Мародер - Беркем Атоми

— Это наверно он дал ему что-нибудь. С голодухи хоть куда побежишь, хоть за кем.

— Ладно, двинули. Интересно, нахер он ему сдался?

— А че, на цепь посадить, ночью по проволоке запускать — все какая-никакая, а подмога. Заспишь, полезет тварь какая-нибудь, а он, глядишь, разбудит…

— Ну, может…

Ахмет сидел в углу бывшего училищного спортзала, стараясь оставаться незаметным. Торговцы галдели, раскладывая товар, делили прилавки, суетились. По залу, не зная, куда себя деть, нарезал круги Кирюха, непривычно корректный и предупредительный. Помогальники мрачно пожирали глазами вход, на котором встречал торговцев Аркашка Авдеев, молодой рыжий мент, отчего-то принятый Кирюхой за день до открытия. Пришли не все, но большинство. Стало ясно — базар приживется, и у нового Дома появится источник постоянного дохода. …А народ-то Кирюхин как рад, ишь ты. Да, че, на самом деле есть чему радоваться. Это по нынешним временам редкость — под ногами почву чуять. Блин, надо тормознуть его, а то к обеду колею в полу пробьет… Мимо снова несло уставившегося в пространство новоиспеченного хозяина базара, перебиравшего губами с самым отсутствующим видом.

— Кирюх. Кирю-ух! Эй!

— Че? — очнулся хозяин.

— Присядь-ка, а то уже башка кружится от твоих пробежек. Как сраная лошадь в ебаном цирке…

Кирюха немного потормозил, выдохнул и тяжко опустился рядом с соседом.

— Бля, я че-то даже разволновался, прикинь.

— Да ладно тебе. Все нормально, критическая масса есть. Видишь же?

— Да вижу вроде.

— Ну и не мандражируй. А то как юный летеха перед распределением.

Кирюха снова выдохнул и на сей раз расслабился, вытянул ноги, закурил.

— Ну, все. Хватит, на самом деле. Да, все пучком. Торговцы почти все, а покупатели подтянутся, никуда не денутся.

— Да и так уже сколько прошло.

— Шестьдесят пять было минут десять назад. Аркашик считает. Некоторые уже расторговались, свалили. Остальные, вон, еще пасутся.

— Вот видишь. Рожок и две пятеры, как с куста.

— Тьфу на тебя, постучи. Не считай до вечера.

— Ладно тебе, я не глазливый.

— Ага, ты-то как раз и не глазливый.

— Пока хлебничаем, не бойся, — на грани фола пошутил Ахмет, напряженно ожидая реакции соседа.

— Э, хлебник. Смотри, таких, как ты, в старые времена на кострах жгли. По мне, так очень правильная была традиция, — отшутился Кирюха.

Соседи примолкли — видимо, обдумывая свои и ответные реплики.

— О! Э, смотри, какую сучку привели! — прервал, наконец, тягостную паузу Ахмет. — Если меньше сотни, взял бы!

— Где?

— А вон, смотри, гэбэйник уже подкатил, во-он, видишь? Щас как перекупит мяско молодое…

— А… Точно. Бля, а ниче. Слышь, сосед, если че — займешь? — Кирюха шлепнул по барабану Ахметова РПК.

— Да я, может, и сам возьму, — подзадорил соседа Ахмет. — Да займу, конечно. Только смотри, у меня не целый, я больше полста не заряжаю.

— Нештяк, должно хватить. Смотри-ка, возьмет он. Тебе жена возьмет…

— А че, имею полное право. Шариат позволяет. — Но Кирюха уже не слушал, вскочил и замахал руками, подзывая бабу, продающую симпатичную девку.

Баба, пряча глаза, поспешила на зов солидного покупателя, волоча за собой постоянно застревающий в толпе товар.

Девка и впрямь была ничего, чистая, не кожа с костями, и на морду не страшная. Опять же, чувствовалось, что за ее плечами нет зимовок в подвале с десятком мужиков; в манере даже присутствовала определенная стыдливость.

— Че просишь, мать? За кровиночку, от сердца оторванную?

— Не моя она, свово б не привела, — сердито, видимо, от сильного смущения, затараторила баба. — Но ты не думай, слышь! Мне главное, чтоб нормальному человеку попала, не в колхоз какой, с голодранцами. И то, продаем-то, что наш лежит, лечить надо. А о цене сговоримся, лишь бы ты не…

— Э, мать. Ты не менжуйся, тут голожопых нет, этот, вон, вообще, хозяин базара. — перебил Ахмет. — Сколько просишь, скажи просто. А хотелки свои можешь не рассказывать, нам это без интересу.

Баба испуганно осеклась, но, видимо, богато выглядядевший Кирюха, пожиравший глазами молодую фигурку, придал бабе энтузиазма.

— Да я че, я ниче… Сотню пять-сорок пять давайте, и все… Она у нас чистенькая, ни на коже ничего, и болезней никаких, не подумайте…

— Делать-то хоть умеет чего? — оборвал бормочущую бабу Ахмет.

— Да как ей уметь, она у нас девочка еще… Сами научите там, что вам надо…

— Дура! — заржал Ахмет. — Не, во бабы — все мысли вокруг елды накручены, а, Кирюх?! Уссаться! Я не про еблю, я тя спрашиваю, полезное что умеет она? Готовить там, еще чего по хозяйству? Тут щель безрукая никому не нужна. За сто пятеры-то.

— Ну… — замялась баба. — До готовки молодых нынче кто ж допускает, пока сготовят, сожрут половину… А так все может, как не мочь-то.

— Ну, тогда полсотни, не больше. Готовь еще тут для нее. Не-е…

— Да ты че, ирод, за полсотни?! Ты еще рожок мне дай, за целку-то! — вызверилась баба, обдав собеседника смрадом гнилых зубов. — Ишь, умный, черножопая морда!

— Рожок?! — продолжил торговаться Ахмет. — Ты за языком следи, овца! «Черножопая морда», ишь, сука, отвязала ботало! Укоротить, что ли? Нехуй делать! Рожка тебе многовато будет, тебе одного в твою пустую голову за глаза хватит! Да на тебя даже патрона жалко, дура старая… Ну, полрожка еще добавим. А?

Но тут баба сделала мастерский ход. Этим ходом бабы всегда побеждают, тут уж ничего не попишешь…

— Вы это, гляньте хоть, — и дернула девку в сторону дверей бывших раздевалок, чернеющих в углу спортзала. — А то орешь, орешь, а про что орешь — сам не знаешь. Может, и двух сотен не пожалеешь. Ну! Че стала, корова?

Ахмет набрал было воздуху, чтоб дать ушлой бабе достойный отпор, но, поглядев на раздувшиеся ноздри и краснеющую шею давно постящегося Жирика, выдохнул и присоединился к процессии. Едва перешагнув порог выгоревшей раздевалки, баба принялась сноровисто раздевать девчонку, аккуратно складывая через локоть ее лохмотья. Девка натурально жалась, пытаясь прикрыть нежно-розовые соски на довольно смачных, не по возрасту, сиськах.

— А?! Гляньте только! — торжествующе вскрикивала баба, сдергивая очередную тряпку. — А? Какова, а? Полсотни! Сто с полтиной, вот так точней будет!

— Не, старая, ты точно охуела уже. Че не три-то? Может, тебе цинк целый принести? Целка… Щас посмотрим, что за целка, раз уж смотреть товар, так смотреть… А ну, ложись на шкафчик! — рявкнул Ахмет на дрожащую девку. — Дура! Вон, постели че-нибудь!

Девка кое-как забралась на боковую стенку перевернутого железного шкафчика и вытянулась, пытаясь прикрыть коленом промежность, а руками грудь.