Император для легиона - Гарри Тертлдав

– Хорошо сказано! – воскликнул Туризин. Недоверие Императора к островитянам притуплялось, когда их мнения совпадали с его собственным.

Ворцез развернул длинный пергаментный свиток.

– Цифры, приведенные здесь, подтверждают мою правоту…

Но для солдат цифры ничего не значили, а он разговаривал с солдатами. Туризин смял свиток и отбросил его в сторону, зарычав:

– К дьяволу всю эту чушь! Мне нужно золото, а не ваши оправдания!

– Эти вшивые чернильницы думают, что бумага может залатать все прорехи, – заметил Элизайос Бурафос. – Я уже давно говорил Вашему величеству, что вместо денег и рабочих получал от них одни доклады и устал от этого.

Ворцез в отчаянии произнес:

– Проверив документы, которые я вам принес, вы придете к безусловному выводу, что…

– …бюрократы обирают честных людей, – закончил за Ворцеза Ономагулос. – Это известно еще со времен моего деда. Все, чего вы хотите, – это удержать власть в своих скользких лапах. А когда на троне, несмотря на ваши фокусы, оказался солдат, вы морите его голодом и устраиваете всякие пакости, как вот сейчас.

Марк не испытывал сострадания к несчастному логофету, но в тоне чиновника чувствовалась убежденность в своей правоте, и трибун понял это.

– Мне кажется, в том, что говорит этот человек, есть доля правды.

Туризин и его генералы в изумлении уставились на Марка.

– Это как же надо понимать? Уж не перешел ли ты на сторону этих чернильниц? – грозно нахмурился Император.

В благодарном взгляде, брошенном Адайосом Ворцезом на трибуна, сквозила нерешительность Чиновник, казалось, предчувствовал ловушку, сулящую ему в будущем большие неприятности. Лицо Алипии Гавры, внимательно наблюдавшей за трибуном, было, как обычно, невозмутимо, но в глазах ее Скаурус не прочел неодобрения. В отличие от большинства присутствующих здесь видессиан, трибун обладал опытом ведения не только военных, но и гражданских дел и прекрасно понимал, как легко потратить и как трудно собрать деньги.

Не обращая внимания на полуобвинение Туризина, Скаурус настойчиво продолжал:

– Сборщики налогов и чиновники Ортайяса соскребли все, что могли, с западных провинций, но не получили необходимых денег. Это и не удивительно – когда вокруг рыщут орды каздов, большая часть Империи становится недоступной. Кроме того, земли, сожженные и выпотрошенные каздами, вряд ли смогут помочь Империи деньгами – нельзя получить шерсть с остриженной овцы.

– Наемник, разбирающийся в проблемах финансов, – это просто невероятно, – пробормотал Ворцез. И чуть громче добавил: – Благодарю вас.

Император задумался, а Баанес Ономагулос помрачнел. Увидев, как побагровела лысина генерала, Скаурус пожалел о сорвавшемся с его языка сравнении, в котором упоминалась остриженная овца.

Алипия тоже кольнула генерала.

– Не во всех неудачах виноваты сборщики налогов. Если бы крупные землевладельцы своевременно вносили установленный налог, казна была бы в лучшем состоянии, – заметила Алипия.

– Совершенно справедливо, – поддержал принцессу Ворцез. – Многие финансовые чиновники подвергались нападениям, а кое-кто был убит при попытке собрать просроченные налоги с больших поместий; часть этих усадеб принадлежит знатным семействам, проживающим здесь, в столице.

Хотя имя Ономагулоса не было названо, прозвучавшие намеки поняли все присутствующие, а яростного взгляда Баанеса оказалось недостаточно, чтобы испепелить Алипию, Марка и чиновника. Увидев, как брови принцессы сошлись в прямую линию, трибун кивнул, подтверждая, что сознает надвигающуюся опасность.

Как и в библиотеке Бальзамона, Элизайос Бурафос попытался смягчить гнев Ономагулоса, положив руку на его плечо и заговорив с ним мягким приглушенным голосом. Однако адмирал и сам был владельцем обширного поместья, так что намеки, принятые Баанесом на свой счет, в не меньшей степени касались и его.

– Ты знаешь, почему мы удерживаем налоги, – обратился он к Туризину. – Ты ведь и сам делал то же самое до того, как твой брат скинул Стробилоса. Зачем же давать бюрократам в руки веревку, на которой они нас повесят?

– Не скажу, что ты неправ, – хмыкнул Император. – Но так как я не принадлежу к племени «чернильных душ», Элизайос, то, разумеется, мне ты выплатишь налоги без стона?

– Разумеется, – сказал Бурафос, после чего застонал так натурально, что сидящие за столом прыснули. Даже Адайос Ворцез скривил рот в улыбке. Марк добавил к характеристике адмирала чувство юмора.

Аптранд, сын Дагобера, заговорил, и суровое предупреждение, прозвучавшее в его голосе, погасило всеобщее веселье:

– Ты можешь спорить сколько угодно о том, кто и сколько должен платить тебе. Меня, однако, интересует, кто и когда заплатит мне.

– Не беспокойся, – отозвался Туризин. – Полагаю, мне не придется увидеть твоих парней, выпрашивающих гроши на улице.

– Надеюсь, – кивнул Аптранд. – Надеюсь также, что и тебе не придется этого делать.

Это было не предупреждение, а, скорее, прямая угроза.

Барон Дракс был явно раздражен резким разговором, который затеял соплеменник, но Аптранд не обратил на него внимания. Они не слишком любили друг друга, и Скаурус подозревал, что намдалени не меньше видессиан страдали от внутренних раздоров.

– Ты получишь деньги, чужеземец, – пообещал Гаврас, оценив прямоту Аптранда. Увидев, что Адайос Ворцез сжал губы в знак протеста, Император повернулся к логофету. – Позволь предположить кое-что. Сейчас ты заявишь, что денег нет, правда?

– Как я уже объяснял, ситуация сложилась так, что…

Туризин прервал его тем же жестом, который несколько раньше заставил умолкнуть в Амфитеатре Ортайяса Сфранцеза.

– Сможешь ли ты добыть достаточно денег, чтобы у меня все было в порядке до следующей весны?

Столкнувшись с вопросом, ответ на который в драгоценном свитке не содержался, Ворцез стал очень осторожен.

– Это зависит от целого ряда факторов, которые не входят в компетенцию моего ведомства: состояния дорог, качества и количества урожая, способности агентов проникнуть в районы, охваченные беспокойством…

То, как старательно бюрократ избегал слова «казды», навело Марка на мысль о том, что, вероятно, даже воспоминание о них страшило его.

– Есть еще кое-что, о чем, мне кажется, он забыл, – сказал Баанес Ономагулос. – А именно: проклятые чиновники один из трех идущих в казну золотых кладут себе в карман, чтобы оплатить собственные грязные должки. После этого они, разумеется, могут показать нам целую кучу дерьма. – Он презрительно ткнул пальцем в документ Ворцеза. – Но кто сумеет проверить, что в нем правда, а что ложь? Именно так они и удерживали свою власть все эти годы, поскольку, поднаторев в жульничестве, любого владыку могли легко утопить в куче бесполезных слов.