Черта прикрытия - Иэн Бэнкс

Она посмотрела вверх и увидела склонившегося над нею демона. Тот был похож на Прина, каким он стал на время: тяжелый, могучий, шестилапый, покрытый пурпурно-желтой шерстью, в зазубренных доспехах и с оружием. Другой демон, желтый в черную полоску, стоял подле первого, уступая ему богатством доспеха. Его мощные передние лапы сжимали маленького демона, в котором она узнала одного из своих насильников. Демон визжал и молил о пощаде. Остальных ее мучителей разбросало по мельнице, будто ураганом, они лежали в беспамятстве или медленно, рывками, поднимались с пола, охая, канюча, скуля и причитая.

Огромный демон-хищник наклонился и осторожно вытер ей рот. Она чувствовала себя так, будто внутрь ей залили кипяток. Между ног, по ощущениям, зияла рваная рана.

— Ты вела себя не очень-то разумно, малышка, — сообщил гигант. — Теперь мы отвезем тебя в местечко, где ты, очень может быть, вскоре завоешь от ужаса и примешься тщетно молить, чтобы тебя вернули сюда, в компанию этих милых забавников.

Он распрямился.

— Эй ты, забери ее, — скомандовал он черно-желтому демону. Тот отпустил своего пленника. Мельничный демон, выглядевший против него малышом, рухнул на пол и провалился сквозь него, угодив прямо между мельничных механизмов. Падая, он издавал протяжный жалобный вой.

Мельница с противным скрипом остановилась. То, что осталось от маленького демона, походило на небрежно скомканную тряпку. Костяные винты, шестерни и колеса окрасились его кровью.

Черно-желтый демон сгреб ее с такой же легкостью, как прежде Прин, и понес в жукофлайер, ожидавший снаружи.

Там ее поместили в огромный раскрытый кокон. Блестящая утроба его была красного цвета, а кромка — коричнево-черной, и в целом он походил на какое-то диковинное животное. Края кокона сомкнулись вокруг ее шеи, а тело повисло в центре. Дюжины колючек воткнулись в ее кожу и проникли глубже, в мясо. Она терпеливо дожидалась следующего наплыва симфонии боли. Но боли не было.

На нее нахлынуло несказанное облегчение, и даже разбитый рот как-то перестал жечь. Никакой боли. Впервые за много месяцев она не чувствовала боли.

Ее подвинули вперед и устроили перед контрольной панелью, откуда огромные фасеточные глаза жука обозревали долину смерти. Она услышала, как дверца в утробу жука со стуком затворилась. Два огромных демона втиснулись в пилотские кресла. Каждый глядел наружу через свой глаз жука.

— Извини за все это, — обратился к ней желтый с пурпурным демон, обернувшись через плечо. Его спутник в это время пробежался по панели управления; огромные крылья жука развернулись. Кабину жукофлайера наполнил их жужжаще-хлопающий шум.

— Мы должны были выглядеть и вести себя как Адские миньоны, пойми же.

Второй демон нацепил на башку что-то вроде наушников.

— Давай через тот портал, что мы сперва приметили, — предложил он. — Полетное время в пределах расчетной симуляции.

— Хорошо, — одобрил первый, — в последний раз был совсем паскудный маршрут.

Демон в наушниках завозился с тумблерами и кнопками. Жук взмыл в воздух, забрал было назад, потом выправил курс. Он не менял высоты, но у нее создалось впечатление силы, ускорявшей их полет через усеянную трещинами и изрытую ямами, полускрытую клубами дыма равнину — та простиралась, насколько ей было видно, почти до жирно-коричневого, будто покрытого грозовыми облаками, горизонта.

Первый демон снова оглянулся на нее.

— Мог пройти только один из вас, так?

Она моргнула. Боли нет. Боли нет! Она летит, она в ловушке внутри этой твари, но ничего не болит. Ей захотелось заплакать от облегчения.

Демон оскалился в чем-то вроде сочувственной улыбки. Его рот был полон крупных зубов.

— Все в порядке, — сказал он. — Ты можешь отвечать на вопросы. Жестокость и безумие позади. Мы прилетели вызволить тебя оттуда. Мы твои спасители, ясно?

— Я вам не верю, — выговорила она. Голос, исходивший из беззубого рта, показался ей незнакомым. Язык был почти откушен. Хотя боли эта рана не причиняла, звучание голоса из-за нее тоже изменилось. Она не помнила, сама ли откусила себе язык или это сделал кто-то из пытавших ее демонов.

Старший демон передернул плечами.

— Устраивайся поудобнее, — сказал он и отвернулся.

— Мне жаль, — проронила она.

— Что?

Он снова обернулся к ней.

— Мне жаль, что я не могу вам поверить, — она медленно покачала головой. — Но я не могу. Я правда стараюсь. Извините.

Демон смотрел на нее долгую минуту.

— Тебе от них крепко досталось, так ведь?

Она не ответила.

Демон не сводил с нее глаз.

— Кто ты? — спросила она наконец.

— Меня зовут Кломеструм, — сообщил демон и кивком указал на своего напарника, пилотировавшего жукофлайер. — А это Руриэль.

Второй демон вежливо помахал лапой, но не обернулся.

— Куда вы меня везете?

— К месту, через которое мы сможем выбраться отсюда. К... другому порталу.

— Портал? А куда он ведет?

— В Реальность. Там нет ни такой боли, ни таких пыток и страданий, ни такого дерьма, как тут. Ты же помнишь?

— На самом деле?

— Да. На самом деле.

— А куда мы попадем? Где эта Реальность?

— А что, это имеет для тебя какое-то значение? Она не здесь. Это главное.

Демоны переглянулись и покатились со смеху.

— Да, — настаивала она, — но где же?

— Подожди, и сама все увидишь, а пока мы туда еще не долетели. Нам лучше сначала убраться отсюда, разве нет?

Она моргнула.

Он вздохнул.

— Послушай, если я тебе скажу, куда мы летим, и окажется, что нас каким-то образом подслушивают, то, узнав это, они могут помешать нам. Понимаешь?

Первый демон полуобернулся к ней.

— А куда, по-твоему, ты должна была переместиться оттуда? С мельницы? — поинтересовался он.

Она покачала головой.

— Не знаю, — ответила она. — В другое место. В другую область всего ... этого. Нет никакой Реальности. Это просто миф. Нас убеждают в том, будто она существует, чтобы насладиться нашими терзаниями.

— Ты в самом деле так думаешь? — уточнил демон, ошеломленно воззрившись на нее.

— Это единственное правдоподобное предположение, — пояснила она. — Все — здесь. Только здесь, и нигде больше. Это место заключает в себе все остальные. Как же может существовать другая Реальность? Разве можно было бы тогда допустить, чтобы существовали такие места, как это? Нет. Вы ошибаетесь. Это место — весь мир. То, что вы называете Реальностью, не более чем миф. Выдумка. Нам проповедуют о недостижимых небесах лишь затем, чтобы оттенить ужас нашего повседневного существования.

— Но Реальность все же может существовать, — запротестовал демон, — просто она так устроена, что другие еще не...

— Оставь ее, — приказал другой демон.

Внезапно демон, управлявший огромным жуком, съежился, усох и превратился в одного из меньших демонов, темного, с длинным, блестящим, извивающимся, как у глиста, телом. Она даже не заметила, как это случилось. Он выглядел так, будто только что появился на свет. Или, может, его только что высрали?

— Блядь, — ругнулся второй демон. Он стал еще меньше: превратился в бесперую птицу с бледной, склизкой, исцарапанной кожей и сломанной верхней частью клюва. — Ты в самом деле думаешь, что твой приятель очутился в другой области Ада?

— А куда бы еще он мог попасть? — резонно заметила она.

— Сука блядь, — сказал демон. Он весь точно закоченел. Спустя миг то же произошло и с его товарищем.

— Мать твою сука блядь, мы ведь еще даже не пытались...

Никакого перехода не было.

Вот только что она висела, недвижима, но избавлена от боли, в коконе внутри огромного летающего жука, и тут же — ее освежевали, растянули на дыбе и выпотрошили, и все это в мгновение ока, а потом бросили у подножия трона, на котором восседал кто-то вроде владыки демонов.

Она завопила.

— Ш-ш, — сказал кто-то так повелительно, что звуком этим ее придавило, точно гигантской волной, вжало в зловонную землю, в которой копошились и роились, охотно проникая в ее обнаженную плоть, какие-то мелкие твари. Она даже закричать теперь не смогла бы. Ей заткнули глотку, будто воском залили, и зашили рот. Она могла дышать — через разъятую рану на месте того, где раньше находилась ее шея; грудные мышцы судорожно сокращались, легкие расширялись и опадали, но она бессильна была вымолвить хоть слово. Она каталась из стороны в сторону, пытаясь избавиться от того, что ее кололо, кусало, грызло, терзало. Движения умножали боль, но она не сдавалась.

Ее объял сдержанный шумный вздох, едва ли тише и легче этого шиканья.

Боль пошла на спад, отступила, оставив по себе лишь мелкую безостановочную дрожь. Сознания она не теряла и могла мыслить даже посреди агонии. Мыслить и ощущать то, что копошилось, роилось и кусало.

В глазах прояснилось. Перед тем боль была так невыносима, что она едва сознавала, на что смотрит.