Красный свет - Максим Кантор

– Ты говори громче, слышу плоховато в последнее время. Не пришел… а зря! Мы, Дешков, нуждаемся в поддержке офицерского состава – легко ли работать среди казаков? – Майор посмотрел пристально на Дешкова. – Сегодня казакам все привилегии, а народ они неуправляемый. Но это разговор особый. Стало быть, согласно решению, всех подследственных из сто десятого специзолятора перевели в специзолятор в город Куйбышев.

– В Куйбышев? – Дешков шепотом переспросил; он запоминал, куда ехать.

– Вот, ты, Дешков, почему задаешь вопрос? Потому что знаешь: мы обязаны знать ответ. У всех людей имеются обязательства… Ты на это рассчитываешь… Только своих обязанностей помнить не хочешь. Касательно эвакуации заключенных имеется распоряжение товарища Никольского, начальника тюремного управления НКВД. И директива комиссара третьего ранга товарища Меркулова имеется, еще июньская директива, между прочим. И если бы ты интересовался жизнью страны, ты бы про эти документы обязательно знал. «О задачах органов госбезопасности прифронтовых областей». А Москва, будет тебе известно, город прифронтовой, с октября месяца на осадном положении. Что из этого следует?

– Что? – спросил Дешков.

– Следует то, что директива 136/6171 вступила в силу. Да, Дешков, вот такой номер у директивы… Цифры, цифры… Скучно, да? Шестого ноября этапировали из Москвы спецобъект за номером 110. Везли в Куйбышев спецэтапом, проходящим у нас под соответствующим номером… 16/44. Именно так. Однако до Куйбышева состав не дошел. Поезд подорвали немецкие фашисты.

– Погибла? – как спросил, непонятно. Губы мертвые стали.

– Данных не имеем. – Коконов наморщил лоб и уточнил: – Погибших, судя по всему, немного. Основная масса людей из спецвагонов подалась к немцам.

– Подалась к немцам?

– Взяли их в плен.

– Кого взяли в плен, – спросил Дешков, – заключенных? Товарищ майор, кого взяли в плен? В какой лагерь погнали?

– Мне, Дешков, маршал фон Бок не докладывал. Хотел бы я у фон Бока многое спросить, но пока не спросил. Вот когда победим, мы ему много вопросов зададим. Так что людей из спецэшелона, скорее всего, забрали в самый ближний лагерь. А лагерей здесь много.

– Какой – ближний?

– Я ведь, Дешков, в разведке не работаю. Свои обязанности выполняю – а этот вопрос не ко мне. Зависит от того, где гитлеровцам рабочая сила нужна. Где они строятся. Может, в Ржев погнали. А может, и в Слуцкий лагерь погнали. Хотя Слуцк существенно дальше. Слуцкий лагерь у немцев – это типа сортировочной базы. Оттуда людей дальше отправят.

– Товарищ майор, куда – дальше?

– Это уже, Дешков, не в нашей компетенции. – Коконов развел руками. – Но не думаю, что погнали в Слуцк. Мое такое мнение, что по морозу люди до Слуцка не дойдут. Умрут люди по дороге. А транспорт пленным не дают, пешие этапы. Скорее всего, какой-то ближний штатлаг. Сычевка, например.

– Пешком идут? – спросил Дешков.

– Сведений о том, что немецкие фашисты предоставляют советским пленным транспорт, не поступало. – Коконов пошутил, но получилось не смешно. – Всей информацией, какой располагаю, мы с тобой поделились. Решено было тебя поставить в известность. Официальный запрос можешь в Москву отправить, право такое у тебя есть. Клименюк считает, – Коконов говорил о командире полка, – что твоему письму дадут ход. Жена твоя, сын твой – тебе должны ответить.

– Сын?

– По нашим данным, Дарья с ребенком.

– Сын? Родился сын? – Дешков встал.

– Ты, Дешков, правильно делаешь, что переживаешь. Пойди на воздух, походи по морозу. Неожиданность для тебя, понимаю. Ты подыши, успокойся, а потом садись запрос писать. Я тебе подскажу, как писать. – Коконов говорил, а Дешков стоял и слушал. – Я, дескать, такой-то, Сергей Григорьевич Дешков, чин армейский не забудь, часть не забудь указать, прошу сообщить… Или, например, так: прошу разрешить выслать передачу – вот тут они тебе обязаны адрес сказать. Пусть поищут адрес. По форме все напишешь, придешь ко мне, я завизирую – и пойдет твое письмо в Москву, в Главное управление. Согласен с тобой: потеря большая. Ощутимая потеря. Но ты же врагам и отомстишь.

– Сына с ней оставили? – спросил Дешков тихо.

– Кто же про фашистов знает, Дешков. И для чего ты спрашиваешь? Себя мучаешь. Брат у меня погиб в Мценске. А я не плакал. Ступай пройдись. Я хожу – мне помогает.

Комиссар Коконов действительно много ходил. Над ним даже смеялись: ведет себя странненько – ходит без надобности туда-сюда, вдруг встанет посреди дороги, достанет из кармана блокнот, запись сделает карандашом. Думали: характеристики на сослуживцев пишет – а оказалось, стихи сочиняет комиссар. Кто-то подсмотрел, в блокноте все в рифму.

– Мы с Клименюком сделали все что могли. От себя добавлю, что сочувствую тебе. – Комиссар тоже встал, протянул широкую ладонь.

– А раньше, товарищ майор, вы мне ничего не говорили. Почти полгода. Почему? – Не получилось пожать руку комиссару.

– Ты бы спасибо сказал, Дешков, что хода истории не дали.

– Не сказали раньше – почему? – прошептал Дешков.

– Спасиба от тебя не дождемся. Что ж, – Коконов медленно опустил руку, – свободен, Дешков. Ступай.

Дешков вышел из комендатуры, встал на четвереньки в снег, так и стоял. Тер лицо снегом, но на этот раз не помогло. Он ел снег, откусывал от наста большие куски и жевал. Комиссар Коконов вышел на крыльцо вслед за ним, посмотрел на Дешкова, как тот кусает наст, ушел к себе в кабинет.

Дешков стоял на четвереньках долго, пока не замерз, а затем поднялся на ноги, пошел в избу. Панчиков спал на печи, свесив вниз руку. Додонов с Успенским пили чай. Сергей Дешков сел на койку, поговорил с Успенским – тот сидел на табурете и ел хлеб. Успенский всегда умел найти еду, а найдя, сосредоточенно ел, ни на что не отвлекаясь.

– Что такое? – спросил Успенский, не глядя на Дешкова. – Я хлеб достал. Вот ем.

– Ты какие лагеря под Ржевом знаешь?

– Под Ржевом? Лагеря? – не отвлекся от хлеба и вопроса не понял.

– Все места, которые знаешь, мне назови. Все лагеря, которые построили фашисты. Все лагеря вокруг Ржева, куда русских увозят.

– А тебе зачем? Ты чего дрожишь? К печке ближе садись.

– Ищу человека, в лагерь попал. В Германию могут угнать.

– Запросто угонят. Кто здоровый, они всех гонят. Этих штатлагов, знаешь сколько! Про Могилевский лагерь рассказывают. Так это далеко. Про Слуцкий лагерь говорят. Но это уже в Белоруссии. А самый большой лагерь в самом Ржеве. Про Сычевку тоже рассказывают. Но в Ржеве – самый большой.

Дешков карту знал хорошо. Он соображал, как идти.

– У тебя вид нездоровый, Серега. – Успенский, городской житель, произнес словосочетание «нездоровый вид» совсем как их сосед по дому – профессор Рихтер. «У вас нездоровый вид, вам необходимо остаться в постели», – интеллигенты умеют дать совет. Рихтер – добрый человек, но бессмысленный. Он встретил их с Дашкой на улице, спросил, как они себя чувствуют. «У вас, Дарья, бледный вид, вам необходима консультация врача. Позвоните своему знакомому врачу, а до той поры оставайтесь в постели». Смешные эти евреи. Тогда Дешков не удержался, съязвил: «У нас, Моисей Исаакович, и постели нет приличной – и врачей знакомых не имеется». «Как же так, Сережа?! – ахнул Рихтер. – Вашей жене категорически необходима квалифицированная забота».

Моя Серая Шейка, думал Дешков. Он всегда свою жену Серой Шейкой звал, точно уточку в детской сказке. И когда думал про нее, говорил «Серая Шейка». А про сына он даже думать не мог.

– Что люди там у немцев делают? Их бьют? Комиссаров сразу убивают, а других не убивают?

– Что ты у меня спрашиваешь? Ты у фашистов спроси, что они там с людьми делают.

– Я тебя спрашиваю, потому что ты слышал, что говорят. Работают в лагерях тяжело?

– Работать долго не получится – долго там не живут. Если мужик крепкий, то, конечно, подольше протянет, они найдут, чем ему заняться. А если от роду нездоровый – они сразу доходяг стреляют. Им лишний рот не нужен, еды нет. Откуда сейчас еда? Не дают есть совсем доходягам. Помнишь людей под Волоколамском? Они мне и рассказали.

Верно, они под Волоколамском беженцев встретили, те рассказали, как сгоняли в лагерь; они сами спрятались в сожженном доме, в подвале – их не нашли: через щели подсматривали, видели, как слабых и больных немцы сразу расстреляли. Ходил вдоль рядов военный и в рот людям стрелял.

– Но без причины людей не убивают? – Как глупо спросил; сам знал, что убивают без причины.

– Мужиков здоровых они берегут. А детей убивают. Если младенец беспомощный, так сразу уморят.

– Уморят? – Он и сам знал, но спросил все равно: мы всегда переспрашиваем, от отчаяния.

– А зачем немцам русский ребенок? Сам посуди. Уморят голодом, либо сразу – головой об стену. Много таких случаев. И женщин они долго не держат. Попользуются – и в расход. Хотя женщина иной раз дольше мужика живет. А все же недолго бабы живут. Сколько человек может протянуть, когда мучают? Ну, пару месяцев тянут, конечно. А потом сил уже нет.