Рождественский магазинчик Флоры - Ребекка Рейсин

– Знаешь, ты можешь загадать на нем желание, и оно сбудется.

– Откуда ты знаешь?

– Это случилось со мной.

– А чего ты хотела? – спросил я.

– Я не могу тебе этого сказать, это касается только меня и северного сияния.

Я смеюсь.

– Ладно, что ж, давай подождем и посмотрим, достаточно ли нам повезет, чтобы это появилось.

– По этому поводу существует множество суеверий. Некоторые люди думают, что это рай и души умерших возвращаются, чтобы помахать нам рукой. Вот почему они могут исполнять желания. Для них это способ установить связь, показать, что они все еще рядом, помогая нам из запредельного мира.

По моей коже пробегают мурашки. Я думаю о своей бабушке. И маме Коннора. Я думаю о маленькой девочке, которая посетила Deck the Halls, и ее матери, удивительной Грейс. Они там, наверху, ждут шанса подключиться? Чтобы исполнить желание? Если бы кто-нибудь мог соединить небо и землю, чтобы послать мне знак, это была бы моя бабушка, и у меня наворачиваются слезы при мысли о том, что она может быть частью этого кружащегося изумрудного неба.

– Ух ты, я не знала. Но мне нравится эта идея.

– Не забудь загадать это желание, Флора. Я вернусь позже. Мне нужно установить карусель. – С этими словами она уходит, а я продолжаю смотреть на голубое зимнее небо, задаваясь вопросом, правда ли это. Неужели это души умерших там, наверху, в каком-то звездном, мерцающем раю, ожидающие возможности соединиться. Почему бы и нет, если это дает кому-то надежду, если немного облегчает переживание потери.

Приходят утренние покупатели с широкими веселыми улыбками, неся горячие напитки в многоразовых чашках. До Рождества осталось совсем немного времени, и ситуация снова набирает обороты. Я перепроверяю все свои запасы и решаю сделать последний заказ у Ханны. Я отправляю ей эсэмэс с заказом, и она отвечает, что доставит его, чтобы сэкономить мне время, хотя у нее самой не так уж много лишнего. Я полюбила Ханну как вторую мать.

Ясный день привлекает множество покупателей, и я с большим удовольствием провожу их в пряничный домик и предлагаю присесть, чтобы отведать горячие шоколадные пирожные с начинкой из зефира. Внутри пряничного домика стоит стол, уставленный всевозможными рождественскими безделушками, и они не торопятся, рассматривая их. Я думаю о том, как Коннор из кожи вон лез, чтобы получить разрешение, хотя я и не следовала правилам. В конце концов мы добились своего!

Пряничный домик привлекает и Обитателей фургонов, и вскоре я сижу за столом с Ракелью, Сэмюэлом, Эви и Туомо.

Мы обсуждаем наши планы на Рождество, и я тронута, когда Ракель приглашает меня отпраздновать это событие со своей семьей.

– Берегись, Флора. Они поднимут из-за тебя большой шум и будут настаивать, чтобы ты продолжала есть, даже когда будешь готова лопнуть по швам.

Значит, прямо как моя бабушка?

– Звучит идеально, Ракель. – Действительно ли сегодня Рождество, если ты не готова лопнуть по швам и впасть в пищевую кому? – Для меня самое то!

– Мы также поучаствуем в юулусауне, так что времени на пищевую кому не будет.

– Что это?

– Рождественская сауна!

– У вас есть слово, обозначающее рождественскую сауну? Это дикое место!

– Да, это традиция!

– Я должна быть голой в присутствии твоей семьи? Нужно быть храбрым, а потом есть… это.

Она бросает на меня шокированный взгляд.

– Нет, Флора, никогда! В семейной сауне мы ходим в халатах!

Группа разразилась смехом.

Я смеюсь вместе с ними.

– Что ж, это я смогу.

Хотя я с радостью принимаю приглашение и испытываю облегчение от того, что для участия в юулусауне будут выданы халаты, часть меня задается вопросом, что Коннор будет делать в этот день. Проведет ли он его в одиночестве? Будет есть что-то явно непраздничное и смотреть бессмысленный телевизор вместо того, чтобы сидеть за столом с людьми, которые о нем заботятся? Потому что, что бы он ни думал, здесь есть много людей, которым не все равно. Особенно мне.

Словно прочитав мои мысли, Ракель говорит:

– И ты всегда можешь привести еще одного человека.

Я посылаю улыбку в ее сторону.

– Спасибо.

Сэмюэл трогает меня.

– Я возвращаюсь в Стокгольм, к своей девушке Лиисе. Я не могу дождаться, когда увижу ее. Прошло всего шесть недель с тех пор, как я расстался с ней, но мне показалось, что прошла вечность. – Лииса – адвокат и остается на одном месте, в то время как он совершает небольшие приключения то тут, то там и продает все что может по дороге. Я восхищаюсь их отношениями; у них все получается, даже несмотря на то, что они кажутся двумя очень разными людьми. – Она запланировала большой семейный праздник, на котором я наконец-то познакомлюсь со всеми ее родственниками, включая отца. Как ты думаешь, это все еще в порядке вещей – просить у него ее руки?

Мы все ахаем, вскакиваем и обнимаем его. Любовь действительно витает в воздухе! Ракель говорит:

– Я думаю, он был бы доволен, что ты о нем подумал, это точно. На что похожа эта семья? Являются ли они чопорными и надменными или расслабленными и непринужденными?

– Я не знаю! Я думаю, мы это выясним. Но если они хоть немного похожи на Лиису, то они будут расслабленными и непринужденными. Несмотря на то что у нее такая потрясающая, успешная карьера, в душе она домоседка. Я вижу, как мы стареем вместе на клочке земли у озера…

– Дай нам знать, что произойдет, – говорю я и представляю свою собственную жизнь: маленький домик в лесу с собственной сауной, в халатах, и никаких росомах.

Туомо звонко выдает:

– Я проведу это время с Ракелью, а потом вернусь сюда на ужин с теми, кто останется. Есть несколько человек, которые запланировали, что каждый принесет по блюду из того, что у нас есть, и мы будем сидеть у костра, петь песни и пить слишком много глега, зная, что в кои-то веки нам не придется вставать на следующий день и работать.

Я бросаю на Ракель взгляд, и она отводит глаза. Она по-прежнему настаивает на том, что у них нет долгосрочных планов, но я вижу, как они строят друг другу глазки, и мне это не кажется случайным. Каким было ее заветное желание на северном сиянии, которое сбылось? Это был он? Что-то подсказывает мне, что это так.

– И тогда нам всем придется собрать вещи и уехать, – говорю я, и у меня сжимается что-то в груди при этой мысли. Я пробыла здесь всего пять коротких недель, но мне