Том 1. Стихотворения. Поэмы - Константин Михайлович Симонов

только жаль: домой придем –

Спасибо нам никто не скажет.

По дому так грызет тоска,

Что офицеров не спросили,

От них секретом два лужка

Швейцаркам здешним накосили;

Поднялись рано, до зари;

Свистели травы луговые

Так, словно вновь мы косари,

А не солдаты фрунтовые.

2

«Георгий» прицепив к рубашке,

Зевнув, перекрестивши рот,

Суворов вышел нараспашку

И сел на лавке у ворот.

Штабной принес ему газету.

Суворов, посмотрев мельком,

Свернул газету колпаком

И голову прикрыл от света.

Как под Москвой с горы Поклонной,

Был сразу виден целый край;

Путь вниз – в оливковый, лимонный,

Заросший виноградом рай,

Путь вверх – по грифельным отрогам,

По снежным голубым венцам,

По зажигавшимся, багровым,

И снова гаснувшим зубцам.

А здесь, еще как до войны,

Все так же засевают нивы,

В фаянсовые кувшины

Поджарых коз доят лениво.

Суворов нехотя смотрел

На коз, на девочку-швейцарку…

Он за год сильно постарел.

Ему то холодно, то жарко.

Все чаще тянет на сенник,

Все реже посреди беседы

В нем оживает озорник,

Седой буян и непоседа.

А кажется, еще недавно,

Когда он Вену посетил,

Там над приезжим лордом славно

Он по старинке подшутил:

Четыре дня подряд являлся

К обеду в спущенном чулке,

И англичанин удивлялся

Такой причуде в старике.

Ну что же, пусть предаст огласке,

Чтоб знал британский кабинет,

Что у фельдмаршала подвязки,

Бишь ордена Подвязки, нет…

Теперь не то: он сам теперь

Стал подозрительней и суше –

Нет-нет и вдруг отворит дверь,

Грозясь обрезать чьи-то уши.

Австрийский генерал-бездельник

Опять недодал лошадей,

А из России ни вестей,

Ни пушек, ни полков, ни денег.

Ну что же, ладно! Только жаль,

Никак солдатам не втолкуешь,

Зачем зашел в такую даль,

За что с французами воюешь.

Бывало, скажешь им: за степи,

За Черноморье, за Азов!

Вослед полкам тянулись цепи

Переселенческих возов…

А тут – как об стену горохом,

Тут говоришь не говоришь –

Рязанцы понимают плохо,

На кой им шут сдался Париж.

«Эй, Прошка!» – «Что?» –

«Послушай, Прошка,

Ведь все-таки фельдмаршал я.

А ты мне, старый черт, белья

Не хочешь постирать ни крошки.

Вот царь велит мне взять Париж,

Одержим мы с тобой победу,

А ты напьешься, задуришь, –

Так без рубашки я и въеду?»

«Я б рад стирать, да нелегко,

Погода все стоит сырая.

А до Парижа далеко –

Весь гардероб перестираю.

Да вы бы лучше, чем сердиться,

Сапожки б взяли да палаш

Да сверху б натянули плащ –

Недолго ведь и простудиться».

Снег перестал. Дул ветер с моря,

Дрожали первые лучи,

Надувши щеки, трубачи

По всем полкам играли зорю.

И конский храп и трубный плач

Летел по сонным переулкам

И, отскочив от стен, как мяч,

Об землю ударялся гулко.

На горном голубом ветру,

Как пробки, хлопали знамена,

За пять минут, как на смотру,

Выстраивались батальоны.

Суворов вышел на задворки,

Там запоздавшие: одни

Белили второпях ремни,

Другие штопали опорки.

Какой-то рослый новобранец,

Вспотевши, расстегнув мундир,

Никак не мог засунуть в ранец

Дареный жителями сыр.

«Не можешь, немогуузнайка!

Ну ладно, счастье, брат, твое,

Что мне попался. Сыр подай-ка

Да крепче в пол упри ружье».

Суворов, как татарин, важно

Приготовляющий шашлык,

Взял сыр, слезящийся и влажный,

И насадил его на штык.

«А коли будут разговоры,

Начнет тебя бранить сержант,

Скажи ему, что сам Суворов

Отвел штыки под провиант».

. . . . . . . . . . . . . . .

Последний егерский отряд

Поспешно втягивался в горы.

Почти над каждым из солдат,

Как раз на штык прийдяся впору,

Слезами молча обливаясь,

Изнемогая от жары,

Шагали в ногу, не сбиваясь,

Русско-швейцарские сыры.

3

Уже в горах ему сказали,

Что путь на Сен-Готард закрыт.

Он огляделся – грозный вид!

По скалам в пропасти сползали

И пропадали облака.

Внизу орел парил устало,

И узкая, как нож, река,

С камней срываясь, клокотала.

Тогда, оборотясь к солдатам,

Он крикнул: «Русские снега

От нас далеко. Что ж, ребята,

Возьмем хоть эти у врага!»

Старик шутил, но всякий знал:

Коль шутит он, так жди, что скоро

Махнет рукой, подаст сигнал –

Напропалую через горы.

Фельдмаршал наш – орел старик,

Один грешок за ним – горячка:

Хоть на локтях, хоть на карачках

Ползти заставит напрямик,

Он на биваке дров достанет,

Из-под земли харчи найдет,

Зато беда – кто в бой отстанет,

В атаку мешкотно пойдет.

Под ядрами, не дуя в ус,

На роту роту, полк уложит

И полк на полк, пока доложат,

Что тыл нам показал француз.

При Нови жаркий приступ был.

Мы трижды их атаковали.

Они нас трижды выбивали.

Завидев полк, идущий в тыл,

Старик примчал в одной рубахе;

Слетев с казацкого седла,

Перед полком, молчавшим в страхе,

Катался по земле со зла.

…Что ж, мы пошли в четвертый раз

И взяли Нови!.. Шли солдаты,

Сержант припоминал Кавказ,

Где он с полком бывал когда-то.

Кусая ус, седой капрал

Глядел на выси Сен-Готарда

И новобранцам бойко врал,

Что заготовлена петарда, –

Вот как забьют да запалят…

Скользя, взбираясь вверх по тропке,

Суворов объезжал отряд;

На вьючной лошади, в коробке,

Везли и жезл и ордена –

Они нужней ему в столице.

С одним «Георгием» в петлице,

В мундире