ее. Она крепче прижалась к нему, и они обменялись неторопливым поцелуем на сон грядущий.

– Жаль, что мы не знали друг друга, когда были детьми, – прошептала Кассандра.

– А мне не жаль. Я мог бы тебя обидеть, не дай Бог.

Она зевнула.

– Нет, ты бы не стал меня обижать. Мы бы стали лучшими друзьями и все делали вместе. Ты бы меня защищал, а я могла бы тебя утешить. И тогда ни один из нас не страдал бы от одиночества.

В эту минуту Риордан чуть было не признался: «Я так люблю тебя, Касс». Он закрыл глаза, прислушиваясь к ее тихому дыханию. Оба они заснули с мыслью о том, что сделает Куинн, когда узнает, что они поженились.

В «Розе с шипами» Кассандра и Риордан прожили три дня, прекрасно понимая, какими шуточками будут награждать их друзья, когда узнают, что за все это время они почти не покидали спальни. Но им все было нипочем. Им Вовсе не хотелось осматривать живописные окрестности. Лучше всего им было в постели, хотя отнюдь не только плотская страсть держала их в счастливом уединении. Не признаваясь в этом друг другу, оба понимали, что пользуются краткими часами, украденными у суровой действительности, и хотели насладиться своим ворованным счастьем, ни на что не отвлекаясь. Оба сознавали, что очень скоро придется расплачиваться за воровство. Поэтому Адрианов вал [42] и живописный залив Солуэй-Ферт так и остались неосмотренными, однако три дня промелькнули в один миг и утекли, как вода сквозь пальцы.