Правосудие Бешеного - Виктор Доценко

Мало ли вояк из Чечни, тем более "сраных"? Однако Гоча-Курды - словно наитие какое нашло - поручил этому бригадиру не только проследить за доморощенным убийцей, но, если тот рассказал правду, и повязать всю троицу и доставить к нему: не хватало, чтобы на его территории что-либо, а тем более убийство, происходило без его согласия или одобрения. Кончилось тем, что эти трое, бросившись перед Гочей-Курды на колени, выклянчили себе пощаду, но с условием, что они накажут своих заказчиков так, что у тех навсегда пропадет охота не только "заказывать" кого-то и поднимать на кого-то руку, но и вообще желание повысить на кого-то голос.

Горский, то есть Горе, проследил, как Долидзе, покинув сходку, сразу кинулся звонить, а затем профессионально выследил, куда тот попытался скрыться. Выяснив, что квартира принадлежит Марьям, одной из любовниц Долидзе, которая сейчас отсутствовала, Горе доложил обо всем по мобильному Гоче-Курды. Тот попросил его дождаться и вскоре приехал, прихватив с собой свою симпатичную подругу Виолетту, которая часто исполняла для него некоторые поручения, идущие вразрез с законом.

Выключив свет на площадке, они поднялись на нужный этаж, позвонили и вскоре услышали чуть настороженный голос Долидзе:

- Кто там?

- Это я, милый! - ласково отозвалась Виолетта.

- Марьям? - неуверенно спросил Долидзе и заглянул в дверной глазок: в полумраке ему удалось только рассмотреть женский силуэт. - Ты что, ключи потеряла?

- Нет, забыла...

- Хорошо...

Застучали засовы. Как только дверь подалась, Горский резко толкнул ее плечом, сбил с ног Долидзе, ворвался внутрь, перехватил его руку и ловким приемом так сильно заломил за спину, что Доля потерял сознание.

- Ты свободна, девочка моя, я позвоню! - кивнул Виолетте Гоча-Курды, и она послушно направилась к лифту.

Придя в себя, Долидзе с удивлением обнаружил, что лежит на полу со связанными руками и ногами. Во рту его торчал кляп, а на шею накинута петля, конец веревки тянулся к железному крюку, вбитому в потолок. На этом крюке раньше висел кожаный мешок, наполненный песком: первый муж Марьям всерьез занимался боксом.

- Ну, что, Доля, как ты себя чувствуешь? - с ироническим участием поинтересовался Гоча-Курды.

Тот лишь что-то промычал в ответ.

- Нормально, - с улыбкой "перевел" Горский.

- Сейчас освободят твой рот, а ты кричать не будешь... если согласен, кивни гривой. - Старый вор говорил спокойно, уверенно, без раздражения, он даже не смотрел в его сторону, словно действительно был увлечен изучением штык-ножа, подаренного ему Горским.

Не отводя испуганного взгляда от страшной "игрушки", Долидзе кивнул в знак согласия.

- Вынь у него кляп из пасти! - попросил Гоча своего помощника и сказал: Ответь, почему ты нарушил решение сходки? Ты же знал, что ожидает того, кто пошел против Гочи-Курды!

- Нугзар - мой друг! - восстанавливая дыхание, выдавил пленник.

Долидзе лукавил: у него никогда в жизни не было друзей, как, кстати, и у Джанашвили: "рыбак рыбака видит издалека!" Бизнес и деньги, большие деньги это все, что интересовало его в жизни! Ради денег он был готов на любое преступление. В данном случае он рисковал своей жизнью исключительно из-за денег, очень больших денег! Дело в том, что все его капиталы, добытые грабежами, рэкетом, обманом партнеров, перепродажей наркотиков, даже убийствами, находились в банке Джанашвили. Почему? Все по той же вечной причине, которая сгубила многих, - из-за неимоверной жадности!

Когда Джанашвили не был столь богатым и влиятельным: он только-только создавал свой банк и крепко нуждался в денежных средствах, они повстречались с Долидзе на одной криминальной разборке, где оба присутствовали в качестве консультантов, причем с разных, противоборствующих сторон. Дело удалось закончить миром, и новые знакомые, довольные таким исходом, решили отметить это событие. Хорошо выпив, они разговорились, и Долидзе мимоходом упомянул о своем желании вложить свои "накопленные непосильным трудом" сбережения в какое-нибудь надежное дело, намекнув при этом, что не прочь получить за это существенную благодарность.

Здесь требуется небольшое пояснение. Дело в том, что по всем воровским "понятиям" никто из настоящих жуликов никогда не заговорит о получении процентов. Причем совсем неважно, о ком идет речь - о себе самом или о должнике, у которого выбивается долг. Ни о каких процентах при возврате и разговор не заводится: только конкретная сумма, одолженная кредитором. Любой, кто заикнется о процентах, будет объявлен "ростовщиком". Поэтому-то желание Долидзе и звучало иносказательно, словно намек на получение благодарности за доброе дело.

Честно говоря, это воровское правило приводит автора в определенный тупик, и вот почему. Как же тогда можно охарактеризовать действия крутых ребят из криминального мира, которые при задержке выплаты должником своего долга ставят его "на счетчик"? Кто не слышал, что такое "поставить на счетчик", поясняю: каждый день просрочки увеличивает сумму долга на некий процент!

Как же еще назвать этих крутых ребят, как не "ростовщиками", хотя они и прикрываются понятием штрафа.

- Значит, ты, как верный друг, наплевал на мое предупреждение и тут же сообщил лысому Нуге о решении сходки?

- Прости, братан! - взмолился Долидзе.

- Бог простит! Ты, Доля, сам выбрал свою долю... - Гоча довольно улыбнулся. - Интересный поворотик! Прощай, Доля! - Гоча-Курды встал с кресла и направился к выходу, не обращая ни малейшего внимания на стоны и хрипы, раздавшиеся за его спиной.

На следующий день "Московские вести" опубликовали небольшую заметку в разделе происшествия. Статья называлась "Незавидная доля у Доли".

"В квартире любовницы вчера нашел свою смерть известный в криминальном мире грузинский авторитет Ваха Долидзе по прозвищу Доля. Его тело обнаружили висящим в петле, рядом, как и положено в таких случаях, валялся стул. То есть следствию откровенно предлагается версия самоубийства. Однако давайте зададим себе один-единственный вопрос: почему Долидзе решил наложить на себя руки? Может быть, он жил в нищете? Нет, довольно богато и ни в чем не нуждался. Может, от неразделенной любви? Не похоже, если взглянуть на его симпатичную любовницу, искренне страдающую по утраченному возлюбленному.

А не убили ли Долидзе? К этой версии подводит одна немаловажная деталь, сообщенная нам осведомленным источником: на запястьях и лодыжках покойного имелись яркие следы, свидетельствующие о том, что "самоубийца" незадолго перед смертью был туго связан.

Скорее всего, мы имеем дело с обычной криминальной разборкой: вновь идет дележ территорий..."

Богомолов выполнил свое обещание, к концу дня сообщив Савелию все: и что это был за самолет, в котором улетел Нугзар, и по какому маршруту он отправился.

Джанашвили, зная, что криминальные авторитеты, выписав по его душу профессиональную бригаду киллеров из Питера, перекроют ему все ходы к отступлению, дозвонился до Велихова и, заклиная его всеми святыми и обещая золотые горы, выпросил на день принадлежащий Велихову небольшой реактивный самолет.

Собрав все имеющиеся у него ценные бумаги, валюту и драгоценности, Джанашвили набил ими большую сумку и отправился на аэродром Мячково. Он приказал Бахрушину обеспечить его самой надежной охраной, и белый бронированный "Линкольн" Нугзара сопровождало аж сразу четыре джипа с вооруженными охранниками. Костя Рокотов, ехавший в отдалении за этой внушительной кавалькадой, от нечего делать думал про себя - сколько же миллионов должен был нахапать Нугзор, коли он так себя оберегает?

Самолет с Джанашвили и его людьми долетел до Минска, там его дозаправили, и вскоре он пересек границу, отделяющую Восточную Европу от Западной. Самолет приземлился в Вене. Там его пассажиры высадились, и он уже пустой вернулся в Париж.

Это рассказал Савелию генерал Богомолов, а Савелий перекинул полученные новости Андрею Ростовскому. Ни Ростовский, ни кто другой из криминальных лидеров не поинтересовались, откуда у Савелия взялась эта информация. Их больше занимала плотно набитая спортивная сумка, с которой Нугзар покинул страну. Этой сумке суждено было стать наградой за уничтожение неугодного "законникам" Нуги.

* * *

Это только кажется, что Европа большая. На самом деле, по сравнению с нашими российскими просторами, где расстояния измеряются сутками нахождения в пути, Центральная Европа поражает своей уютной компактностью. Ее всю за день-другой можно проехать на машине. Особенно это заметно в Бенилюксе, где границы входящих в него стран мелькают за окном машины чуть ли не каждые два часа.

По большому счету в Европе спрятаться гораздо труднее, чем в России. У нас отъехал от Москвы километров за сто, зашел в первую попавшуюся деревушку и живи, сколько тебе влезет; ни одна собака о тебе не узнает, лишь бы носа на люди не казал. А в Европе таких глухих уголков, как у нас, вовсе не осталось. Там почти везде цивилизация, даже самые заштатные деревни напоминают город.