Дорога Смерти - Eldar Morgot

За дверьми опять загремела железная цепь. Палачу жутко хотелось спать.

Рокапа, архиведьма, Та Что Танцует с Кудианом, медленно и осторожно спускалась по скользким, покатым ступеням. В руке она несла факел, и перед тем как ставить ногу, старательно осматривала каждый камень. Длинные черные волосы Рокапы были заплетены в простую толстую косу. Темно-коричневое приталенное платье облегало стройную фигуру. На поясе висели две вещи: расческа и небольшой кинжал в обычных ножнах.

Одолев три пролета, Рокапа остановилась передохнуть. Несколько мгновений ее взгляд блуждал по сырым мрачным стенам, затем архиведьма продолжила спуск.

Сверху падали капли черной зловонной воды. Там и сям на пути возникали целые колонии насекомых, и Рокапа брезгливо переступала через них, всякий раз тщательно проверяя платье на наличие жуков или, не приведи Кудиан, сороконожек.

— Пауков и прочих гадов только не хватало, — прошептала она, перекладывая факел из одной руки в другую. — Хотя, с другой стороны, кто же еще должен подстерегать отважную героиню в страшном подземелье? Туман бы еще. Будь я сказочная волшебница, сразу бы наворожила зловещий донельзя туман. Но так как я, к сожалению, наколдовать туману не могу, приходится довольствоваться сыростью и смрадом…

Рассуждая подобным образом, кудиан-ведьма спускалась все ниже и ниже. Вскоре в чернильной пропасти спуска забрезжил слабый свет. Рокапа ускорила шаг насколько это было возможно на старой, скользкой лестнице. О чем там любят молоть языками послушницы? Юные сестры шептались, что лестница ведет прямиком в пасть Кудиана. Рокапа усмехнулась. Если бы…

Свет становился ярче с каждым шагом. Наконец Рокапа осторожно просунула голову в арку, ярко освещенную странным сиянием, которое, казалось, исходило от самих стен.

— Ну же, девочка, не бойся, проходи. У меня так редко бывают гости. Ну надо же, какая честь. Сама архиведьма. Добро пожаловать! Выглядишь отлично.

Столь приветливый голос принадлежал женщине лет пятидесяти на вид. Но Рокапа знала, что говорившей намного больше. Намного. Архиведьма вставила факел в пустую скобу на стене и подошла к столу, возле которого в старом кресле сидела хозяйка подземелья. Почему-то стало сухо во рту.

— Привет тебе, милая Гуранда. Давно не виделись.

— Давно. Я уж решила, забыли про старуху. Оказывается, не совсем. Ну…Как дела, Рокапа, что нового в деле спасения мира, или кого ты там сейчас спасаешь? На чьей мы нынче стороне: добра или зла? А может, как обычно, и нашим, и вашим? Умно, ага. Нет белого или черного, а есть выгода Сестринства. Всегда гордилась нашей прозорливостью. Очень, очень гордилась. Да и теперь, хвала Кудиану, горжусь невероятно!

Веселые искорки играли в зеленых глазах Гуранды. Седые, чуть вьющиеся волосы, заплетенные в две косы, аккуратно лежали на плечах. Красивые, правильные черты лица не портили ни круглое лицо, ни горбинка на носу. Руки пожилой ведьмы чинно лежали на коленях. Ни единой складки не было на безупречно белом платье. В ногах дремал старый кот. Он лишь приоткрыл левый глаз, презрительно осмотрел Рокапу и снова уснул, свернувшись черно-белым калачиком. Рокапа собралась погладить кота, но затем передумала. Еще царапнет спросонья. Гуранда с улыбкой покачала головой.

— Он не царапается.

Рокапа вздрогнула. Осторожно облизала пересохшие губы. Вина бы.

— Это же тебе не Кудиан Сарисов, вот тот, да, котяра серьезный.

Гуранда умолкла и некоторое время рассматривала хранившую молчание Рокапу.

— Ты изменилась.

Архиведьма подняла глаза.

— Вот как?

— Да… — Гуранда вытянула ногу в домашнем войлочном тапке и погладила замурчавшего во сне кота. — В лучшую сторону. Повзрослела, если будет уместно так сказать про тебя, — зеленые глаза сверкнули, от чего Рокапа вздрогнула и отступила на шаг назад. — Ты садись. Отдохни. Хочешь вина?

Рокапа кивнула. Уселась на предложенный мягкий стул с затейливой резьбой на спинке. Осторожно взглянула на улыбающуюся коту Гуранду.

— Высокая передает тебе привет.

— Спасибо, — пожилая ведьма не отрывала глаз от блаженно щурившегося кота. — Знаешь, до сих пор не могу привыкнуть, что она стала нашим союзником. Жизнь полна неожиданностей, милая. Пей.

Повернув голову к столу, Рокапа увидела перед собой невесть откуда взявшийся кубок. Осторожно пригубила пахучее терпкое вино.

— Нравится? — промурлыкала Гуранда.

— Вкусно, — Рокапа отставила кубок. Ей стало немного жарко, но расстегнуть ворот платья она не решилась.

— Хочешь еще?

— Спасибо. Может, чуть позже.

— Позже… — Гуранда подняла зеленые глаза, и замершая на месте архиведьма увидела, как рука старой колдуньи медленно исчезает, ныряет в ничто, словно в воду. Вот только никакой воды не было видно, одна лишь пустота, в которой исчезла кисть руки. Сначала пропали пальцы, затем невидимое ничто поползло вверх, к предплечью, неумолимо пожирая плоть. Кот мурлыкал, не открывая глаз. Так же стремительно рука вернулась, как будто выросла из пустоты. На кончиках пальцев еще играли голубоватые язычки пламени. У Рокапы снова пересохло во рту. От улыбки Гуранды архиведьме захотелось вскочить, опрокинуть этот старый, почерневший от времени стол и бежать наверх, бежать сломя голову. Потому что невозможно находиться в этом каменном мешке, невозможно смотреть в эти страшные глаза и невозможно видеть все эти…

— Фокусы? — уточнила Гуранда. — Ты прости меня, девочка. Я должна постоянно практиковаться. Иначе…

Рокапа знала. Умеющая Жить Гранью не может не соприкасаться со смертельным дыханием потусторонних субстанций. И делать она это вынуждена ежедневно, еженощно, потому что в противном случае Грань убьет Умеющую. Сожрет. Как руку несколько мгновений назад. Но уже навсегда. Архиведьма потянулась к кубку. То, что он оказался полон вина, ее не удивило.

— С кем ты хочешь говорить?

Рокапа ждала этого вопроса, но все равно оказалась не готовой к нему. Дрогнувшей рукой поставила кубок на стол. Пробарабанила короткую трель ногтями по расческе на поясе, чем вызвала новую улыбку Умеющей. Вот только в зеленых глазах Гуранды уже не было веселья. Она знает. И знала с самого начала.

— С Мирандой.

Умеющая закрыла лицо руками. Рокапа терпеливо ждала. Кот приоткрыл левый глаз и тут же уснул снова, потянувшись всеми четырьмя лапами.

— Боюсь, — не открывая лица, проговорила Гуранда, — не принесет тебе радости разговор с душой моей любимой единоутробной сестры. Опомнись.

— Это необходимо.

— Необходимо жить, — Гуранда опустила ладони. — Дышать, вкушать пищу, любить, наконец.