Под кодовым названием "Эдельвейс" - Пётр Поплавский

«Здесь нас и догнал, — подумал генерал Роговцев, — потому что наступление приостановилось…»

— Очень быстро наши наступали, — медленно говорил старик. — Очень быстро немцы бежали. А я — что? У меня машины нет, я на своих двоих.

Анзор нетерпеливо передвинулся на скамье.

— Но с поручением от н е е, — старик поднял палец вверх, — я бы и на край света пошел.

— Кто же она? — в тон ему спросил Роговцев.

— Немецкая девушка.

— Как ее звать? — спросил Роговцев, уже предвидя ответ, каким бы неимоверным он ни представлялся в сообщении старого Астана.

— Фрейлейн Кристина Бергер.

Генерал Роговцев в отличие от майора Тамбулиди, который после слов Астана едва не вскочил на ноги, ничем не выказал своего волнения.

— Что вы знаете о ней? — спросил буднично, — Об этой немке Кристине Бергер?

— Она ходит в эсэсовской форме, служит переводчиком в СД, потому что изучила наш язык, военное звание — шарфюрер. У нее — пес. Куда ни пойдет — пес с ней. Шерсть у собаки тоже эсэсовская — черная. С такой девушкой любому надо быть осторожным. В случае чего, псина сразу вцепится в горло.

— Выходит, эта немка — наш враг? — умышленно спросил генерал Роговцев.

— Да что вы! — возмущенно замахал на него руками старик. — Эта фрейлейн — наш, советский человек!

— Откуда вам это известно?

— Я был связан со ставропольскими подпольщиками, выполнял важные поручения — записывал, что немцы у нас награбили и куда пересылают груз. Мне это нетрудно было делать, ведь немцы на бирже труда назначили меня упаковщиком в зондеркоманду «Кюнсберг».

— При чем здесь немка? — своими вопросами Матвей Иванович не давал старику отвлекаться, так как тот тяготел к излишним подробностям.

— Однажды вечером она пришла ко мне домой и назвала наш подпольный пароль — не знаю, откуда она узнала его. Я сначала не очень ей поверил — всякое бывает… Но она ни о чем лишнем меня не расспрашивала, и это меня успокоило. Я гостеприимно пригласил ее, начал рассказывать о своей работе у немцев…

— Зачем же она приходила к вам?

— За помощью.

— Какой?

— Она попросила, чтобы я принес рацию, которую она якобы закопала далеко за городом. Хотя я сомневался, но пошел… И что бы вы думали, товарищ генерал?

— Я вас внимательно слушаю.

— Рация оказалась на месте! И на самом деле — была давно закопана. Я в этом разбираюсь — не один кувшин с вином закапывал…

— Что же сделала с рацией фрейлейн?

— А ничего особенного — начала передавать нашим немецкие секреты.

— Откуда знаете?

— Как откуда?

— Это она вам сообщила?

— Ни слова! Но ведь я не первый год на свете живу, голова у человека для чего? Думать! А мысли — они разные возникают…

— Резонно. Теперь скажите, почему она приказала искать меня?

— А! В том‑то все дело! Беда случилась, такая беда, что ничего и придумать нельзя. Я — туда, я — сюда, мыкался, как в пустыне…

— Но что же произошло?

— Батареи от рации кончились, и фрейлейн уже не могла передавать нашим секреты. А их становилось все больше и больше.

— С ними вы и пришли? — понял наконец генерал.

— Ясное дело — с ними! Девушка верила мне, потому что мое слово — скала!

— Что же передала с вами Кристина Бергер?

— А вот что, сейчас увидите. — Астан распорол тонким кинжалом полу своего безрукавного ватника и извлек плоский пакет из потемневшей замши, прошитый грубыми нитками, нарезанными из тонкой шкуры.

— Кристина предупредила, — сурово сказал он, — пакет не открывать. В нем два пакетика в черных обертках: в маленьком — фотопленка, в большом — очень тонкая лента, что сама рвется… Осторожно!

— Еще есть что‑нибудь?

— Конечно! — теперь Астан потрошил вторую полу своего ватника. Вытащил блокнот в целлофане, сквозь который на коже обложки были видны готические буквы.

— Об этой тетради, — сообщил Астан, — Кристина сказала: она была потеряна, а потом снова найдена. И заверила, что вы, товарищ генерал, знаете, чья она!

— Интересно, — проговорил Роговцев, беря целлофановый пакет, и с первых же букв понял: дневник Мюллера! Того самого палача, которого пристрелила «Студентка», спасая от ловушки и гибели разведчика Алексея Маркова! Именно об этом дневнике рассказывал Калина.

— Так знаете чей? — тревожно спросил старик.

— Знаю.

— Это хорошо, — успокоился Астан, — Потому что есть у меня еще одна вещь, о которой я ничего объяснить не могу. Я просил Кристину, чтобы она хотя бы несколько слов написала, а она — эх!.. Не послушалась.

Теперь Мирза — Хатагов потрошил ватник там, где пришиты пуговицы. Наконец вытащил свернутую бумажку. Развернул ее, протянул Матвею Ивановичу, заметив:

— Вот видите, цифры и цифры… Хотя бы два словечка! Невоспитанно как‑то… Но, товарищ генерал, девушка она хорошая, ей все можно простить.

— Дорогой товарищ Мирза — Хатагов, все хорошо. Даже прекрасно! Вы оказали нам огромную услугу. От себя и командования фронта я объявляю вам глубокую и сердечную благодарность.

— Так за что же, — смутился старик, — ничего особенного…

Генерал Роговцев вызвал дежурного:

— Товарищ лейтенант, подготовьте документы за моей подписью о награждении Астана Мирзы — Хатагова медалью за проявленное мужество в борьбе с немецкими оккупантами.

— Слушаюсь!

— И вот еще что… Позаботьтесь о теплой одежде для товарища Хатагова. Не найдется гражданской, возьмите на складе военную.

— Зачем гражданскую? — сказал старик. — Медаль годится к военной.

— Идемте, дедушка, — предложил лейтенант. — Будет вам военная форма. С иголочки!

Они вышли.

— Товарищ майор, немедленно — в фотолабораторию и в шифровальный отдел. Приказ: работа срочная!

— Я мигом! — вскочил на ноги Тамбулиди.

Генерал Роговцев остался в комнате один. Придвинул к себе жесткую блок — тетрадь, на первой странице которой красовалась каллиграфическая надпись: «Дневник лейтенанта Мюллера. ГФП 1942».

За чтением не заметил, как прошло время. Напомнил об этом майор Тамбулиди, когда вернулся, выполнив задание:

— Готово, товарищ генерал — майор!

— Вот что, Анзор, — сурово сказал Роговцев, — возьмите этот отвратительный дневник и завтра же передайте куда надо, как разоблачительный документ преступлений, которые совершали гитлеровцы против мирного населения.

— Слушаюсь!

— Теперь докладывайте!

— В шифровке изложены данные на четырех агентов Хейниша и места оседания в нашем тылу. На магнитофонной пленке — разговоры Хейниша с каждым агентом с изложением заданий. На фотопленке фото всех четырех изменников вместе с еще неопознанным оберштурмфюрером СС. Звукозапись перепечатывается машинописным текстом.

— Вот так «Студентка»! — с уважением произнес генерал. — Как ей все это удалось сделать?

— Смелая девушка! — цоддержал его Анзор.

Книга третья.

Последний рубеж Кристины Бергер

Глава первая.

ТЮРЬМА С ФАМИЛЬЯРНЫМ НАЗВАНИЕМ

Поезд прибыл на Силезский вокзал в два часа дня, но казалось, что уже наступают сумерки. Серые, набухшие тучи низко висели над Берлином. Моросил дождь. Дым от многочисленных заводов индустриального города, прижатый к земле тяжелыми тучами, растворялся в воздухе и расползался по Берлину желтокислым туманом. Эшелон, к которому была прицеплена платформа с двумя автомашинами, служебным и упакованным в казенного типа ящики личным имуществом оберштурмбанфюрера Хейниша, загнали на запасной путь, подальше от помещения вокзала. Из окна спального вагона над блестящими от дождя крышами длинных составов была видна темная громада вокзала. По его стене свисало огромное полотнище, на котором в белом круге чернела фашистская свастика.

На фрейлейн Кристину Бергер все это навеяло хмурое настроение и враждебность к этому городу. Ей тяжко было сознавать, что в этот день, как и в ближайшие, очевидно, придется не раз выказывать свой восторг перед столицей «любимого фатерлянда», как и надлежит образцовой, высокопатриотичной, верноподданной фольксдойче. Поэтому она даже обрадовалась, когда убедилась, что настроение ее шефа тоже не из лучших. Отпадала необходимость с первых минут лицемерить, выдавая себя за восторженную, веселую н счастливую провинциалочку, которая впервые попала в город, где «фюрер действует, творит и думает за всех немцев».

— Безобразие! — убежденно проговорил Хейниш, выходя из своего купе. Он был в новеньком, безукориз — пенно сидящем мундире, свежевыбритый, аккуратно причесанный и тщательно надушенный. Собрался, словно на парад. Неужели надеялся, что его встретят с фанфарами? Сколько их в рейхе, таких вот Хейни- шей?