«Юность». Избранное. X. 1955-1965 - Василий Аксенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вместо ботинок она натянула резиновые купальные туфли. Надела на голову белую абхазскую шляпу с бахромой, свой лучший сарафан и побежала на пляж. Она торопилась. Она боялась опоздать.
На пляже, у самой воды, двое взрослых и двое малышей играли в волейбол.
Валентина Григорьевна увидела Дубравку, улыбнулась и кинула ей мяч.
— Бей, Дубравка!
Дубравка ударила изо всей силы ногой. Мяч упал в море и заскакал на мелкой зыби у самого берега.
Сережка и Наташка побежали за ним, сердито поглядывая на Дубравку. А она отошла в сторону, скинула сарафан, вошла в воду и поплыла. Нырнет, вынырнет. Нырнет, вынырнет. Она заплыла дальше всех.
С берега доносился едва слышный шум голосов, смех, похожий на хлопанье крыльев. Кто-то боязливый визжал. Дубравка поморщилась, перевернулась на спину. Она лежала в воде, раскинув руки. Вода прикрыла ей уши мягкими большими ладонями. Громадное небо сверкало, и глаза не выдерживали его блеска. Дубравка закрыла глаза, потом вдруг перевернулась на живот и резким кролем понеслась к берегу. Она отыскала среди купающихся человека с глазами темными, как у Сережки и Наташки.
Она нырнула и дернула его за ноги в воду. Потом забралась ему на плечи.
— Вот тебе!
Петр Петрович сжал Дубравкины руки. Он погружался все глубже и глубже. Он смотрел Дубравке в глаза, и было похоже, что он смеется. Он словно хотел сказать: «Хорошо здесь, под водой».
«Что тебе нужно? Пусти!» — кричала про себя Дубравка. Она не успела вдохнуть перед тем, как упала в воду лицом. Ей было очень трудно сейчас. А Петр Петрович подмигивал ей:
— Куда ты торопишься? Давай поплаваем… Ты ведь плаваешь, как акула…
— Пусти!!!
— Нет, ты посмотри, как здесь красиво…
Солнце плавало под водой желтыми колеблющимися шарфами. Водоросли щекотали Дубравкины ноги. Упругая тяжесть сдавливала ей виски. Шея вздрагивала. Дубравка вспомнила лицо Утюга, когда он тонул возле своего круга. Она чуть не крикнула по-настоящему. Петр Петрович выпустил изо рта большой пузырь. Пузырь побежал вверх, за ним побежали другие, помельче. Дубравкино тело рванулось к поверхности. Она почувствовала, что руки ее освободились. Быстрее! Быстрее!.. И когда Дубравка глотнула воздуха, она все еще бешено колотила руками по воде, словно желая выпрыгнуть из нее вся. Небо кружилось. Горы кружились. Совсем рядам плавал мужчина. Он смотрел на нее с сожалением и поправлял волосы.
Дубравка всхлипнула, отвернулась и быстро поплыла к своему камню. Она взобралась на камень и упала там, тяжело дыша. Ей не хотелось ни думать, ни шевелиться. Может быть, она и заснула бы даже. Но вдруг она услышала позади себя шорох. Вскочила и увидела злорадные лица мальчишек. Они подстерегали ее здесь, за камнем, в воде. Теперь они шли мстить за обиды.
Камень высок. Очень высок. Прыгать с него невозможно. Внизу торчат из воды острые выступы.
— Попалась, артистка! — кричали мальчишки.
Позади них, сжимая в руке свой резиновый круг, карабкался толстый, усталый Утюг. Он кричал, отдуваясь:
— Сейчас мы отлупим тебя беспощадно!
На Дубравку посыпались мальчишечьи кулаки. Утюг не бил. Он только приговаривал:
— Я бы тебе дал. Только ты умрешь от моего удара.
Потом он растолкал мальчишек, помог Дубравке встать и сказал добродушно:
— Слушай, согласна, что ты попалась? Дай слово, что больше не будешь нарзаном поить, тогда мир. А то, смотри, сейчас еще поддадим.
— Буду! — крикнула Дубравка. — Все время буду!.. Мне на вас и смотреть-то смешно.
Она сделала несколько быстрых шагов и прыгнула с камня.
— Убьется! — закричал Утюг.
Мальчишки подбежали к краю утеса. Они видели, как Дубравка, перелетев острые выступы, почти без брызг ушла в воду. Они проглотили завистливую слюну и честно выразили свое восхищение словами:
— Ох!.. Вот это артистка!..
Потом они горестно уселись на край скалы.
Утюг схватил свой спасательный круг, разбежался и ахнул вниз солдатиком. Вода больно хлестнула его по согнутым коленям, ударила в подбородок, вырвала из пальцев надувной резиновый поплавок.
Когда Утюг вынырнул на поверхность, он увидел пляшущих на камне мальчишек. Они орали ему приветствия. Неподалеку колыхался спасательный круг. Он прощально булькал, выпуская из разорванного бока последний воздух. Почти рядом плавала Дубравка. Она удивленно и немного испуганно глядела на Утюга.
Утюг тоскливо отвернулся, приготовился тонуть и вдруг, сам того не заметив, поплыл к камню.
Обретенного так внезапно умения хватило ему ненадолго. Он медленно погружался.
— Набери воздуха побольше и ныряй, — услышал он возле себя голос Дубравки. — Не бойся, я помогу, если что…
Плыть под водой было легче. Утюг нырял и вновь выныривал, набирал воздух. Камень становился все ближе и ближе.
Дубравка ныряла рядом. Она вытащила обессиленного Утюга на острые выступы под скалой.
Над их головами промелькнул коричневый мальчишечий живот. Один, другой, третий… Мальчишки прыгали в воду.
— Тут на дне красивая раковина лежит, — сказала Дубравка.
— Умел бы я хорошо плавать, я бы ее достал… тебе, — сказал Утюг.
— Она глубоко. До нее донырнуть трудно.
На выступы под скалой лезли мальчишки.
— Ай да Утюг! — кричали они. — Ай да мы!
— Нужно с камнем нырять, — сказал Утюг. — С камнем в руках.
После обеда Дубравка постучала в комнату Валентины Григорьевны.
— Вот, — сказала она, входя. И поставила на подоконник большую мокрую раковину. — Я ее достала для вас. Это та самая… Из глубины… Я ныряла за ней с камнем. С камнем хорошо… Возьмите ее с собой. Будете меня вспоминать.
Валентина Григорьевна хотела обнять Дубравку за плечи, но она выскользнула и побежала по лестнице.
Собака — друг. Собака все понимает, но ничего не может сказать. Собака сочувствует молча, в этом ее преимущество.
Дубравка сидела под лестницей, на соседских половиках, которые были вывешены на перила для сушки. Собачонка лежала у ее ног. Она не знала, что в человеческом мире ее называют Кайзер Вильгельм Фердинанд Третий, или попросту Вилька. Собака смотрела в заплаканные Дубравкины глаза и, конечно, не могла разобраться, почему плачет человек, если он не голоден, если его не побили палкой, не пнули ногой, не переехали хвост тяжелым тележным колесом.
Дубравка ходила на рынок за рыбой для ужина. Когда она пришла, то увидела Сережку и Наташку. Они сидели на корточках под окном Валентины Григорьевны и подбирали с земли яркие радужные черепки. Это была разбитая Дубравкина раковина. Из окна Валентины Григорьевны выглядывали сконфуженный руководитель драмкружка, Снежная королева, Ворон Карл, Ворона Клара и Петр Петрович.
— Дубравка, — сказал Сережка. — Они пригласили всех на спектакль.
У Дубравки дрожали губы.
— Дубравка, — сказала Наташка. — Они говорят: жаль, что ты не играешь. Ты хорошо играла…
Дубравка услышала стук каблуков. По лестнице спускалась Валентина Григорьевна.
Сережка и Наташка подобрали обломки раковины, стали друг к другу спиной, готовясь зареветь.
Дубравка поставила кошелку с рыбой на окно своей комнаты и побежала. Она слышала, как Валентина Григорьевна кричала ей вдогонку:
— Дубравка, Дубравка, вернись… Он ведь нечаянно…
«Он, — думала Дубравка. — Все он…»
Дубравка спрыгнула с каменного забора позади дома на другую улицу и пошла по ней вверх к маленьким огородам местных жителей.
Вечером Дубравка забилась под лестницу. Стены здесь обросли плесенью. На старой паутине качались высохшие мухи. Мыши разгуливали под лестницей, не торопясь. Собака Вилька приходила сюда ночевать.
— Вот, Вилька, как получается, — бормотала Дубравка. — Ты сама знаешь. Тебе объяснять не нужно.
Собачонка прикрывала глаза. У нее были лиловые веки и сморщенный старушечий нос.
— Она такая красивая, а он… — вздохнула Дубравка.
Собака тоже вздохнула. Если бы она могла думать человеческими категориями, может быть, она и поняла бы смысл этого слова — «красивая»…
— Что она в нем нашла?! — крикнула Дубравка. — Он урод. Насмешник. Бесчувственный крокодил. Он обманет ее и будет смеяться. Вилька, ты ничего не понимаешь в людях!
Собака положила морду на передние лапы. Она давно уже научилась разбираться в людях. Она различала их характеры даже по запаху. Если бы люди могли научиться этому искусству у бродячих собак! Но они не желают. Они предпочитают делать глупости. Вилька давно уже догадалась, что Дубравка встанет сейчас и побежит делать странные, ненужные вещи. Она даже прикусила зубами Дубравкин сарафан, словно хотела сказать: «Не уходи, пожалуйста, это тебе совсем ни к чему. Лучше давай выспимся». Но Дубравка пощекотала ей за ухом, взъерошила шерсть на собачьей спине и выбралась во двор.