...Это не сон! (сборник) - Рабиндранат Тагор

– Поведение Хемнолини начинает переходить всякие границы, – заметил он. – Это всегда случается с девицами, которые зачитываются английскими романами.

«Ромеш меня покинул, – думает Хем, – значит, нужно, чтобы сердце мое было разбито!» И вот теперь она задалась целью добиться этого. Ведь немногим из тех, кто читает романы, представляется такой исключительно удобный случай – самой испытать разочарование в любви!

Стремясь защитить дочь от злых насмешек Джогендро, Оннода-бабу торопливо заметил:

– Я тут рассказывал Хем одну историю, – как будто он сам привел Хем на крышу, чтобы завести с ней этот разговор.

– Так разве нельзя поговорить за столом? Ты во всем поощряешь ее, отец. Если так будет продолжаться, мне придется уйти из дому, – заявил Джогендро.

Тут Хемнолини вдруг спохватилась:

– Отец, ты еще до сих пор не пил чаю?

– Чай ведь не поэтическое вдохновение, что само изливается с вечернего неба в час заката. И незачем еще раз напоминать, что чашки сами не наполнятся, если ты будешь сидеть на крыше, – последовало язвительное замечание брата.

Оннода-бабу, не желая, чтобы Хемнолини чувствовала себя виноватой, поспешно сказал: – Я решил не пить сегодня чаю.

– Вы что же, оба аскетами стали? – спросил Джогендро. – Но что тогда мне остается делать? Я ведь не могу питаться воздухом!

– Нет, аскетизм тут ни при чем. Сегодня я плохо спал и поэтому решил воздержаться от чая.

В действительности же во время беседы с Хемнолини Онноду-бабу не раз соблазняла наполненная до краев чашка чаю, но теперь он не мог встать и уйти. После стольких дней Хемнолини наконец откровенна с ним; он не помнил, чтобы когда-нибудь раньше они беседовали так задушевно и серьезно, как сегодня здесь, на тихой крыше дома. Если прервать сейчас этот разговор, потом его не продолжишь, он умчится, как вспугнутая лань. Поэтому Оннода-бабу решил пренебречь чаем.

Хемнолини не верила, что отцу нужно лечиться от бессонницы.

– Идем, отец, пить чай, – предложила она.

Оннода-бабу тотчас позабыл о своей бессоннице и торопливыми шагами направился к чайному столу.

Войдя в комнату, Оннода-бабу сразу же увидел Окхоя и встревожился: «Только Хем как будто немного успокоилась, а увидит Окхоя – и снова разволнуется, – подумал он. – Но теперь уж ничего не поделаешь». Вслед за ним вошла и Хемнолини. Увидев ее, Окхой тотчас же вскочил.

– Джоген, – сказал он, – я пойду.

– Куда вы, Окхой-бабу, у вас разве есть какие-нибудь дела? Выпейте с нами чашку чаю, – остановила его Хемнолини.

Все были поражены приветливостью девушки. Окхой снова уселся, заметив при этом:

– В ваше отсутствие я уже выпил две чашки, но если вы настаиваете, то, пожалуй, не откажусь еще от двух.

– Вас никогда не приходилось упрашивать, когда дело касалось чая, – рассмеялась Хемнолини.

– Уж таким создал меня всевышний, я никогда не отказываюсь от хороших вещей, если в этом нет особой необходимости.

– Благословляю тебя на то, чтобы и хорошие вещи, помня об этом твоем качестве, не отворачивались от тебя без всякой видимой на то причины, – заметил Джоген.

Наконец, после долгого перерыва, за чайным столом Онноды-бабу вновь шла непринужденная беседа. Обычно Хемнолини смеялась негромко, но сегодня взрывы ее смеха временами покрывали голоса разговаривающих.

– Окхой-бабу совершил предательство, отец, – сказала она шутя. – Он давно не принимал твоих пилюль, но, несмотря на это, хорошо себя чувствует. Из уважения к тебе, отец, у него должна хоть голова разболеться.

– Предатель пилюль, вот кто ты! – воскликнул Джогендро. Оннода-бабу счастливо рассмеялся. Раз близкие снова проявляют интерес к его пилюлям, значит, в семье воцарились мир и порядок. Тяжесть свалилась с сердца Онноды-бабу.

– Я знаю, вы просто хотите поколебать стойкость этого человека, – заметил он. – Отряд приверженцев моих пилюль состоит из одного Окхоя, но и его вы собираетесь отнять у меня!

– Не беспокойтесь, Оннода-бабу, – ответил на это Окхой, – меня они не используют в своих интересах!

– Значит, ты как фальшивая монета: захочешь ее разменять – угодишь в полицию, – добавил Джогендро.

Эти веселые шутки, казалось, изгнали из-за стола Онноды-бабу чей-то мрачный призрак, который долгое время находился среди них.

Чаепитие затянулось бы надолго, если бы Хемнолини не собралась уйти под тем предлогом, что ей пора делать прическу. Окхой тоже вспомнил о каком-то срочном деле и быстро ушел.

– Отец, – сказал тогда Джогендро, – надо немедленно начать приготовления к свадьбе Хемнолини.

Оннода-бабу удивленно взглянул на него.

– Знаешь, – продолжал Джогендро, – в обществе много сплетничают относительно ее размолвки с Ромешем: до каких пор я буду затевать со всеми ссоры? Если бы только я мог открыть им всю правду, не о чем было бы и спорить. Но из-за Хем я рта не могу раскрыть – вот и приходится расправляться кулаками. Тут как-то пришлось проучить Окхила, – я услышал, как он болтает всякую ерунду. А если выдать Хем замуж, все разговоры прекратятся и мне не придется с утра до вечера, засучив рукава, поучать весь свет. Послушай меня, не медли больше.

– Но за кого же ее выдать, Джоген?

– У нас есть только один человек. После всей этой истории, после разговоров, которые уже начались, невозможно найти для Хем хорошего жениха. Остался один только бедняга Окхой, его ничем не смутишь: скажешь ему пилюли глотать – проглотит, жениться попросишь – женится!

– Ты с ума сошел, Джоген. Да разве Хем согласится выйти за него замуж?

– Если ты не будешь мешать мне, я берусь добиться ее согласия.

– Нет, нет, Джоген! – встревоженно воскликнул Оннода-бабу. – Ты не знаешь Хем. Запугиванием, принуждением ты только оттолкнешь ее. Дай ей время, пусть успокоится. Бедняжка, она столько пережила. А со свадьбой некуда торопиться.

– Я не буду ее огорчать, все дело можно уладить очень осторожно и легко, не причинив ей никаких страданий. Неужели вы думаете, что я умею только скандалить?

Джогендро был человеком нетерпеливым. В тот же вечер, едва Хемнолини, причесав волосы, вышла из своей комнаты, он окликнул ее:

– Хем, мне надо поговорить с тобой.

Сердце Хемнолини дрогнуло. Она медленно последовала за ним в гостиную.

– Ты не замечаешь, как ухудшилось здоровье отца, Хем? – начал Джогендро.

Тень беспокойства пробежала по лицу Хемнолини, но она ничего не ответила.

– Я хочу сказать, что, если не принять срочных мер, отец может серьезно заболеть.

Хемнолини поняла, что ответственность за болезнь отца целиком возлагается на нее. Она низко опустила голову и стала перебирать край своего сари.

– Что было, то прошло, – продолжал он. – И чем больше ты горюешь о прошлом, тем неприятнее нам. Теперь, если хочешь успокоить отца, ты должна как можно быстрее вырвать с корнем все воспоминания об этой неприятной истории. – Сказав это, Джогендро замолчал и выжидающе посмотрел на Хемнолини.

– Не беспокойся, я никогда не заговорю с отцом об этом, – смущенно проговорила Хем.

– Ты-то, конечно, не будешь говорить, но ведь другим рот не закроешь.

– Что же я могу сделать?

– Есть только одно средство прекратить все толки.

Догадавшись, что имеет в виду Джогендро, Хемнолини поспешно сказала:

– Было бы хорошо увезти отца на некоторое время на запад. Когда через несколько месяцев мы вернемся, сплетни уже прекратятся.

– Это тоже не даст желанных результатов. Сердце отца до тех пор будет обливаться кровью, пока он не уверится в том, что ты совершенно излечилась от горя.

Из глаз Хемнолини брызнули слезы, но она быстро вытерла их и спросила:

– Так скажи наконец, что должна я сделать?

– Я знаю, тебе тяжело об этом слышать, но, если хочешь, чтобы все были счастливы, скорее выходи замуж.

Хемнолини точно окаменела. Но Джогендро не желал ждать и воскликнул:

– Вы, девушки, любите все преувеличивать. Не у тебя одной – у многих происходят подобные неприятности со свадьбой, но в конце концов все улаживается. А если бы в каждом доме разыгрывались такие драмы, как в романах, жизнь стала бы совершенно невыносимой. Может, тебе и не стыдно декламировать перед людьми: «Я навсегда стану отшельницей и, сидя на крыше, буду созерцать небеса. Память об этом недостойном изменнике я вознесу на алтарь своего сердца и буду свято чтить ее!» Нам же хоть умирай от такого позора. Выйди замуж за достойного человека и покончи как можно скорее с этой неудачной комедией.

Хемнолини отлично знала, насколько постыдной должна казаться людям эта «комедия», поэтому насмешка Джогендро пронзила ее как нож.

– Дада, – сказала она, – я ведь не говорю, что отреклась от мира и никогда не выйду замуж.

– Если ты не хотела этого сказать, так выходи. Конечно, если никого, кроме властителя небес, самого бога Индры[82], ты полюбить не можешь, то тебе ничего не остается, как стать отшельницей! На свете редко встречаешь то, что нравится, надо принимать вещи такими, как они есть. В этом и заключается благородство.