Механизм пространства - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Может, Эминент в чем-то прав? – подумалось Торвену. – Не в методах, но в целях? Если потребность в нефти возрастет…» Он мысленно заменил пруд на Атлантический океан, растянул округу до пределов Европы, увеличил заводик, превратив его в монстра и ужаснулся.
Хоть сам беги, режь академиков.
– Отходы, значит? Шлак от выплавки железа тоже считали отходом. А теперь? Щебень, шлаковые кирпичи, брусчатка… Вы ничего не скрываете, гере Жоспен?
Лицо толстяка исказила ярость.
– Шпион! – прошипел он, уподобясь раскаленному утюгу, на который плюнула прачка. – Вынюхиваешь, да? На, нюхай!
Жоспен истерически взмахнул рукой. Окурок выскользнул из пальцев-сосисок и, описав красивую дугу, угодил прямиком в центр пруда. Жадные язычки огня, как оранжевые водомерки, разбежались во все стороны от злополучной сигары. Добравшись до берега, они облизали мертвый камыш – и тот с треском загорелся. Пламя загудело, набирая силу. Жирный черный дым пополз в небо, виляя хвостом.
– Пожар! – завопил хозяин.
С прытью, неожиданной для его комплекции, толстяк понесся к заводу.
…Когда кучер, нахлестывая лошадей, как бешеный, угнал прочь карету с незваными гостями, мсье Жоспен вытер пот со лба. Минута, другая – и он, оставив завод без присмотра, заторопился в свой кабинет.
«Кабинетом» гордо именовалась клетушка с дощатыми стенами. Из мебели здесь имелись колченогий стол, продавленное кресло и стул, похожий на инструмент палача – для сборщиков налогов. Достав из ящика лист серой бумаги, Жоспен обмакнул перо в чернильницу – и принялся строчить докладную записку, высунув от усердия кончик языка. От недавнего волнения не осталось и следа. Тревоги по поводу горящего пруда хозяин не испытывал. Прошлым летом сливной пруд уже горел, и ничего страшного не случилось. До завода огню не добраться, а на остальное – наплевать.
Ловко он спровадил этих иностранцев! Теперь главное – сообщить, куда следует…
Военный инженер, представившийся как Николя Карно, посетил нефтеперегонный заводик в конце мая. Изучив производство, инженер заинтересовался не фотогеном, а отходами. Даже пробы с собой увез. А в июле к мсье Жоспену заявились два высокопоставленных чина из военного министерства. Строго предупредили: о визите инженера – никому ни слова. Если кто-то чужой спросит об отходах – в особенности иностранец! – сообщать немедля.
Все ясно?
Мсье Жоспен заверил, что ему все ясно. И сейчас, как патриот, спешил исполнить гражданский долг. Закончив писать, он кликнул мальчишку, которого держал на посылках, назвал адрес в Париже и велел взять в конюшне гнедую Заразу. Наблюдая, как оседает пыль за гонцом, честный заводчик испытывал законное чувство гордости.
Никто не оспорил бы его вклад в дело безопасности Франции!
3
– Добрый день, мсье Торвен! Я знал, что найду вас здесь.
Зануда тихонько вздохнул. Вне сомнений, Галуа-младший нарочно караулил его возле «Крита». А ему так хотелось побыть одному, собраться с мыслями, восстановить душевное равновесие… Скоропалительный – в прямом смысле слова! – отъезд с завода оставил неприятный осадок. Казалось, перед Торвеном с треском захлопываются все двери, куда он пытается войти.
– Здравствуйте, Альфред, – чтобы изобразить улыбку, потребовалось усилие. – Есть новости? Мне, к сожалению, похвастаться нечем.
Прежде чем ответить, юноша заговорщицки огляделся. Бдительный папаша Бюжо, торча за стойкой, истолковал взгляд молодого человека по-своему.
– Проголодались, мсье Галуа? Сегодня у меня дивное рагу с овощами…
– Несите! – энергично кивнул Альфред.
– Что пить будете?
– Сидр.
Кабатчик сгинул на кухне.
– Я сегодня еще одного видел! – горячо зашептал юноша, подсаживаясь к Торвену. – Полчаса вокруг дома Карно крутился. Делал вид, что прогуливается. Дождался, пока за ворота вышел садовник, переговорил с ним – и сразу прочь.
– Как он выглядел?
– На иностранца похож. Одет вроде вас: сюртук, цилиндр, тросточка… Франт, а морда противная. Ой, извините, мсье Торвен!
– Не извиняйтесь, Альфред, – усмехнулся Зануда. – У вас на редкость точный глаз. Лицо – в смысле, морду этого франта вы запомнили?
– Конечно! Вы кудесник, мсье Бюжо! Пахнет чудесно! Не найдется ли у вас листа картона? Нет, хлеб – отдельно, картон – отдельно…
Галуа умолк, с энтузиазмом отдавая должное рагу.
– А мне – газету, – добавил Торвен.
Пока молодой человек жадно ел, Зануда изучал принесенную кабатчиком «Шаривари» трехдневной давности. Первым делом в глаза бросилась карикатура – Тьер и Гизо, злорадно осклабясь, вели друг под друга минные подкопы. При внимательном рассмотрении обнаруживалось: политики изрыли всю Францию, и страна грозила взлететь на воздух. Иные деятели, схваченные острым пером художника, были Торвену незнакомы, и соль шуток он упустил.
Пятую страницу занимала статья «Холера в могиле».
«Удивительное происшествие случилось вчера в районе Старых Ферм, на кладбище Монпарнас. Если верить свидетельствам очевидцев, то в семь часов утра у ворот кладбища столпилась целая процессия, настойчиво требуя, чтобы им разрешили внести гроб с покойником. Сторож, разбужен в ранний час, долго бранился, требовал показать ему разрешение на захоронение – и в конце концов отказался растворить ворота перед катафалком.
– Свободных мест нет, – заявил сторож. – Все занято…»
– Вот, взгляните.
Оказалось, что Галуа успел не только расправиться с рагу, но и набросать углем портрет незнакомца, замеченного им у дома Карно. Получился злой шарж – бакенбарды торчком, нос похож на свиное рыло, изо рта торчат кривые зубы… Торвен мысленно раскрасил рисунок. Бакенбарды – рыжей хной. Зубы – желтой охрой. Морщины – оставим уголь. Память услужливо подсказала: пристань у Эльсинора, заброда с зонтиком и дуэльным пистолетом.
«Вы слишком добры, сэр!»
Шпион Эминента! Убийца старины Ольсена, едва ли не единственный живой, участвовавший в штурме Эльсинора! В темноте Торвен не разглядел стрелявшего, но в его личности не сомневался.
– За углом его ждали, мсье Торвен. Они вместе сели в экипаж.
– Кто ждал?!
– Сейчас…
Галуа вновь склонился над картонкой.
«…с улицы Сен-При, где, кстати, проживает и физик Николя Карно, без промедления съехал банкир Джеймс Ротшильд, глава „Rothsschild Freres“, перебравшись в частный дом за городом. Газетчикам, заинтересовавшимся причиной отъезда, банкир заявил с отменным хладнокровием:
– А вы что, любите холеру? Лично я – нет!..»
– Готово.
Высокий лоб с залысинами. Умные, внимательные глаза. И – резкий контраст с нижней частью лица: злой, хищной. Рот-шрам, упрямый подбородок… Торвен уже видел этот портрет! Не набросок углем – цветную гравюру. Впрочем, Галуа-младший уловил характер натуры лучше неизвестного художника. На гравюре, помнится, красовалась дарственная надпись:
«Моему любимому ученику! Запомните меня таким, дорогой Андерс…»
– Пририсуй ему орден.
– Где?
– На груди, слева.
От волнения Зануда не заметил, как перешел с юношей на «ты».
– Крест с короной? Вы знаете этого человека?
Не дождавшись ответа, Альфред продолжил рисовать. Когда он закончил, сомнений больше не осталось. Бледный, как мел, Торвен проклинал собственную рассеянность. Столкнуться с бароном фон Книгге в приемной Карно, что называется, нос к носу, и не узнать мертвеца! Сто раз, открывая рабочую папку, видеть копию – и ослепнуть при встрече с оригиналом…
– Это шпион, мсье Торвен?!
– Нет, – хрипло ответил Торбен Йене Торвен. – Это смерть.
И залпом выпил чужой сидр.
– Гони!
Грохот колес. Лязг подков о брусчатку.
Искры из-под копыт.
– Быстрей!
Кучер вжал голову в плечи. Кнут обжег спины храпящих лошадей. На повороте ландолет едва не опрокинулся. Каким-то чудом пассажир удержался внутри открытого экипажа. Не иначе, зубами вцепился, бешеный.
– Поберегись!
– Barge![60] – орет дородная зеленщица.
Лают собаки, несясь вслед.
– Гони! Rassa do!
«Какого черта я согласился?! – недоумевает кучер. – Этому иностранцу место в Биссетре! Десять франков серебром… Жизнь дороже! Надо бы придержать коней… Проклятье! Неужто его безумие заразное?!»
– Поберегись!
Дома несутся безумным вихрем. Храпит кобыла, таращит налитый кровью глаз. Мелькает фонарный столб: еще локоть – и…
– Гони!
С диким мявом шарахается из-под копыт кошка. Подпрыгивая, катятся яблоки из опрокинутой корзины. Бранится торговка, грозя костлявым кулаком. Водоворот улиц, карусель площадей; распахнуты в крике рты…
– Приехали, мсье.
«Даже не поблагодарил. Сунул деньги – и прочь. Не надул: два серебряных пятифранковика. Не фальшивые? Вроде, нет. Едем отсюда, от греха подальше. Шажком – трюх-трюх…»
– Мсье Карно дома?
