Жена моего мужа - Адель Паркс

Но мне никогда не хотелось, чтобы все так произошло.

Узнав о неверности Люси, я расстроилась, как никогда прежде, даже больше, чем после ухода Питера. Я-то думала, что Люси любит Питера.

Как ни странно, мое представление о силе и истинности их любви служило мне своего рода утешением. Я убеждала себя, что, если Питер и Люси любили друг друга до такой степени, что Питер был готов бросить детей и меня, им ничего не стоило разрушить наше счастливое сообщество, заставив друзей занять противоположные окопы, значит, они, возможно, знали нечто такое, чего не знала я.

Возможно, они знали, что «это» существует — то «единственное существо», родственная душа, как хочешь назови. Возможно, они были посвящены в некий несомненный факт, который обычно ускользал от прочих. Мне казалось, будто ужасный эгоизм Люси и Питера обладал какой-то холодной красотой, потому что они верили, что каждый из них является для другого тем «единственным существом», которое делает жизнь более полнокровной и придает существованию смысл. Не такая уж гнетущая мысль, если проследить за ней от начала до окончательного вывода. Льюк и Конни были предназначены друг для друга. Они были «этим» друг для друга. У Дейзи и Саймона тоже «это» было. Я находила утешение в мысли, что если все это так, то мои страдания, возможно, не напрасны. Иногда в свои лучшие дни я мечтала и думала, что, может быть, где-то существует «этот некто» и для меня. В прошлую субботу на свадьбе мне в голову пришла безответственная мысль, что в Крейге, возможно, заключена частица «этого», хотя бы потенциально. Откровения Джоу положили этому конец.

Люси теперь спит с кем-то другим. И теперь невозможно верить во что-то прекрасное, неизменное или значительное, к тому же, если у нас с Крейгом и была какая-то потенциальная возможность, она оказалась разбитой, когда я убежала из ресторана, даже не кивнув на прощание.

Люси снова ограбила меня.

Ненавижу ее.

Мне удается каким-то образом безжизненно функционировать. Я кормлю детей, стираю одежду, глажу, убираю, спорю по поводу необходимости чистить зубы, как обычно, но у меня нет сил по два-три раза проверять их домашние задания или гаммы. Мальчишки пользуются моей рассеянностью и в прошлый вторник «забыли» остаться после уроков на пробы для участия в школьной рождественской пьесе. И теперь очень рады тому, что получили маленькие роли крестьян. Еще с подготовительного класса я мечтала для них о ролях рассказчика или царя, но, похоже, упустила момент. Только на секунду отвела глаза — и все пропало. Такова история моей жизни. Но это в какой-то мере мне даже подходит. Более значительные роли требовали бы постоянных репетиций после занятий, тогда возник бы риск столкнуться с Крейгом, чего я ужасно боюсь. Теперь, когда я отвожу мальчиков в школу или забираю домой, я не дохожу до школьных ворот. Мальчики восприняли это как отклик на их требование о независимости и очень радуются.

Парализованная нерешительностью и шоком, я не знаю, каким будет мой следующий шаг. Хочу ли я сообщить Питеру то, что я узнала о последнем страстном романе Люси? Я, несомненно, испытаю некоторую долю удовлетворения, наблюдая за его реакцией на новость, подобную той, которую он так жестоко сообщил когда-то мне. Я могу разоблачить ее, и никто не осудит меня.

Может, мне вступить в конфронтацию с Люси? Будет приятно увидеть, как она извивается, словно червяк. Показать ей, что не такая уж она умная и мне на этот раз удалось взять над ней верх. Я могла бы угрожать ей и запугивать, хотя это не в моем стиле и не в ее стиле — бояться. Она может даже заявить мне, что Питер знает о ее связях с другими мужчинами. Возможно, они заключили соглашение. Эта мысль кажется мне настолько отвратительной, что я шарахаюсь от нее прочь и стараюсь больше не думать о них.

Конни и Дейзи чувствуют, что со мной что-то не так. Они полагают, что я, должно быть, подхватила вирус гриппа, и решают, что положение достаточно серьезное, поскольку я не отказываюсь от их помощи. Конни не раз отводила вместо меня детей в школу, а Дейзи составила мне компанию в воскресенье, когда мальчики были у Питера, хотя мое общество сейчас не может доставить удовольствия. Я стала плаксивой и скрытной. Я слышу, как они перешептываются на кухне, спрашивая друг у друга о причине моего нездоровья. Я отказываюсь ответить на вопросы, было ли мне весело на свадьбе с Крейгом. Я предвкушала, как поделюсь с ними своими восторгами, но теперь мне кажется, что это было много световых лет назад. Мне еще предстоит решить, хочу ли я поделиться с ними недавним открытием по поводу неверности Люси. Это сложно: Дейзи, несомненно, придет в ярость и станет настаивать, чтобы я немедленно разоблачила Люси и сделала это как можно более жестко. Я не уверена, смогу ли вынести ее гнев, если он перехлестнет мой собственный. Конни ужасно расстроится. Люси же ее подруга.

О боже, это если предположить, будто Конни не знает о связи Люси. Но возможно, она наперсница Люси. Эта мысль кажется мне ужасной, но вполне допустимой. У самой Конни в прошлом была тайна. Говорят, леопард никогда не изменит свои пятна. Я хочу доверять ей, но это не так просто. Странно, что последнее преступление Люси так основательно подточило мою веру в человеческую природу. Какого черта я возлагала свои надежды на Люси — это просто загадка. Но кто бы мог подумать, что она способна причинить еще больше вреда, еще больше горя? Неужели этому нет предела? Я начинаю тщательно анализировать каждое предложение, которое произносит Конни, и предельно осторожно расспрашиваю ее, счастлива ли Люси на работе и с Питером. Она проявляет такую же сдержанность, как всегда в последние пять лет. Спокойно, но твердо она дает мне понять, что ей неудобно говорить со мной о Люси. Ее последовательность приободряет меня.

Каждую ночь я ложусь в постель, опустошенная дневными бесконечными размышлениями по поводу фактов, слухов и предположений. Самое обидное в этом то, что я готова держать пари, что Люси спит спокойно. Исходя из моего опыта, нечестивые снят спокойно, а те, у кого есть совесть, ворочаются с боку на бок без сна.

Глава 42 ДЖОН

Четверг, 23 ноября 2006 года

Крейг позвонил мне и сказал, что не хочет встречаться в пабе. Более того, он заявил, что вообще не хочет идти сегодня в паб.

— Почему? — удивился я.

— Я хочу поговорить.

Неужели все хотят со мной говорить?

— О чем?

Он слышит панику в моем голосе и пытается успокоить меня:

— Ничего особенного. Я просто хочу сказать, что в большинстве из этих пабов, куда мы обычно ходим, так шумно, что невозможно не только сосредоточиться, но даже услышать самого себя. Я куплю несколько банок пива и приготовлю спагетти.