Древнее сказание - Юзеф Крашевский

Старик все еще не хотел согласиться.

— Мое дело пчелы, а не вече, — уклонялся он.

Но на этот раз никаких отговорок не приняли: волей-неволей пришлось уступить.

Разбудив тех, которые еще отдыхали, вчерашние собеседники вскочили на лошадей и отправились к столбу, где с нетерпением ждали их кметы. Челядь Пяста давно уж ушла на работу, а потому с ним поехал сын его Земек, сопровождавший отца на случай ухода за лошадьми.

В то утро вече обещало быть особенно многолюдным: множество кметов виднелось уже у столба, а кроме того, беспрестанно подходили и новые. Распространившийся слух, что немцы опять готовятся к нападению на Полянские земли, немало способствовал многолюдству собрания.

В ожидании начала вече кметы сидели кучками на траве, когда Стибор, Болько, Мышко, Пяст и Доман явились. Заметив старика в простой, домашнего изделия сермяге, подходившего к ним, все, словно по чьему приказанию, встали. Воля богов, с одной, седые волосы Пяста, с другой стороны, были тому причиной.

— Отец наш, дай нам добрый совет, иначе мы все погибнем! — послышались с разных концов голоса. — Мы уж достаточно говорили, говори теперь ты; дай нам добрый совет, отец!

— Или вы сами не знаете, что вам нужно? — спросил Пяст. — Нового вам я ведь ничего не скажу! Прежде всего нужно согласие, да скорей выбрать князя! Сжалимся же, наконец, над самими собой, да над детьми нашими! Беспорядок царит среди нас… Заводите порядок!

Вечевое поле замолчало. Все, казалось, обдумывали…

Вдруг один из старшин, по прозванию Крак, представитель древнего княжеского рода, грозно поднялся с места, снял колпак с головы и, махая им в воздухе, полной грудью крикнул:

— Этому быть нашим князем! Избираем Пяста! Мгновенная тишина — и земля дрогнула от единодушного восклицания:

— Пяста! Пяста!

— Пяст да княжит над нами! Кровь наша!..

И среди кметов не нашлось ни одного, который не повторил бы этого восклицания, который бы воспротивился общему выбору.

Старик отступил назад, сделав руками движение, как бы желая отстранить от себя голоса, раздававшиеся все громче и громче, все радостнее.

— Я простой человек и бедный, за пчелами ухаживать мое дело, но и только, — сказал Пяст, — я людьми управлять не умею… Стар я и рука у меня слабая… Выберите другого, не смейтесь над стариком!

Сказав, Пяст кивнул головой сыну, стоящему в стороне, после чего, — не успели еще кметы сообразить, что он намеревается делать, — вскочил на коня и, сопровождаемый сыном, вихрем помчался по направлению к лесу.

Кметы тотчас же бросились к лошадям, но Пяст тем временем успел ускакать далеко… И тогда впервые представилось чудное зрелище: около сотни всадников неслось сломя голову за избранным князем, а оставшиеся на городище кметы клялись, что до тех пор не сдвинутся с места, пока князь не вернется и не признает народной воли. Догонявшие Пяста неслись, не теряя его из вида, но им удалось поймать только сына, лошадь которого не могла поспеть за отцовским конем и несколько поотстала. Пойманный, не ведая цели настоящей погони, опасаясь притом за отца, с испугу ударился в слезы.

Пяст, примчавшись к лесной опушке, мгновенно скрылся от кметов, которые только теперь убавили шаг, надеясь найти старика в его хижине.

Но, к удивлению преследовавших, напрасно они расспрашивали, никто ничего не слыхал о Пясте… Старик, как потом оказалось, бросил лошадь в лесу и, не заходя домой, отправился на свой пчельник. Лошадь прибежала одна, по привычке толкнулась в ворота и ждала, чтоб их открыли.

Поклявшиеся не расходиться с вече, пока не вернется их князь, кметы три дня искали Пяста в лесу, но никак не могли найти.

Те, что раньше мечтали добиться власти, теперь и понять не умели, как возможен такой человек на свете, который — бедный, ничтожный — бежит от того, что для них — богатых и сильных — казалось пределом возможного счастья!

Пястова сына кметы не отпускали, держа его как заложника, надеясь хоть этим принудить старика воротиться. Он не являлся, однако. Так промелькнуло шесть дней. Наконец, как-то раз забрела на городище вездесущая, вечно странствующая Яруха.

Слуги, стоявшие в стороне и стерегшие лошадей, рассказали ведунье, что Пяст укрывается где-то в лесу, но что его не могут найти, несмотря ни на какие старания. Старуха смеялась, не будучи в силах поверить, чтоб такое количество ищущих не могло отыскать одного человека!

Она подошла к Стибору, к старшинам, но они не то что говорить, даже взглянуть на нее не хотели.

— А я его приведу сюда, — сказала она, — навряд ли кто лучше меня знает наши леса… Не раз мне случалось ночевать и с медведем под одной колодой… Я его отыщу…

Чем больше над ней смеялись, тем упрямее продолжала она стоять на своем… Такое упрямство Ярухи невольно заставило многих подумать, что, быть может, она и действительно кое-что знает, а потому Собеславу и Болько поручено было следить за ней.

Чуть свет старуха отправилась в лес. Ее приставники с трудом пробирались там, где она, по-видимому, чувствовала себя, как дома. Около полудня старуха присела на пень отдохнуть, вынула из котомки хлеба и, наскоро утолив голод, снова тронулась в путь. Долго шли таким образом Яруха и спутники; наконец, добрались до какой-то насыпи, покрытой густой, сочной травой. В этой насыпи были ворота или, вернее, нечто вроде входа на старое городище. Яруха нырнула туда, спутники приостановились и следили за ней взглядом.

В самом отдаленном углу, в месте, где сходились две насыпи, виднелся шалаш, а в нем на куче сухих листьев сидел Пяст. Старик вязал из тонких кусков коры лапти, которые в те времена носили бедные люди…

Увидев Яруху, Пяст испугался.

Она поспешила заговорить:

— Наконец-то нашла я тебя, — так-таки и нашла!.. Там люди все головы растеряли от ожидания! А сын твой заливается — плачет, потому его словно в плену содержат! Сжалься над ними, над своим сыном и возвращайся!

Не давая ответа, Пяст махнул ей рукой, чтоб замолчала. Болько и Собеслав вошли в городище, кланяясь своему князю… Увидев их, старик сделал жест, полный отчаяния…

— Нас за тобою послали, — сказал первым Болько, — все кметы ждут твоего прибытия… Умоляют тебя… Возвратись, такова уж воля богов! Мы одни не уйдем отсюда…

Затем оба начали умолять старика. Тот долго молчал, наконец, ответил:

— Делать нечего, иду с вами!

Яруха, присевшая на землю в ожидании окончательного решения, смеялась.

— Это я тебя, милостивый князь, нашла здесь; без меня, где бы им отыскать!.. Пусть же люди узнают, что и старуха на что-нибудь пригодилась… Целый месяц они бы искали тебя напрасно, если б не я!

Собеслав, Болько и Пяст, уже не противившийся, покинули городище; осталась одна Яруха, которая так истомилась, что, разувши старые ноги, тут же легла вздремнуть.

Пяст теперь сам повел своих спутников к небольшому лужку, где взяли лошадей у пастуха, пасшего здесь свое стадо. Однако ж, по причине непроницаемой лесной чащи, им удалось добраться до Пястовой хижины лишь далеко за полночь. Собек, дожидавшийся их прибытия, сейчас же отправился к кметам с известием, что князя нашли и завтра его приведут.

За ужином Пяст не проронил ни единого слова. На утро, чуть свет, Болько уж сторожил своего князя, который, однако, не сопротивляясь нимало, сел на лошадь.

Старшины вышли ему навстречу.

— Князь милостивый, — начал Крак, простирая к Пясту обе руки, — почему оставил ты нас? Ведь не по нашей воле, а по воле богов избран ты княжить и управлять нами! Одного лишь тебя кметы единодушно согласились признать над собою!

— Я считал и считаю себя недостойным почести, выпавшей мне на долю… Сил для этого у меня не хватит, — взволнованно отвечал Пяст, — я боюсь власти. Сжальтесь надо мною! Я беден, но в бедности знаю, что следует делать, принявши же власть в свои руки, буду ли знать, как управиться, не употреблю ли ее я во зло?

Вместо ответа раздались крики:

— Пяста! Пяста!

В эту минуту кметы раздвинулись, и два незнакомца, бывшие гости Пяста, остановились перед стариком. Они высказали приветствие, дружески улыбаясь.

— Мы пришли еще раз, чтобы на мужа праведного призвать святое благословение Единого Бога!

Радостные возгласы заглушили их. Все, до последнего человека, веселились и поздравляли Пяста. Мышки, как видно, заранее озаботившиеся приготовить для себя княжеский колпак с пером, подошли к новому властелину и отдали ему этот знак господства, а младший из чужеземцев, сделав над ним таинственный знак рукой, возложил его на седую голову старика.

Восклицания, крики, шум неслись отовсюду. Старик долго стоял посреди ликующих кметов, задумавшись.

— Вы видели все, — наконец произнес он, — что я и не желал власти и не гонялся за ней! Вы принудили меня взять ее и — что же делать? — я ее принимаю! Я всеми силами постараюсь воспользоваться ею так, чтобы она явилась источником общего спокойствия и порядка, чтобы она повсюду внесла справедливость; но если вы сами заставите меня быть суровым, — я буду неумолим и строг… Не забывайте: меня принудили сделаться князем, силой заставили княжить над вами!..