Походы и кони - Сергей Мамонтов

Думаю, что излишне упоминать, что все хорошие обещания приехавших офицеров остались в области фантазии, кроме проклятого ледореза, который доставил нам немало забот, когда нам пришлось спешно переправляться через Дон.

Утром следующего дня я проходил мимо орудийного парка. Вечером шел дождь, а ночью был мороз — и колеса орудий были схвачены льдом. В случае быстрого выступления сдвинуть орудия не удастся. Я сообщил об этом Скорнякову.

— Оставьте людей отдыхать. Сколем лед завтра.

Но мне лед не давал покоя. Я собрал ворчащих солдат, и лед скололи.

В СМЕРТЕЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ

Сколка льда произошла вовремя, так как через 20 минут раздались выстрелы и батарея стала спешно запрягать. Наша дивизия выкатилась из Синявки. За станицей был небольшой косогор с гололедицей. Лошади скользили и падали. Скорняков оставил меня с номерами вытаскивать наверх наши повозки. Когда мы вытянули последнюю повозку, все пошли к лошадям. Дуры не было. Я плохо оценил положение и вместо того, чтобы сесть в последнюю повозку или взобраться на круп к одному из солдат, сказал, чтобы мне прислали Дуру, и не спеша стал подниматься наверх. Солдаты ушли рысью. Я остался один. Когда я поднялся на дорогу, кровь моя похолодела. Влево над Синявкой вершины холмов были заняты цепью красной пехоты. А внизу всего в каких-нибудь 400 шагах от меня разворачивалась на рысях красная кавалерийская дивизия. Наших видно не было. Я побежал изо всех сил по дороге направо. К счастью, меня обогнал отставший солдат нашей батареи, мне удалось на лету схватить хвост его лошади, и она меня потащила за собой, как тогда, под Мангушем. Но вскоре я почувствовал, что слабею и вот-вот упаду.

— Стой! — заорал я солдату. — Дай мне стремя, я сяду на круп. Но солдат боязливо оглядывался на красных и продолжал нахлестывать.

Я схватился за револьвер и заревел:

— Я тебя пристрелю, если ты не остановишься!

Это подействовало, и он остановился и дал мне стремя. Не теряя ни секунды, я вихрем взлетел на круп. Солдат же верещал:

— Вот они, вот они. Пропали мы...

— Пошел во всю!

И мы пустились карьером.

Я боялся оглянуться, чтобы не потерять равновесия, но слух уловил топот копыт совсем близко. Постепенно топот стал ослабевать и совсем смолк.

— Убавь ходу, — сказал я солдату. — Сохрани силы лошади, если опять понадобится.

Нам навстречу скакал Половинкин с Дурой в поводу. Красные отстали. А в версте впереди разворачивалась к бою наша дивизия.

Я пересел на Дуру и ничего не сказал Половинкину за то, что он увел Дуру. Какое блаженство сидеть в седле своей лошади, а не бежать от красных по дороге. Я думаю, что это был момент самой жгучей опасности, пережитой мной за все время гражданской войны. И ушел я только благодаря тому, что ситуация была мне уже знакома. Под Мангушем я ее уже раз испытал и знал, что и как нужно делать, и сделал все нужное, не теряя ни полсекунды.

Уф! Хоть я их не видел, но чувствовал их совсем рядом за спиной. Все зависело от секунд. Мы скакали по гололедице, спасая жизни, а они опасались поскользнуться и попридержали коней, а там увидали нашу разворачивающуюся дивизию и отстали. Мы рысью присоединились к батарее.

БОЙ У СИНЯВКИ

Наша дивизия развернулась и пошла навстречу красным. Наши обе батареи открыли огонь. Но дело решили два полученных от англичан танка, которые страшно тарахтели и не внушали, видимо, красным опасения. Но когда они открыли огонь из пулеметов, красная конница пустилась наутек, а пехота побежала. Через час бой стих за неимением противника. Артиллерии красной, видимо, не было или она благоразумно скрылась раньше, потому что разрывов около танков не было.

Но вечером танки бросили, вероятно, из-за недостатка горючего. Наша дивизия пошла к Ростову. Танкисты шли пешком.

Был сильный мороз. Я подъехал к нашей вещевой повозке и сменил сапоги на валенки.

ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ ДОН

Шли мы всю ночь. Было очень холодно. Ругали мороз: ведь замерзнет опять полоса воды, пробитая ледорезом. А этот мороз нас спас, позволив перейти Дон на следующий день. Но мы этого не знали и ругались.

Утром мы увидели дома предместья Ростова. Мы были уверены, что наша пехота занимает город. Там ведь находился единственный мост через Дон. Послали даже квартирьеров: Казицкого и трех солдат. Дивизия остановилась. Вдруг мы услыхали оживленную стрельбу в городе и узнали, что Ростов занят красными. Это известие нас очень смутило.

А вскоре мы были атакованы красной кавалерией, которая следовала за нами. Тут паника охватила большинство наших. Некоторые части перемешались, и людская лавина ринулась налево, к Дону. Мы находились на высоком берегу с обрывом саженей в двести. Реки от нас видно не было. Все думали о проклятом ледорезе, который два дня назад прошел по реке. Успел ли мороз нынешней ночи скрепить опять лед?

Бой был беспорядочный. Приказания никто не отдавал или, быть может, они до нас не доходили. Части действовали по своему усмотрению. Некоторые защищались, другие бежали. Наша батарея стреляла и рассеяла красную лаву перед нами. Мы видели, как красные захватили две брошенные 7-й батареей пушки. Той батареей, где служил Леня Александров. К счастью, красные захватили обоз дивизии и занялись грабежом его, оставив нам время перейти Дон. Главная трудность была спустить орудия по обледенелому обрыву к реке и там переправить по тонкому еще льду.

Растерянность была полной, и, не получая приказаний, мы отошли к гребню обрыва и здесь поставили орудия на позицию.

В это время появился полковник Кузьмин со своим Первым офицерским конным полком.

— Что вы тут делаете? Утекайте, и живо. Мы последние, за нами идут красные. А вам еще нужно спуститься с кручи.

Все же он остановил свой полк и рассыпал его в лаву.

Справа от нас на железной дороге в станице Гниловской горел состав со снарядами. Снаряды разлетались и взрывались. Это служило нам прикрытием фланга. Едва ли красные сунутся с этой стороны. От нас сверху не было видно реки, но мы увидали колонну пеших и всадников, идущих в направлении к Койсуту на том берегу. Слава Богу, лед держит пешего и всадника. А вот выдержит ли орудия? Я заранее придумал план спасения, если лед окажется слишком тонким: раздобыть доску, лечь на нее и с ней ползти через тонкий лед. Но тогда спасусь я, а батарея и Дура погибнут.

Дорога шла вниз зигзагами, очень крутая и обледенелая. Отпрягли два передних выноса, поставили тормоз на колеса, Юдин перекрестился и стал спускать мое орудие на одном своем чудном корне. Мы повисли на орудии, стараясь его задержать, но оно скользило все быстрей. Дышло уставилось в небо, кони почти сели на зады. Ход все увеличивался, и Юдин перевел лошадей на рысь, чтобы орудие их не раздавило, потом поскакал, уходя от пушки. Мы с волнением за ним следили. Удастся ли Юдину взять поворот, не будет ли он отнесен в обрыв? Юдин скакал у поворота, скрылся за ним, появился ниже. Лошади шли карьером. Опять скрылся за поворотом и появился совсем внизу. Юдин постепенно сдерживал лошадей и остановился. Мы вздохнули с облегчением: каков молодец Юдин!