Виа Долороза - Сергей Парфёнов

Правда, сейчас был совсем другой случай, совсем другой… Сейчас было не до политесов… Нужен был профессионал… Военный… Желательно имеющий боевой опыт и немаленькое воинское звание. В памяти у Бельцина всплыло лицо генерала Курского с его твердым, волевым взглядом из-под под лихого темного чуба.

"Закончил Академию Генштаба, – вспомнилось Бельцину, – был Афганистане… Гм-м…" Бельцин взял с позолоченной подставки отточенный карандаш и принялся нетерпеливо вертеть его в руках. Потом протянул руку к пульту громкой связи и сказал:

– Найдите мне генерала Курского. И пришлите его ко мне…

Через несколько минут в его кабинет, коротко поступавшись, вошел Чугай.

– Вызывали, Владимир Николаевич? – спросил он, оставляя за собой широко открытую дверь. За его плечами Бельцин увидел рослую фигуру Кожухова, из-за которой выглядывал чуб генерала Курского.

– Проходите… Садитесь! – кивнул тяжелым подбородком Бельцин на стоящие рядом со столом стулья.

Кожухов, Чугай и Курской прошли в кабинет. Дождавшись пока они рассядутся, Бельцин ошпарил их нетерпеливым взглядом и произнес:

– Я позвал вас потому, что считаю, что сейчас самое главное это обеспечить защиту Дома правительства… Надеюсь понятно, что в Москве мы сегодня оказаться не должны? Если кто-то ещё не понял, объясняю… То что, на дороге оказались вооруженные люди, – не случайность! Совершившим государственный переворот не нужен ни президент России, ни российское правительство! Поэтому заявляю сразу – с ними у нас не будет никаких переговоров! – произнеся это, Бельцин гулко ахнул широким кулаком по столу, словно поставил в вопросе жирную точку. Приглашенные поняли – прений не будет. Бельцин ничего не собирается забывать или прощать. Произнесенное только что – это не просто фраза, вырвавшаяся в горячке натянутых нервов. Нет! Это приговор… Заочный приговор путчистам…

Бельцин сумрачно потянул широким носом, успокаиваясь, а потом посмотрел на Чугая:

– Тимур Борисович, какие будут предложения?

Чугай, сцепив перед собою короткие пальцы, произнес с озабоченным видом:

– Я, конечно, не военный, Владимир Николаевич… Но есть одна идея… Считаю, что надо срочно организовать вашу прессконференцию… Заявить, что российское руководство требует созыва Верховного Совета, и объявить, что правительство России действует строго в рамках Конституции… Этим мы лишим путчистов возможности ссылаться на обеспечение законности и правопорядка… И надо обязательно привлечь западные СМИ… Во-первых, это мировой резонанс… А главное… Против иностранных граждан путчисты побоятся применить силу… Поэтому иностранные журналисты и репортеры должны будут постоянно находится здесь и вести отсюда свои репортажи…

Бельцин сидел, угрюмо поджав узкие, бледные губы. Взгляд его серых холодных глаз стал ещё более жестким…

"Бледновато… Бледновато… – мрачно думал он. – Одними журналистами путчистов не осилишь… Уж коль решились на путч, значит, плевать они хотели и на общественное мнение, и западных журналистов… У них сейчас на карту поставлено все! Все, включая собственные жизни… Поэтому сейчас нужно не митинги организовывать, а обеспечивать оборону Белого дома… Нужны люди, которые, не репортажи будут делать, а смогут держать оружие в руках…"

Бельцин отрешенно посмотрел на полноватое, гладкое лицо Чугая, а затем перевел нахмуренный взгляд на Кожухова.

– Александр Василич, что у нас с людьми и вооружением? – спросил он.

Кожухов подался вперед.

– С оружием все нормально… В Белом доме свой арсенал… У нас более пятисот автоматов Калашникова, около тридцати гранатометов "Муха"… Есть и несколько огнеметов "Шмель"… А это страшное оружие, можете мне поверить… А вот с людьми… С людьми плоховато… В службе безопасности президента России всего тридцать два человека… Это, конечно, кот наплакал… Если будет штурм – долго не продержимся… Поэтому я предлагаю раздать оружие всем служащим Дома правительства и организовать отряды самообороны… Необходимо также усилить контроль за входом в здание, устроить пикеты вокруг него, чтобы охрану извещали о том, что происходит вокруг… Это позволит избежать внезапности нападения… Я могу ещё связаться с организацией воинов-интернационалистов… Уверен, они нас поддержат… Если ещё подойдут танки полковника Соколова, думаю, отобьемся…

Бельцин кивнул и вопросительно взглянул на генерала Курского.

– Ну, что скажите, Роман Иваныч? Я вас пригласил, специально, как военного специалиста…

Курской долго и внимательно разглядывал свои руки, словно оценивая стоит ли говорить то, о чем он думает или нет; наконец, сильно встряхнув головой, – длинный чуб упал на лоб упрямыми прядями, – произнес:

– То, что предлагается – это конечно хорошо… Работа нужная… Но обстановка такова, Владимир Николаевич, что мы сейчас находимся в окружении войск, которые подчиняются путчистам… На их стороне армия, КГБ и милиция… И плюс ещё спецподразделения… А там у каждого бойца, или командос, не знаю уж, как точней назвать, полный боекомплект – портативные гранатометы, огнеметы, ещё черте что, вплоть до стреляющих перчаток… Танки полковника Соколова для спецназа не помеха… И ни "Шмели", ни "Мухи", ни даже пятьсот добровольцев их не остановят – в Афганистане, когда штурмовали дворец Амина, они это хорошо показали… Поэтому, на мой взгляд, выход только один – организовать вокруг Белого дома живое кольцо… Только живой щит может их остановить… Думаю, что после Вильнюса и Тбилиси они не решаться на крупные жертвы среди гражданских лиц…

Он замолчал, выжидательно уставившись на Бельцина, а Бельцин, угрюмо наклонив голову, продолжал вертеть в руках тонко отточенный карандаш. Ему вдруг вспомнились слова украинского президента, произнесенные в недавнем телефонном разговоре: "Усё закончится сразу после першой крови, Владимир Николаевич! Розумеешь? От тут главное, щоб це була не наша с тобою кровь! Як думаешь?"

Ссутулившись, Бельцин ударил тупым концом деревянного стержня по полировке стола и широкая столешница отозвалась протяжным, гулким стоном. Бельцин продолжал угрюмо сидеть, а карандаш в его руках сделал ещё один оборот и снова ткнулся в гладкую поверхность стола. В голове у российского президента продолжал звучать настойчивый хохляцкий говорок:

"Як думаешь?… Як думаешь?… Не наша с тобою кровь…"

Сидящие за столом напряженно молчали, а Бельцин вертел в руках карандаш, изредка ударяя им стол, – удар, оборот, удар, оборот… "Як думаешь?… Як думаешь?…"

Мерные удары в тишине кабинета – нудные, пронизывающие, как китайская пытка, – были невыносимы… Казалось, карандаш назойливым метрономом отсчитывает тягучее время. Когда молчание стало нависать тяжелой, давящей глыбой, карандаш в руках Бельцина вдруг пронзительно хрустнул и разлетелся по столу десятком мелких осколков. Бельцин широким жестом смахнул острые щепки в стоящую рядом корзину и вскинул глаза на сидящих.

– Значит так! – произнес он. – Тимур Борисович… (Хмурый взгляд на Чугая.) Тебе необходимо в ближайшее время доработать текст Обращения к гражданам России и организовать мою пресс-конференцию… Твоей задачей также будет создать общественно-политический штаб, который будет поддерживать связь с общественностью и средствами информации. Роман Иванович! – Бельцин глянул из под строго сведенных бровей на Курского. – Вам надо будет привлечь к зданию правительства, как можно больше москвичей – обеспечить для этого печать и распространение листовок в людных местах… Скооперируйтесь с Чугаем… Возможно потребуется, чтобы люди находились здесь не один день, – надо будет обеспечить подвоз продовольствия… Свяжитесь с мэром Москвы, пусть организует… И вот ещё… Сейчас сюда должны подойти танки полковника Соколова – необходимо их грамотно расставить… (Бельцин перевел взгляд на Кожухова.) А тебе, Александр Василич, продолжать заниматься организацией обороны внутри самого Дома правительства…

Москва, наполнившееся скрежетом тяжелых гусениц, скрипом и рычанием военной техники, поползла слухами, задергалась… Люди в недоумении глядели на улицы с боевыми машинами и приникнув к приемникам, как совсем недавно, в доперестроечные времена, жадно ловили каждое слово заокеанских голосов и новых отечественных коммерческих радиостанций… Опять насущными стали извечные русские вопросы – "что будет?" и "что делать?"

Старый приемник на кухне в квартире Таликова натужно хрипел и трещал, стараясь изо всех сил удержаться на волне радиостанции "Эхо Москвы". Этим приемником Игорь пользовался редко, потому-то он и остался одной из тех старых, забытых вещей, которых Игорь не успел заменить, или просто не обратил внимание, как на многие другие мелочи, на которые он не хотел и не успевал размениваться теперь, когда почувствовал себя, как жеребец, долго стоявший в узком и тесном стойле и, наконец-то, вырвавшийся на волю. Но, как известно, мелочи, на которые привычно не обращаешь внимание, иногда вдруг выходят на первый план и, тогда начинаешь жалеть, что не замечал их раньше. Теперь Игорю приходилось расплачиваться за это свое невнимание, пытаясь уловить сквозь хрипы и треск то, о чем вещала новая московская радиостанция.