Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда молодые люди вошли, девочки только что закончили играть свою песенку и приготовились начинать новую. Приход ребят этому помешал. Фёдор весело воскликнул:
— Ну, чего замолчали? Вот мы сейчас вчетвером сыграем. Вон у нас фисгармония стоит, ведь это тот же рояль. С тех пор, как мамы не стало, так она и молчит, никто у нас играть на ней не выучился. Я помаленьку одним пальцем немножко тюкаю, но это не то. Сейчас мы тебя проверим! Давайте, девчата, все вместе что-нибудь сыграем? Я мандолину возьму, — и он снял висевшую около одного из окон мандолину, — ты, Лида, на гитаре, ты, — он показал на младшую, — на балалайке, а Борис нам аккомпанировать на фисгармонии будет. Иди, Борис, садись! — и, пододвигая стул к стоявшему в углу комнаты ящику, он тянул туда же и Бориса.
— Ну и ветрогон же ты, Федька, совсем никакого порядку не знаешь! Ты хоть бы сперва познакомил нас со своим новым товарищем, а то не успел войти, как сразу за музыку!
Фёдор засмеялся:
— Конечно, наша Лида, как всегда, в роли наставницы. Ну да уж ладно, знакомьтесь! Вот эта, — и Фёдор, взяв старшую девушку, с церемонным поклоном подвёл её к Борису, — моя старшая сестра Лида. Она у нас теперь за хозяйку дома, и потому главная хранительница всяких приличий и порядка в доме. Между прочим, на следующем собрании мы её в комсомол принимать собираемся. Да, Борис, ты не вздумай за ней ухаживать, а то Васька Лукъяненко, есть тут у нас такой, ноги переломает.
При последних словах брата Лида густо покраснела, гневно выдернула свою руку из Фединой и сердито крикнула:
— Ну, Федька, и трепач ты невероятный! Нужен мне твой Васька, как прошлогодний снег! Ты, наверно, обо всех по себе судишь: как ты за своей Медведихой по всему селу бегаешь, так думаешь, что и другие…
При этом замечании сестры пришла очередь смутиться Феде. Он отвернулся, чтобы скрыть покрасневшее лицо и что-то невнятно пробормотал, затем быстро схватил за руку прыгавшую вокруг них смеющуюся младшую девчушку, для которой такие ссоры между старшими, видно, были не в диковинку и порядком забавляли её. Подтолкнув эту живую, весёлую толстушку к Борису, Фёдор сказал:
— А это наша младшая, Клава. Она пока, кажется, только и умеет, что хохотать, да вот разве ещё на балалайке тренькать. А это мой новый начальник — Борис Алёшкин. Он десятник Дальлеса, а я его помощник.
Девочки по очереди протянули Борису руку, а он, стараясь рассеять охватившую всех неловкость, попросил:
— Федя, покажи-ка мне фисгармонию. Я ведь не только не играл на этом инструменте, но даже и не видел его никогда, так что на меня в оркестре ты рановато рассчитывать начал.
Когда они подошли к инструменту, и Фёдор поднял его крышку, Борис увидел клавиатуру, такую же, как на рояле, сверху неё было несколько штук каких-то круглых ручек, а внизу две доски, там, где у рояля находились педали. Борис попробовал нажать на клавишу, но никакого звука не получилось.
Федя пододвинул второй стул и начал ногами нажимать на доски, послышалось какое-то шипение, и когда на этот раз он нажал на клавишу, раздался приятный, тягучий звук, напоминавший звук гармонии, но такой же чистый, как у рояля.
Через несколько минут Борис овладел нехитрой техникой качания воздушного насоса, а затем довольно удачно исполнил одну из своих любимых пьес — «Неаполитанскую песенку» Чайковского. Хотя он не прикасался к клавишам уже несколько лет, сыграл он довольно бойко и без грубых ошибок.
— Ну вот, — радостно воскликнул Федя, — а ты говорил, не получится! Давайте-ка теперь вместе что-нибудь? Вот, давайте сыграем вальс «Над волнами», вы обе его знаете, я тоже, а Борису нужно только несколько аккордов для аккомпанемента выучить, сейчас мы их подберём.
И он в несколько минут подобрал необходимые аккорды для обеих рук, а Борису потребовалось столько же времени, чтобы запомнить их чередование.
Вскоре раздались приятные звуки мелодичного вальса, достаточно согласно исполненного вновь сформированным оркестром.
При повторении вальса, потребованном дирижёром — должность, которую все беспрекословно предоставили Феде, открылась дверь, соединявшая квартиру Сердеевых с комнатой дежурного по станции, и в ней показался низенький, очень полный человек, одетый в поношенную железнодорожную куртку, чёрные брюки, заправленные в старые валенки. Ему можно было дать лет 55. Он был совершенно лыс, и только по самым краям головы серебрилась реденькая щёточка коротких седых волос. Такая же щетина покрывала его подбородок и щёки — брился он нечасто. Глазки на его круглом румяном лице казались такими маленькими, что просто удивительно было, что он ещё что-то может видеть. На полных ярко-красных губах его довольно большого рта ласково играла добродушная улыбка, как-то по-особому оживлявшая лицо.
Это был Макар Макарович Сердеев. Только бросив на него взгляд, Борис сразу понял, на кого так похожа Клава; остальные дети, видимо, более походили на мать.
Увидев весёлую капеллу, а надо сказать, что музыкальные упражнения новоявленного оркестра сопровождались шутками и смехом, вошедший рассмеялся:
— Вот это здорово, — воскликнул он, — настоящий оркестр! Ну а как Коля с Митей приедут, да ещё и Оля появится, так у нас тут и оркестр, и своя певица будет, мы настоящие концерты задавать будем! Придётся и мне со своей скрипкой к вам присоединяться.
Но Фёдор, вероятно, вспомнивший что-то, вдруг внезапно прервал игру, конечно, замолчали и остальные.
— Папа, а ведь мы к тебе по делу шли, да вот девчонки нас с толку сбили музыкой своей! Познакомься, пожалуйста, это мой новый начальник, Борис Яковлевич Алёшкин, здесь у нас теперь будет два десятника, и я ещё помощник. Мы шли, чтобы насчёт площадки под склад узнать, а то Лукъяненко опять подался в Романовку, а нам нужно к вечеру уже её место и границы знать.
— Что-то уж больно молод твой
