Кладбище домашних животных - Стивен Кинг

А Луис думал не о том, что будет. Луис сидел и смотрел телевизор. Раньше он никогда не видел этот телесериал, но слышал неопределенные рассказы: черная семья, белая семья, белый маленький ребенок, который был грубее богатых взрослых, с которыми жил, прислуга, женщина, вышедшая замуж, разведенная женщина… Луис смотрел эту жвачку, сидя в кресле, и, время от времени, он поглядывал за окно в ветреную ночь.

Когда по телевизору объявили, что уже одиннадцать часов, Луис выключил телевизор и начал воплощать в жизнь свои планы. Возможно, в это мгновение он видел перед собой бейсбольную шапочку Гаджа, лежащую на дороге, пропитанную кровью. Снова ему стало холодно, еще холоднее, чем раньше, но кроме холода было что-то еще.., тлеющие угли нетерпения, любви и вожделения. Не важно. Эти чувства согрели его от холода и спасли от ветра. Посмотрев на свою «Хонду», Луис почувствовал, что, может, Джад и прав, говоря о растущей силе того места; Луис чувствовал сейчас какую-то силу, которая вела его (или подталкивала), и он удивлялся.

«Смогу ли я остановиться? Смогу ли я остановиться, если даже захочу?»

Глава 48

– Чего ты хочешь? – снова спросила Дора. – Речел.., ты расстроена.., тебе надо выспаться…

Речел только покачала головой. Она не объяснила своей матери, почему хотела вернуться назад. Желание вернуться нарастало в ней, словно поднимался ветер – легкое движение в траве, больше ничего; потом воздух начинал двигаться быстрее и быстрее, порывы превратились в сверхъестественный вихрь, дом затрясся и Речел показалось, что это ураган, а если ветер станет еще сильнее, он все сметет на своем пути. В Чикаго было шесть часов. В Бангоре Луис ел безвкусный обед, а Речел и Элли только слегка прикоснулись к еде. Речел подняла глаза от тарелки и обнаружила, что Элли внимательно смотрит на нее, словно спрашивая, что там за неприятности у папочки? Может, она может чем-то помочь в меру своих детских способностей?

Речел ждала, когда зазвонит телефон, позвонит Джад и скажет, что Луис вернулся домой. Один раз телефон и правда позвонил… Речел вскочила, Элли едва не разлила стакан с молоком, но звонили Доре. Звонила приятельница Доры по бридж-клубу, хотела узнать, вернулась ли Дора и как у нее идут дела.

Голдмены и Речел с Элли пили кофе, когда Речел, неожиданно отбросив салфетку, встала и заявила:

– Мама.., папа.., извините, но я еду домой. Если будет самолет, я улечу этой ночью…

Голдмены удивленно посмотрели на нее. Элли закрыла глаза, явно почувствовав облегчение… Это было бы даже смешно, если бы кожа Речел не приобрела воскового оттенка.

Голдмены не понимали, и Речел не могла больше ничего объяснить; не могла рассказать ничего, кроме ощущения этих порывов ветра, теперь таких слабых, что едва ли они могли заставить покачнуться даже тонкую травинку. Она не верила в то, что Элли получила известие от мертвого Виктора Паскова, но этот факт отложился к нее в памяти.

– Речел, дорогая, – медленно заговорил ее отец, дружелюбно заговорил, так дружелюбно, как только мог говорить тот, кто пытается успокоиться и не впасть в истерику. – Причина всего – смерть твоего сына. Ты и Элли должны хорошо понимать это, и кто может вас в чем-то обвинить? Но ты сделаешь только хуже, если попытаешься…

Речел не ответила ему. Она подошла к телефону, нашла «Аэропорт» в желтом справочнике и набрала номер, в то время как Дора стояла рядом и говорила ей, чтобы она даже не думала об этом; они даже говорить об этом не хотят.., а за ее спиной, насупившись, стояла Элли.., и присутствие дочери придавало храбрости Речел.

– Аэропорт, – легко произнес голос на другом конце провода. – Меня зовут Ким. Чем я могу помочь вам?

– Надеюсь, чем-нибудь да сможете, – ответила Речел. – Мне этой ночью обязательно нужно попасть из Чикаго в Бангор. Я боюсь.., это крайне необходимо. Можете ли вы зарезервировать место для меня?

Ким ответил с сомнением:

– Да, мэм. Но это будет дорого…

– Тогда, пожалуйста, зарезервируйте, – попросила Речел немного хрипло. – Денег у меня хватит.

– Да, мэм. Подождите, пожалуйста, – на другом конце провода трубку отложили в сторону.

Речел закрыла глаза и через мгновение почувствовала прикосновение чьей-то холодной руки. Она открыла глаза и увидела, что рядом с ней стоит Элли. Ирвин и Дора стояли чуть подальше и спокойно о чем-то говорили, глядя на них: «Так смотрят на людей обычно тогда, когда считают их лунатиками». Речел охватило тяжелое предчувствие. Собрав все свое мужество, она улыбнулась Элли.

– Не дай им остановить тебя, мамочка, – сказала Элли низким голосом. – Пожалуйста.

– Не остановят, моя старшенькая… – сказала Речел, а потом содрогнулась.., они стали называть Элли «старшенькой», когда родился Гадж. Но кому же теперь она может быть старшей сестрой?

– Спасибо, – сказала Элли.

– Это очень важно, ведь так?

Элли кивнула.

– Дорогая, я верю тебе. Но ты поможешь мне, если не станешь больше говорить. Это же был всего лишь сон?

– Нет, – возразила Элли. – Не только.., нечто большее. Это пронизывает меня. Разве ты не чувствуешь, мамочка? Что-то похожее…

– Что-то похожее на ветер?

Элли согласно вздохнула, кивнув.

– Но ты не знаешь, что это? Ты не помнишь, что тебе снилось?

Элли серьезно задумалась, а потом неохотно покачала головой.

– Папочка, Черч. И Гадж. Я не все помню. Но я не помню, что их связывает, мамочка. Я не помню…

Речел крепко обняла ее.

– Все будет хорошо, – сказала она, но тяжесть на сердце не исчезла.

– Да? – удивилась Речел, прижав к уху телефонную трубку и по-прежнему прижимая к себе Элли.

– Я думаю, мы сможем доставить вас в Бангор, мэм, но вы прилетите поздно ночью. Устроит?

– Не важно, – ответила Речел.

– У вас есть ручка? Вам надо записать.

– Да. Я готова, – сказала Речел, взяв карандаш. Она приготовилась писать на обратной стороне конверта, лежащего возле телефона.

Речел внимательно слушала, записывая цифры. Кончив разговаривать по телефону, она сложила буквой "о" указательный и большой палец и показала Элли. Все в порядке. «Точнее, скорее всего, все в порядке, – поправилась она. – Некоторые моменты выглядели достаточно сомнительно.., особенно одна пересадка».

– Запишите все на счет, – сказала Речел. – И благодарю вас.

Служащий записал имя Речел и номер ее кредитной карточки. Когда Речел, наконец, повесила трубку, у нее дрожали руки.

– Папа, ты отвезешь меня в аэропорт?

– Может быть, я должен сказать «нет», – заявил Голдмен. – Я думаю, я возьму всю ответственность на себя. В конце концов, это – безумие…

– Ты не посмеешь остановить маму! – закричала Элли. – Это не безумие. Нет!

Голдмен моргнул и отступил.

– Отвези ее, Ирвин, – спокойно сказала Дора в наступившей тишине. – Я тоже начинаю нервничать. Я тоже почувствовала бы себя лучше, если бы узнала, что у Луиса все в порядке.

Голдмен посмотрел на жену и потом повернулся к Речел.

– Я отвезу тебя, если ты хочешь, – сказал он. Я… Речел, я поеду с тобой, раз ты так хочешь.

Речел покачала головой.

– Спасибо, папа, но там вряд ли будет второй билет. Такое впечатление, что Бог зарезервировал тот билет специально для меня.

Ирвин Голдмен тяжело вздохнул. Мгновение он выглядел очень старым, и неожиданно Речел показалось, что ее отец очень похож на Джада Крандолла.

– У тебя есть время собрать чемодан, – сказал он. – Мы отправимся в аэропорт минут через сорок, и если я воспользуюсь дорогой, какой ездил с твоей мамой, когда мы только поженились, то мы успеем. Найди какой-нибудь большой чемодан.

– Мамочка, – позвала Элли. Речел повернулась к ней. Лицо девочки блестело от пота.

– Что, дорогая?

– Будь осторожна, мамочка, – попросила Элли.

Глава 49

Деревья были всего лишь шевелящимися тенями на фоне облачного неба, а дальше, у горизонта мерцал огнями аэропорт. Луис припарковал «Хонду» на улице Масон. Эта улица ограничивала кладбище «Плеасантвиев» с юга: ветер тут был таким сильным, что едва не вырвал дверцу машины из рук Луиса. Ему пришлось напрячь руку, чтобы удержать дверцу. Ветер набросился на куртку Луиса, когда он вышел из машины. Луис вытащил кусок брезента и завернул в него свои инструменты.

Он спрятался в тени между двумя уличными фонарями: стоял на обочине с парусиновым мешком и осторожно оглядывался. Луис не хотел, чтоб его видели, если это, конечно, могло помочь ему. Никто не должен был увидеть и запомнить его.

Рядом беспокойно постанывали на ветру старые вязы. Луис задумался о том, как бы самому не свернуть шею в темноте. Боже! Как он боялся! Не просто опасное мероприятие, а безумное дело!

Никакого движения на улице. Фонари отбрасывали белые круги – белые пятна на тротуаре. По этому тротуару днем, после того как заканчивались занятия в Файрмоунтской школе ехали по домам на велосипедах мальчики, а девочки прыгали на скакалках, скакали по классикам, и никто из них не обращал внимание на близость кладбища, кроме как накануне Хеллоуина, когда шутливые, призрачные нити расползались над улицами. Возможно, они иногда пересекали и эту улицу, и дети вешали вырезанные из бумаги скелеты на железных воротах высокой ограды, хихикая над старыми шутками: «Это самое популярное место в городе. Почему? Умерев, все люди отправляются сюда… Почему нельзя смеяться над могилами? Потому что все однажды оказываются их жильцами».