Отречение от благоразумья - Андрей Мартьянов

Снилось мне Рождество в Париже, бойкие сестрички Ларшан — Бедные Сиротки, крепость Консьержери и прочие приятные вещи, которых я лишился...

Я возвращался в Прагу, выполнив все данные мне поручения, развезя и вручив адресатам все предназначенные им письма, переговорив со всеми нужными людьми, потратив почти все выделенные мне деньги и не вернув кучу долгов. Рождественские праздники в столице Франции, надо заметить, обходятся недешево как устроителям, так и участникам. И я бы ни за что не угодил на нынешнюю должность игрушки природы, если бы не благородный дон Хуан-Карлос-Игнацио-Леон де Кабортальеза-Монтальво, в отсутствие герра Мюллера потихоньку присвоивший себе все полномочия главы нунциатуры...

Мы друг другу сразу не приглянулись. Он счел меня любимчиком господина легата (безосновательно и незаслуженно), я его — эгоистом и неуемным честолюбцем (по-моему, он вполне соответствовал этим критериям). Вдобавок я слегка перестарался с исполнением возложенной на меня отцом Густавом миссии приструнить разошедшегося подчиненного.

— Выскажите ему мое высочайшее неудовольствие — либо за проявленную нерадивость, либо за чрезмерное усердие, — распорядился герр Мюллер. — Все равно за что, лишь бы он не слишком много себе позволял. С этими испанцами никакого сладу, всегда стараются казаться святее Папы Римского... Да, и передайте наилучшие пожелания монсеньору кардиналу де Ришелье. Этот далеко пойдет, попомните мои слова... если не споткнется, — он чуть смущенно хмыкнул и добавил: — Кстати, извинитесь перед ним от моего имени за позаимствованные папские буллы.

— Святой отец! — укоризненно взвыл я. — А как насчет «не укради»?

— Во имя благих целей, — отпарировал с надменным видом его высокопреподобие. — И вообще, не судите, да не судимы будете. Марш отсюда! Вас ждут не дождутся в Париже.

Вообще-то я полагал, что герр Мюллер тоже надумает вернуться во Францию, однако и его покорило призрачное очарование Праги. А может, он предчувствовал грядущие перемены и хотел оказаться их свидетелем. Не знаю. Я отправился пересчитывать знакомые пятьсот шестьдесят миль в другую сторону, навстречу закату и прекрасной Франции. Отец Хуан, как я уже говорил, моему появлению не слишком обрадовался, особенно когда я вывалил на него груду нуждающихся в рассортировке докладов, отчетов и инструкций, а сам гордо удалился навстречу незатейливым радостям бытия.

Консьержери, как совершенно верно заметил отец Лабрайд, все больше приобретала черты некоей полусветской-полуцерковной канцелярии, заметно пополнилась новыми лицами и занимала в умах придворных и горожан статус того общества, с которым лучше не связываться. Под чутким руководством дона Кабортальезы за полгода состоялось уже с десяток шумных процессов, закончившихся кострами и виселицами, остатки эзотерического кружка мадам Галигай безжалостно разогнали, а всем уцелевшим ведьмам и колдунам недвусмысленно предлагалось сидеть и не высовываться.

Я решил, что отче Густав будет доволен. Потом подумал еще и засомневался. В последнее время грозный герр Мюллер несколько изменился, не знаю только, к лучшему или худшему. Он стал более здравомыслящ и циничен, несколько раз отменял приговоры, одобренные его высокопреосвященством Мак-Даффом и аббатом Гиберновым, проводил изрядное количество времени в библиотеке и мало с кем общался. Может, потребленное им колдовское яблочко действительно имело какие-то свойства? В чем же тогда они проявляются?

Из Консьержери я прямиком отправился в квартал Марэ, где с изумлением выслушал очередную сногсшибательную новость. Мадам Кокнар переехала — вместе со своей мастерской, белошвейками и Бедными Сиротками. Общество перебралось на улицу Бурж и обзавелось званием «поставщиков двора», что свидетельствовало об возросшем богатстве мадам и смене места на крутой сословной лестнице. Неужто мсье Кокнар вернулся из Нового Света с титулом вице-губернатора какой-нибудь Ямайки и приведя галеон, до отказа груженный золотом?

— Мы нашли нашего папочку! — ликующе сообщила Франсин Ларшан, когда я отыскал их новое жилище — небольшой уютный особнячок, наверняка вылетевший в кругленькую сумму, и ввалился туда эдакой разновидностью Святого Николая, ибо до Рожества оставалось всего три дня, а я привез с собой уйму подарков для сестричек и их покровительницы. — И он нас признал!

Сохранились еще на свете честные люди... Загадочный отец Бедных Сироток, человек благородного происхождения, будучи лет восемнадцать назад в гостях у своих друзей (дальних родственников госпожи Кокнар), не то в порыве высоких чувств, не то спьяну проникся страстью к тамошней молодой домоправительнице, Жаклин Ларшан. Последствия не замедлили сказаться спустя положенные девять месяцев, когда на свет явились очаровательные близняшки Франсин и Шарлотта. К сожалению, Жаклин умерла при родах, оставив детишкам в качестве приданого несколько неподписанных куртуазных записочек их папочки к ней, да полную шкатулку всяких безделушек, подаренных им же.

Достигнув более-менее разумного возраста, сестрицы Ларшан с самоуверенностью и целеустремленностью не знающей преград молодости решили отправиться в Париж, отыскать блудного папашу и потребовать своего законного места в жизни. Что, как ни странно, им удалось.

— Кто же вы теперь? — поинтересовался я.

— Виконтессы де Гранвиль, — торжественно объявила Франсин. — Наш папа служит при канцлере королевы, господине де Люине, так что нам разрешено бывать в Лувре! И у нас есть собственный дом! Здорово, правда? А чем вы занимаетесь в Праге? Еретиков ловите вместе с этим жутким Мюллером? — на мгновение она перестала засыпать меня сплетнями парижской жизни пополам с расспросами и серьезно заметила: — Знаете, вы изменились. Я вас сначала даже не узнала.

Это что, тонко завуалированный комплимент или пребывание в столице Чехии пагубно сказалось не только на состоянии моего ума, больше заслуживающего названия «помраченного», но и на внешности?

Франсин и Шарлотта в доказательство своей близости к высшему свету Парижа раздобыли мне приглашение на рождественский бал у Люиней, который намеревалось осчастливить своим визитом королевское семейство. Упустить такое зрелище? Да никогда в жизни!

Благородное собрание меня слегка разочаровало. Захотелось обратно, в Прагу, к моим сумасбродным и непредсказуемым друзьям-приятелям, в трактир пани Эли или к студиозусам в «Прашну Брану». Внимание мадам королевы устремлялось только к безотвязно следовавшему за ней кардиналу дю Плесси, отныне еще и герцогу де Ришелье (ехидная Франсин не преминула шепотом наябедничать, что кардинал не только духовник Ее величества, принимающий исповеди и отпускающий грехи, но и постоянный источник этих самых грехов. Более скромная или более благоразумная Шарлотта потупила глазки и ткнула сестру локтем в бок), подрастающий Луи XIII терялся в тени всесильной родительницы, его нареченная невеста, инфанта Анна Австрийская, в своем черном одеянии с огромным гофрированным воротником и неизменными четками в руках больше смахивала на послушницу, чем на блистательную принцессу и будущую королеву Франции. Двор пребывал в обычном состоянии — красовался, интриговал и бездельничал.