Обманщик и его маскарад - Герман Мелвилл

пожилой человек с мраморной волной седых волос на голове и выражением лица, которое воображение приписывает благочестивому Симеону, который, когда наконец узрел младенца Иисуса, благословил его и упокоился в мире.[271] Судя по крепкому телосложению в преклонном возрасте и глубокому загару на морщинистых руках, его можно было принять за преуспевающего фермера, вовремя отошедшего от дел после многолетних трудов, – от полевой пахоты к теплому камину, – за одного из тех, кто в сорок лет выглядит таким де свежим и бодрым, как в пятнадцать; для кого уединение оказывается еще более благословенным даром, чем знание, и в конце концов отправляет его на небо, не испорченного миром в силу своего невежества. Так селянин, который приезжает в лондонскую гостиницу и не выходит оттуда ради осмотра достопримечательностей, в конце концов уезжает из столицы, ни разу не заблудившись в ее тумане и не запачкав ног в ее грязи.

Благоухающий после посещения цирюльни, как новобрачный, впервые отправляющийся в супружескую спальню, и, судя по жизнерадостному виду, не возражавший бодрствовать до самого утра, космополит вошел в каюту; но когда она заметил старика, погруженного в глубокое раздумье, то умерил свою бодрость, тихо прошел мимо и молча занял место с другой стороны стола. Однако при этом он как будто чего-то ожидал.

– Сэр, – произнес старик, и озадаченно посмотрел на него. – Сэр, – повторил он, – можно подумать, что мы сидим в кофейне во время войны, я читаю последний экземпляр газеты с ошеломительными новостями, а вы сидите напротив и пожираете меня взглядом.

– Но у вас здесь есть хорошие новости, сэр, – самые благие вести.

– Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, – донесся колос из занавешенной каюты.

– Слушайте! – сказал космополит. – Кто-то разговаривает во сне.

– Да, – отозвался старик, – а вы, сэр, – вы как будто спите на ходу. Почему вы говорите о новостях, если видите, что я читаю Библию, а не газету?

– Я это вижу, и когда вы закончите чтение, – но ни секундой раньше, – я с благодарностью возьму эту книгу. Насколько мне известно, это корабельная Библия, подарок от общества.

– Ох, возьмите, возьмите ее!

– Нет, сэр, я не собирался вас беспокоить. Просто объяснил факт моего ожидания, не более того. Читайте, сэр, иначе я расстроюсь.

Эта учтивость возымела действие. Сняв очки и упомянув о том, что он закончил читать интересующий его раздел, старик великодушно протянул книгу, которая была принята с теплой благодарностью. Погрузившись в чтение на несколько минут, пока выражение его лица менялось от внимательного к серьезному, а потом даже к страдальческому, космополит медленно отложил книгу, повернулся к старику, который до сих пор наблюдал за ним с добродушным любопытством, и сказал:

– Скажите, почтенный друг, можете ли вы разрешить меня от тревожного сомнения?

– Сэр, бывают такие сомнения, которые невозможно разрешить человеку, – осторожно ответил старик.

– Это так, но посмотрите, в чем состоит мое сомнение. Я хорошо отношусь к людям. Я практически люблю людей и испытываю доверие к ним. Но что я услышал не более получаса назад?[272] Мне сказали, что я найду здесь слова «Вражьи уста подобны сладкому меду» и «Не верь множеству слов его». Мне также сказали, что я найду в этой книге множество сходных изречений. Я не мог и подумать об этом, но что я читаю теперь? Не только процитированные слова, но и действительно, многое в сходном духе, например: «Многими словами будет он искушать тебя; он будет улыбаться тебе, прельщать красноречием и спрашивать: чего ты хочешь? Если это будет к его выгоде, он использует тебя, он заставит тебя страдать и не пожалеет об этом. Будь бдителен и остерегайся его. Когда услышишь такие вещи, пробудись от сна».[273]

– Кто это описывает Обманщика? – снова донеслось из соседней каюты.

– Он пробудился от сна, не так ли? – заметил космополит и удивленно повернул голову. – Тот же голос, что и раньше, верно? Странный сновидец. Вы не знаете, чья эта каюта?

– Не обращайте внимания на него, сэр, – озабоченно произнес старик. – Но скажите мне: вы действительно сейчас прочитали это в книге?

– Да, – более мрачным тоном. – Досада и полынная горечь для меня в этом, – для меня, филантропа, который верит в людей.[274]

– Как странно, – взволнованно отозвался старик. – Неужели то, что вы повторили, действительно содержится в книге? Я прочитал ее не менее семидесяти раз и не припомню ничего такого. Дайте посмотреть, – он энергично поднялся и подошел к собеседнику.

– Вот, посмотрите. И здесь, и здесь, – переворачивая страницы и указывая на предложения. – Все это записано в «Премудрости Иисуса, сына Сираха».

– Ах, – воскликнул старик и просиял. – Теперь я понимаю.

Он перелистал страницы вперед и назад, пока весь Ветхий Завет не оказался с одной стороны, а Новый Завет – с другой, пока он вертикально придерживал пальцами раздел между ними.

– Смотрите, сэр: все, что находится справа и слева – это определенные и несомненные истины, но то, что я держу в руке – это апокрифы.

– Апокрифы?

– Да, и здесь это написано черным по белому, – он указал, где именно. – А что означает это слово? Примерно то же самое, что и «не подтвержденный», то есть «апокрифический», как выражаются профессора из колледжа. Само слово, как я слышал с кафедры, подразумевает нечто, пользующееся неопределенным доверием, либо имеющее неопределенную достоверность. Поэтому, если ваша тревога вызвана чем-то из апокрифов, – он снова указал на страницы, – то можете не волноваться, ибо это всего лишь апокрифы.[275]

– Тогда как насчет Апокалипсиса? – в третий раз донеслось из соседней каюты.

– Теперь он видит откровения, не так ли?[276] – спросил космополит, снова оглядываясь в ту сторону. – Однако же, сэр, – он повернулся к собеседнику, – я несказанно благодарен вам за напоминание об апокрифах. На какой-то момент это понимание ускользнуло от меня. Дело в том, что когда все находится под одной обложкой, это иногда сбивает с толку. Неканоническую часть следовало бы издать в отдельном переплете. И теперь я думаю, как хорошо поступили ученые мужи, когда отвергли для нас книгу Сираха. Мне еще не приходилось читать текст, с такой расчетливостью направленный на разрушение доверия между людьми. Этот сын Сираха даже говорит, – я только сейчас увидел это: «Будь осмотрителен в делах с друзьями»[277] Заметьте, не с кажущимися друзьями, не с лицемерными друзьями, не с ложными друзьями, но просто с друзьями; то есть, тут сказано, что даже вернейшему другу нельзя доверять без оговорок. Может ли Ларошфуко сравниться с этим? Я бы не удивился, если бы сам Макиавелли в своем представлении о