Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса - Jamique

— И знание сделает нас свободными? — кривой оскал.

— А что ты издеваешься? Так оно и есть. Когда ты знаешь о себе всё, ты можешь распоряжаться собою.

— Ой ли?

— Я говорю о настоящем знании. А не об иллюзии самокопания.

— А вы?

— Я такой же. Психика иногда не выдерживает. Но приходится её заставить. Натренировывать.

Вейдер кивнул.

— Думаете, я мог в своём роде запрограммировал себя на свою условно говоря судьбу?

— А почему условно? Судьба — это жёсткая программа действий, вытекающая из заданного алгоритма. Что задал, то и… Впрочем, не так примитивно. Но твоя боль касалась только боли. Боль из прошлого показала такое же будущее. И хоть корни этого будущего лежали глубоко в тысячелетиях, кто знает…

— Мы разговариваем с вами, как…

— Два идиота, — сказал Палпатин.

— Я хочу сказать: заумных философа-форсьюзера.

— Так это одно и то же.

Усмешка.

— Утешили.

— Стараюсь.

— Вы ничего нового не сказали, — произнёс Вейдер, глядя на Палпатина. — Будущее всегда растёт корнями из прошлого. Это примитив.

— Да. И очень красивый постулат. Скажешь, и умным себе покажешься. Только на сейчас, Вейдер, это всё имеет отнюдь не философскую форму. Вот наше прошлое. Оно по сути ужасно. Вот наше будущее. Мы чувствуем, что оно принадлежит не только нам. Вот наше настоящее. Все нити из прошлого. Все конструкции настоящего. Все конструкции прошлого. Игра построена по стандартной схеме, мой мальчик. Как бы ни гениален был игрок. Разгадаем его метод в прошлом — предотвратим его вмешательство в будущее.

— Так всё-таки думаете, что кто-то…

— Кто-то! Весь мир. Мир, как совокупность воль всех живых существ.

— О загнули.

— Так это и есть, Вейдер ты мой — Великая Сила.

Тёмный лорд засмеялся.

— Что ты? — спросил император с любопытством.

— Философ вы, философ…

Палпатин уловил особые нотки в голосе у ученика.

— Да, — ответил он. — Также и философ. Помимо того, что практик. Но ты же знаешь: я всегда любил рассуждать. Что в этом необычного?

Вейдер смотрел в стол и улыбался.

— Здрасьте, — сказал он. — Вот и ещё одна новая, оригинальная версия мира Великой Силы.

— Стараюсь по мере сил, — осторожно ответил Палпатин, внимательно глядя на ученика. Тот задумчиво чертил пальцем в чёрной перчатке какие-то фигуры на столе. А его собственная фигура в чёрном плаще, который окутывал плечи, была странно напряжена, насторожена… так не сидят на дружеских посиделках. Так концентрируются за мгновение перед боем. Который всё не наступает.

— Ты, в общем, сам поднял эту философскую проблему.

— Не спорю, — ответил тот, всё с той же странной улыбкой глядя в стол.

— И тебя в этом что-то не устраивает?

— Да что вы, повелитель.

— Да, обычно тебя интересует больший прагматизм, — ответил император. — Но я повторяю, что в ситуации, которая сложилась, это не философия, а…

Замолчал, глядя на напряжённые плечи своего ученика.

И вдруг резко вдохнул.

— Вейдер! — почти ахнул он. — Ты… ты же меня тестируешь!

— Да!

Такой же резкий выдох со стороны его ученика, который продолжал смотреть в стол. Только рука сжалась в кулак.

— Вейдер!

И Палпатин, закрыв лицо руками, стал смеяться.

— Учитель… Я…

— И как? — сквозь смех и сквозь ладони спросил император. — Как я тебе насчёт общей чекалдыкнутости?

— Император…

— Что? Что — император?!

— Ваше всегалактическое величество! Вы…

Император плакал от смеха.

— Энфэшники, — говорил он сквозь смех и слёзы. — Всегалактический заговор. Воздействие на всех нас, в том числе и на тебя практически на бессознательном уровне. Чуть ли не через основу Силы… Ну конечно! — он отнял от лица руки. — Вейдер, когда ты стал считать, что я сдвинулся? И сколько подозрений у тебя было насчёт того, что я пришёл в себя, но не до конца? Что шиза осталась? Мания преследования на галактическом уровне? Паранойя в масштабах Силы?

С наиехиднейшей из своих улыбок император с нескрываемым удовольствием прирождённого садиста наблюдал за тем, как Вейдер краснеет. Пунцовеет просто. В силу определённых физиологических причин.

— Здравствуй, моя белая горячка! — произнёс Палпатин ласково. И отвратительно улыбнулся.

Тёмного лорда настигла истерика. Он кашлял, булькал и производил множество других неаппетитных звуков, которые были для него смехом. Остановиться он не мог, и дыхательная система в истерике замигала индикаторами на панели: режим сбит, режим! И работала с перегрузкой.

Наконец, Вейдер успокоился.

— Три дня ходил и проверял? — ласково спросил Палпатин.

Тёмный лорд кивнул.

— А раньше?

Новый кивок.

— И никому не говорил?

Тот мотнул головой.

— И собирался служить своему всё равно малость подвинутому императору?

— Я собирался… — он замолчал. — Если это так, я собирался не допустить, чтобы кто-то ещё это заметил.

— Вот как.

— Да.

— И что тебя убедило в обратом?

— А меня убедило? — Вейдер поднял голову и улыбнулся.

— А откуда истерика?

— Я просто смеялся.

— Ага, — ответил император.

— Вот! — рука в перчатке торжествующе указала на него. — Вот это. И убедило.

Ваш непревзойдённо саркастический, на двести тридцать процентов прагматичный тон. И ваши насквозь ехидные глаза. Мой император.

— Ну, ты даёшь, — только и сказал Палпатин.

— Я же предупреждал: вы меня не знаете.

— Действительно, — ответил Палпатин. — Признаю твою правоту. Такого я не предполагал. Поздравляю. Ты сумел меня удивить.

— Я старался.

Вейдер вдруг откинулся на спинку кресла и положил нога на ногу. Прищур глаз был ехидный. У императора от сердца отлегло. Что бы дальше ни было — разжался мальчик.

Долго ты его мальчиком будешь называть? Не девочкой же. Но в общем, уже и не мальчик.

— Что ж, пофилософствуем, — непринуждённо сказал Вейдер. — Мир, как совокупность воль, значит? Не такое новое понятие. Хотя в этом ракурсе — непривычное… — машина наполнила его лёгкие гораздо большим объёмом воздуха, чем обычно. Среагировала на желание сделать глубокий вдох. Он стал серьёзен. — Заигрался кто-то с кем-то, учитель.

— Не особо весёлая игра.

— Для нас — да. Зато для кого-то вполне увлекательная.

— Неужели?

Вейдер кивнул. Его кивок в непонятной дисгармонии интонаций, мерцающих в этой комнате, был не подтверждением своей мысли, а согласием с интонацией императора.

— Да, увлекательного в ней было мало. Вспомнить хотя бы Звезду. Повелитель, мы ведь совершенно не хотели, чтобы её взорвали.

— Был такой запасной вариант.

— Да. Запасной. Крайне запасной. Но когда этот оглашенный попал в шахту…

— Спрошу о том, о чём никогда не спрашивал. Когда ты понял, что это твой сын?

— Ххххххаааааа…

— Удивительно красивый звук.

— Стараюсь. Мне теперь кажется, что ещё на Звезде. Точней, мне тогда что-то родственное показалось. Но я решил, что это просто форсьюзер. То, что Бен ему через Силу сказал, я услышал. И то, что он одарённый, я понял сразу. Но тогда не было смысла его убивать. Из таких на счету каждый. Я отпустил его со Звезды потому, что так и было задумано. Но когда около Явина он вмешался в бой и использовал Силу… Он использовал её очень неумело, но мощно. Но главное. Он раскрылся в ней. Я просто понял. Это было невозможно не понять. В меня моей силой ударило. Моей природой. Думаю, вам не надо объяснять.

Я был в таком состоянии, что этот придурок Соло меня чуть не подбил.

— Оригинальный у тебя будет зятёк.

— А?

— Зятёк.

— А.

— Хотя около станции он промазал. Целил в тебя, попал в ведомого.

— Так реакция у меня всё равно в сотни раз быстрей, чем у обычного человека. Даже если я на сознательном уровне этого не ощущаю. Сила, так сказать, думает за меня. Это уровень рефлекса, как в бою. Хотя да, я рисковал сильно. Вечно когда вмешиваются мои неучтённые привязанности, я оказываюсь на волосок от смерти. А тут это было как-то… совсем неожиданно.

Тёмный лорд рассмеялся. Быстро и безрадостно.

— Всё-таки вот так обрести отцовство, — сказал он. — Оно на меня свалилось вместе с Великой Силой. И я был, признаться, в глубоком трансе.

— А-ххаа.

— Теперь вы шипите?

— Должен же я с тобой сравняться в змеиных звуках.

— Имеете право.

— А почему ты не сказал, что нашёл сына? — серьёзно спросил император.

Вейдер кивнул. Сам себе. Учителю тоже. Задумчиво и спокойно.

— Это была моя свобода, — ответил он. — Моя любовь. Мой выход. Человек, с которым я был связан только любовью. И она была настолько свободна, что даже не нуждалась в том, чтобы сообщать о себе. Я нянчил её, как ребёнка. Хранил, как солнечный зайчик. И мне на несколько месяцев хватало одного ощущения, что где-то в галактике растёт мой живой ребёнок.