Мечи Эглотаура. Книга 1 - Эдуард Мухутдинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здорово, — выдохнула Жуля, когда драконы исчезли из виду. — Такое увидеть — никакой дождь обидным не покажется, правда?
— Угу. Это Станс был, что ли?
— Ледяной царь? Думаешь?
— А разве есть еще белые драконы?
— Не слышала.
— Вот-вот…
Словно отправившись вслед за резвящейся парочкой, кончился дождь. Вылезли из укрытий звери и птицы, послышалась бодрая песня соловья, завыли вдали волки, застучал дятел… Черт! Волки?
Ехали неторопливо, помня, что говорил Лем. Мол, к вечеру будем в Габдуе. А раз так, то нечего лошадей гнать.
Появилось солнце. Начало припекать. Такой резкий переход от хмурого осенего ненастья к благодати позднего лета забавен… Одежда высохла, и я наконец смог оторвать взгляд от фигурки Жули. Девушка смущалась, но встречных пока не попадалось, а теперь предмет смущения оказался скрыт. К сожалению и к облегчению…
Я в озеро взгляну, злату рыбку позову!Я точно блевану, рыбке накажу: «Убери!Мне настойку принеси, да покрепче, пасть порву,Принеси, принеси, и не вздумай, не хитри!»
Нестройные вопли понеслись спереди. Я с трудом понял, что говорилось в песне… если это можно назвать песней. Голоса были хриплые, пьяные.
— Совсем как ты в Кму, — сказала Жуля. — Такие же непристойности пел.
— Я?! — изумился я. — Пел? Я ж петь сроду не умею.
— Откуда ты знаешь? Вроде ничего не помнишь. А две недели — это за «сроду» не считается.
— Хм… — И вправду. С чего я так уверен, что не пел? Или, по крайней мере, не пытался? С меня станется. — Ну, и что же я… исполнял?
— Не помню. Что-то непристойное.
— А почему не помнишь? Потому что непристойное или, — я хитро прищурился, — потому что тоже… хм… пела?
— Ну тебя, Хорс, — покраснела Жуля. Замечательно! Я уже соскучился по ее смущенному румянцу. — Сам знаешь, что я пою только когда много выпью. А пью я всегда очень мало…
— Ага, как говорит Серот, ага. Пьешь, и тебе все мало…
— Ну перестань…
За поворотом дороги открылась лесная полянка, на которой полулежали три дюжих мужика. Одеты они были очень неприхотливо, но добротно, в шкуры, умело обработанные и сшитые наподобие шуб. Зачем поздним летом шубы носить?.. В сторонке аккуратно лежали три больших охотничьих лука, из колчанов торчали пучки длинных тонких стрел. Перед мужиками прямо на траве, небрежно подстеленная широкими листьями лопуха, лежала всякая снедь. Курочка, хлеб, соль. На прутьях, воткнутых в землю, нанизаны кусочки мяса. В свернутых листьях была икра, красная и черная, а еще вперемешку. Я оценил и поморщился: какой же там кошмарный вкус… Выделялась пузатая бутыль, наполненная чем-то прозрачным и пахучим. Рядом догорал костер. За костром блестели осколки еще нескольких бутылок.
— Йаааа! — взревел один мужик, завидев меня. — А вот и добыча пожаловала!
Все трое зашлись в жутком хохоте. Я терпеливо ждал продолжения, ибо пока что не понял смысла восклицания. Но Жуля, похоже, поняла. Она сердито нахохлилась и тронула меня за руку, призывая проучить грубиянов.
— У-у-у! — взвыл другой волком. Тот самый звук… Все трое вновь заржали.
Выйдет кочка за ворота,Кидану ее в болото!Резать, жарить и топить,Все равно потом курить!
— Ха-ха-ха! — заливались троглодиты. Я с непроницаемым — надеюсь — лицом слез с Пахтана и подошел поближе.
— Каков вкус? — спросил я, кивая на смесь черной и красной икры.
— Вкус? — посерьезнел один. — Вот представь себе: взял красную рыбу, вырвал у нее трахпричиндалы, выковырял глазки, все смешал и кушаешь. Представил? Ну и как? Ха-ха-ха!
Я размахнулся и пнул предмет описания. Зря, наверное…
Мужики мгновение глазели ошеломленно, икра с глазками уморительно распределилась по их наглым рожам. Тут уже смеяться начал я. Здорово получилось!
— Е-мое, как индейцы, право! Гы-гы!
— Мужик, ты че? — поднялся один охотник. — С ума сошел? Чего икрой разбрасываешься? Думаешь, ее легко найти?
Он вытер лицо, стряхнул икринки на землю и с любопытством посмотрел на меня. Я ждал, когда вся ватага набросится с воплями, предпочитая избить послаще и повпечатлительнее.
— Пить бушь? — внезапно спросил другой. Первый придвинулся и навис надо мной как башня. Я икнул от внезапности.
— А че есть?
— Брага.
— Буду. Жюли, будешь пить брагу?
Девушка с отвращением, презрением и еще целой гаммой эмоций и выражений на лице покачала головой.
— Ну, как хочешь. И правильно. А я буду.
— Спиться хочешь, да?
— Во дает, — толкнул третий мужик второго в бок. — Такая молодая, а уже пилит. Че, строгая жена, э?
— М-м-м, — промычал я, опрокидывая стакан вонючести, предложенный охотниками. Жуля предпочла промолчать, но яростно сверкала глазами в мою сторону.
Я поспешил дать себе установку не пьянеть. Кто знает, подействует ли; но подстраховаться стоит. В конце концов, получилось же тогда в таверне с Лемом.
— Далеко до Габдуя? — спросил я, закусывая непонятного происхождения шашлыком. — А то, понимаешь, идем, идем, давно уже, причем. Да все никак не дойдем.
— Это вы-то идете? — хмыкнул один из охотников. — То-то я погляжу, лошади у вас измученные.
Пахтан возмущенно зафыркал.
— Габдуй, — тягуче, утробным басом начал третий охотник, прежде не подававший голоса, — в полудне ходьбы. Верхом, стало быть, до вечеру можно бы добраться.
— Можно бы? — непонимающе переспросил я.
— Кто ж тебя отпустит?
Я ощетинился.
— Как понимать?
— …Такого компанейского.
Уф. Можно и расслабиться.
— Извини, приятель, но нам правда пора.
Может, я зря это сказал? Двое тут же нависли надо мной с боков, а утробный поднялся и уставился в лицо, дыша перегаром.
— Мы тут подумали и порешили.
— Кого порешили?
— Думу порешили. Порешили, что будешь ты с нами троими сейчас соревноваться. Устроим такое состязание. Выиграешь — пойдешь дальше. Проиграешь — тоже пойдешь. Но уже один.
— Бован! — сказал первый охотник укоризненно.
— Что? Ах, да… Ну, тогда даже один не пойдешь. Будешь нашей законной добычей.
Я немного подумал.
— А если я откажусь?
— Хы-хы! Будем считать, что ты проиграл. Ну что, откажываешься? — охотник перевел взгляд на Жулю, которая с некоторой растерянностью и нарастающим страхом слушала откровения мужика.
— Погоди пока. Что за соревнование?
— Самогон будем пить. Когда свалишься, значит, проиграл.
— А-а… И с кем сражаться?
— Да с нами тремя, однако. — Верзила ухмыльнулся.
— Но это нечестно!..
— Правила устанавливаем мы.
— Нехорошие правила надо менять…
— Кто сказал, что это нехорошие правила? Уж не ты ли? — все трое вплотную приблизились ко мне, дыша перегаром, и, чтобы избавиться от злой пытки, я сдался.
— Ну ладно, давайте соревноваться.
Бутыль, конечно, была большая, но уже почти пустая. На троих этого хватит ненадолго, так что я вполне справлюсь…
— Вабон, сходи принеси угощение гостю.
Первый охотник напролом ушел в кусты, окружавшие полянку. Послышался шум, скрежет, — откуда тут скрежет?!! — мат, потом кусты раздвинулись и появился Вабон, держащий обеими руками нечто чудовищное. Жуля полузадушенно пискнула.
Вабон поставил это на землю, и я умудрился как-то поверить в то, что это действительно бутыль. С самогоном. Челюсть моя отвисла. Такого количества гадости хватит, чтобы споить целый город. И зачем я ввязался в авантюру?
— Как вас всех зовут-то? — спросил я, пытаясь отвлечься. — Меня, например, Хорс…
— Вобан… Вабон… Бован… — представились мужики. — Братья мы. Тройняшки.
Дальнейшее развивалось словно по плохо написанному сценарию. Братья пили много, очень много, но втроем выпивали столько же, сколько я один. Мне начинало уже казаться, что я весь — одна громадная бочка, до краев заполненная самогоном. Чуть только из ушей не течет… В то же время, собутыльники на глазах теряли остатки трезвости, я же не увидел даже веселого тумана пред глазами, обычно плывущего после первых двух чарок. Неужто действует?
В общем, спустя час бутыль опустела. Братья валялись на земле в доску пьяные, не в силах сказать внятно даже свои имена. Я с трудом поднялся, чувствуя себя удавом, проглотившим стадо жидких кроликов, и повернулся к Жуле, сидевшей с большими глазами на пеньке рядом с лошадьми.
— Поехали, что ли?
Девушка закивала, вовсю уставясь на меня. Кажется, таких потрясенных глаз я еще в жизни не видел.
Мы поехали не очень быстро, от тряски Пахтана переполненный желудок чувствовал себя очень неуютно. Конь-демон, зная, каково мне сейчас, специально старался идти вприпрыжку. Я начал икать. Взор Жули утратил изумление и приобрел сочувствие, а потом и раздражение. У меня слегка отлегло от сердца.