Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса - Jamique

— Не собственную! Они сами интерпретируют её соответственно уровню своего мира, природы, сознания, культуры!

— А слабо отпустить эксперимент на волю, а? Учёный Шатрриан Кэнт? Или ты не учёный уже, а координатор? Мессир, тьфу! Эмиссар! Надоело! Руководитель, блин, проекта! Я хочу, наконец, увидеть, как система будет развиваться сама по себе. А не координируемая нами. Что мне даст наше координаторство? Чувство, что мы можем управлять биологической системой под названием общегалактическая цивилизация? Да, можем! Но в результате этого мы узнаем только о себе! А я — учёный! Я желаю не себя познавать! Я хочу увидеть, как работает такой объект. Сам. Без нашего драгоценного вмешательства.

— Но Вейдер неестественный компонент этой системы.

— Ты это говоришь потому, что данный компонент не был предусмотрен твоими предварительными расчётами? Или, — он прищурился, — что данный компонент, впрочем, как минимум ещё один, приближается к тому состоянию, когда нам придётся признать его разумным? А значит, не подверженным эксперименту? А, Шат? Бунт роботов, да? Искусственно созданный разум вышел из-под контроля?

— Что ты несёшь?

Ему стало безумно весело.

— Не надо было мидихлориан в мир напускать, — издевательски пояснил он. — Они размножились и обрели разум.

— Не обрели.

— Спорим?

ПРОМЕЖУТОК МЕЖДУ КАРТИНАМИ

Просто песенка

Ах, как хочется сорваться в небеса.Засмеяться и запрыгать, как шальной.Ах, как хочется услышать голосаЭтой песни, этой песни неземной.

Ах, как хочется великого тепла.Ночь темна, трудна дорога впереди.Среди обликов и лиц, добра и злаТы найди меня, найди меня, найди…

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ, КОТОРАЯ НЕ ЗАХОТЕЛА СТАТЬ ИНТЕРЛЮДИЕЙ

Люди, ботаны, забраки и снова люди

Без эпиграфа.

Без промежутка.

Позднее совещание

Вейдер сделал запрос на возможность связи с императором, когда корабельные часы показывали полночь. Возможность связи была подтверждена.

— Повелитель, надеюсь, я вас не разбудил, — сказал Вейдер.

— Это важно? — спросил немного встрёпанный император. Его величество готовилось ко сну.

— Достаточно, — ответил Вейдер.

— Нет, — уточнил император, — тебе важно: разбудил ты меня или нет?

— Да.

— Я не спал, — этому утверждению одновременно противоречил и его подтверждал плотный стёганый халат, надетый поверх ночной рубашки. — Я поздно ложусь, ты знаешь.

— Мне надо к вам придти.

— Приходи.

Он пришёл. Затратил на это пять минут. На «Исполнителе» их апартаменты располагались на одной системе палуб.

— Вот, — сказал Вейдер, входя и отдавая лёгкий поклон. — Трипио.

— Я его не вижу.

Император стоял, сплетя руки на груди. Как будто пытался согреться. Без капюшона он выглядел ещё более дряхлым. Неприятное зрелище. Старческое лицо, твёрдые костяшки рук. С жёлтоватой какой-то, в расплывах пигментных пятен кожей. И глаза. Более чем живые.

На секунду Вейдер забыл, зачем пришёл. Будто что-то закрутилось. Всё то, недоговоренное. Оставленное в зоне тишины. Всё то, что было реальностью куда более жуткой, чем все эти игры в супербогов.

Когда боль становится невыносимой, ты всё равно идёшь туда, где тебе принесут облегчение от боли. И гордость тут ни при чём.

— Я восстановил стёртую память на диске дроида-секретаря, — пояснил Вейдер. — У Арту тоже. Но это дело личное. Я рискнул разбудить вас из-за разговора, который сохранился в памяти Трипио.

Он отдал императору носитель с копией записи. Император взял, подошёл к машине, включил её. Вставил носитель и поставил на воспроизведение.

Они оба выслушали запись молча. Стояли рядом с машиной. Запись была короткой. Особых усилий для того, чтобы стоять и молчать, от них не потребовалось.

— Вот как, — сказал император, когда запись закончилась. — Очень интересно.

— Да.

— Шпионы, шпионы, — сказал Палпатин. — Война, дети на войне. Сядем, Вейдер. Ты спать вроде собирался?

— Вы тоже…

— Трудный день, — сказал Палпатин, придвигая к столу кресло. — И удивительно бездарный. Как начинает казаться, — он сел.

Тёмный лорд последовал примеру своего господина и повелителя. Император сидел, сплетя пальцы.

— Я не буду спрашивать тебя про кофе, — глядя через плечо Вейдера в стену напротив себя, сказал Палпатин.

— Спасибо, не надо.

— Я тоже так думаю, — Палпатин резко поджал губы. — Значит, Бейл жив. Вот сволочь, — добавил он спокойно. — И Мотма об этом знает. Ну и?

— Я тоже об этом подумал, — кивнул Тёмный лорд.

— Дети, — сказал Палпатин. — Твой сын, потом дочь. Эти ментальные глюки. Взрывчатка на «Доме». Борск, якобы перешедший на нашу сторону. Мотма, которую якобы удалось убедить. Опять ментальный контакт. Теперь Бейл. Случайно. Потому что ты решил восстановить память дроидам. Случайно? И наши переговоры в пространстве. Конечно, наши дети не говорили о них Борску или Мотме. Для неодарённого это невозможно услышать. Понять. Но если кто-то из них знает? Из тех, с кем связалась Мотма? Она с ними разговаривала. С ними. С энфэшниками. Хватит, — руки разжались и твёрдыми ладонями хлопнули по столу. — Пусть её допросят. По-настоящему. Это уже не игрушки. И я не добрый дедушка. Это слишком опасно. Мы сидим в паутине, и я уже не знаю, за какую нитку дёргаем. И можем ли мы вообще не дёргать за нити. Пусть Тийен отрядит человека на допрос. Пусть следит за Борском. Пусть выяснит, что у этого ботана на уме, на душе, за умом и за душой. Дети, работать, — император забылся, как с ним порой бывало. То, что говорил Вейдеру вслух, он говорил и Тийену, и его ребятам. На самом деле император мог иногда делать сто дел сразу. Было бы настроение.

Тёмный лорд его не прерывал. Он слышал его безмолвный приказ на «Дом». И то, что император, приказав действовать, не прервал ментальный контакт, услышал тоже.

Потом Палпатин взглянул на Вейдера. Сухим и несентиментальным взглядом. Император собирается продолжить разговор. Не прерывая наблюдения за тем, что происходит в другом корабле и в другом месте. Вейдер не удивился. Император на это способен. Всегда. Особенно когда это надо.

— И всё же я всегда был уверен, что с этим проклятым Альянсом дело не чисто, — сказал император. — По внешности: кучка повстанцев и политиков-республиканцев. Которым в империи не додали. Которые изображают идеалистов. Плохая мина при отвратительной игре. В политике идеалистов нет. На кого рассчитано? На болванов? Болваны — все.

Альянс. Плохое оборудование, глупые идейные бои в декоративном Сенате. Который был оставлен для спуска эмоций особо рьяных особ с одновременным за ними приглядом. Впрочем, особы об этом знали. И всё равно играли.

Ну и традиции, конечно. Чтобы не очень плакали. И вот Мон Мотма, которая делает всё, чтобы выглядеть всё большей дурой, начинает по-идиотски собирать республикански настроенных единомышленников в Сенате. Потом выступает с пламенной речью в обличение нового строя. В конце шебуршания по поводу сбора голосов. В поддержку республиканской власти. Этих «заговорщиков» в процессе их заговора мог не вычислить только слепоглухонемой.

Одновременно, сразу в нескольких точках галактики начинают создаваться тайные, хорошо вооружённые и прекрасно оборудованные базы. Одновременно у нас начинают красть информацию на самом высшем уровне. Одновременно заключаются такие договоры и намечаются такие интриги, которые под силу истинному гению политики и психологии. Мотма? Борск? Бейл? Их коллективный разум? Кто-то, кто им помогает? Они Таркина практически умудрились использовать! А Таркин дураком не был. Карьеристом — да. Заговорщиком — да. Интриганом — да. Душой союза новых военных — да. Но не дураком. Он пошёл на союз с Альянсом, имея в замысле использовать их и кинуть. Но использовали и кинули его.

— И нас с вами.

— Да, — ответил Палпатин. — Возможно, это случайно. Но я в случайности не верю. Политическая ситуация, которая сложилась, прямиком ударила в самый нарыв наших личных отношений, о котором знали только мы. Направленный удар. И мы чуть не погибли.

Вейдер поднял голову. Ничего не сказал. Император всё равно услышал.

— От тебя это не зависело. Всё, что произошло. Можно потом анализировать свою манеру поведения. Можно понять мотивы. Можно даже почти в процессе, теряя остатки разума, понимать, почему ты их теряешь. Но это ничего не исправит. Когда бьют в рану — больно. Хочешь ты этого или нет. И понимаешь ты или нет, как действуют рецепторы, и каким образом сигнал о боли от нервных окончаний доходит до головного мозга. Боль есть. И никакой рационализм, никакая рефлексия не отменят боли. На этом построено всё так называемое зомбирование. Так называемое программирование на определённые действия. По этому принципу действует шок. По принципу непреодолимого психологического болевого порога. Живые существа уже достаточно изучили такую механику, чтобы действовать вместо шока. И создать непреодолимый эмоциональный барьер. Ты должен был убить меня, Вейдер. И себя. Для того чтобы избавиться от боли. Почему ты предпочёл боль?