Прорыв. Боевое задание - Михаил Аношкин

Однако недавно Верховный Главнокомандующий издал приказ, по которому следовало всем, кто явится к партизанам с повинной, оставлять жизнь и проверять искренность раскаяния в бою. Старик нацелился было переправлять перебежчиков в отряд, к Давыдову, но получил категорический запрет и вынужден был нянчиться с ними сам.

Фон Штрадера пристрелили при третьей попытке к бегству. Отчаянный попался фашист, ни черта, ни дьявола не боялся, ни партизан. Своих предавал напропалую, но и со Стариком разговаривал цинично, свысока. Старик не злился — подумаешь, фон-барон, плевал он на него с высокой колокольни. Пусть смотрит как хочет — все равно в наших руках, все равно сказал нужное. Третий раз обманул часового — попросился до ветра и в кусты. Часовой в первую минуту растерялся, до чего дерзко повел себя немец. Потом давай палить по нему из автомата. А тот вилял между сосен, юркий, словно заяц. Наверно, удрал бы, но напоролся на внешнее охранение лагеря. Уже смертельно раненный, Штрадер, собрав остатки сил, неожиданно вскочил и пробежал еще метров десять и лишь после этого рухнул замертво.

— Храбрый фашист попался, — резюмировал Старик и велел Нине передать Давыдову шифровку: пленный фашист фон Штрадер убит при попытке к бегству.

2

Старик, а тогда просто Петро Игонин, младший лейтенант, осенью сорок первого года снова — уже в который раз! — попал в окружение. На этот раз основательно.

Мост через Десну был заминирован заранее и возле него дежурило отделение саперов под командованием сержанта Щуко. Сержант имел приказ — взорвать мост после того, как с западной стороны придут последние бойцы. А как определить — последние или не последние? Появится очередная группа бойцов, Щуко гадает: последняя или нет? Решил ждать до тех пор, пока не увидит немцев. Случилось, что с западной стороны последними притопали бойцы взвода Петра Игонина. И то, что игонинцы были последними, засвидетельствовали сами фашисты. Не успели красноармейцы вступить на левый берег, как на бугор правого вылетела немецкая танкетка, за ней еще две. На гребне бугра остановились — осмотреться, что ли, надумали?

Щуко крутнул ручку «адской машины», но взрыва не последовало. Мост три дня подряд бомбили и, видимо, где-то осколком перебило провод. Сержант послал на мост сапера, но немцы открыли по нему бешеный огонь и убили наповал. Если бы танкисты поспешили, то без труда прорвались бы на левый берег — и неизвестно, что бы потом было. Но они медлили — видимо, боялись.

Когда был убит сапер, Петро зло выругался и, ринулся на мост. Он отлично понимал, как дорого было каждое мгновение. Разыскал провод, взял в руку и, пропуская меж пальцев, пополз вперед, ища обрыв. С бугра садили изо всех пулеметов. Пули визжали кругом, отбивали щепки от настила, а Игонин ползи полз. Наконец, добрался до обрыва, соединил концы и перебежками бросился обратно. Тогда танкетка сорвалась с места и, поднимая пыль, ринулась к мосту. Пули жихали над головой, но, удивительно, ни одна Петра не задела. Бежал и кричал Щуко:

— Крути! Давай взрыв!

Щуко бледный, собранный и решительный, упрямо ждал, когда младший лейтенант минует мост. И только Петро успел кубарем скатиться под откос, как сержант крутнул машину, и мост поднялся в воздух вместе с фашистской танкеткой. Игонина сшибло взрывной волной, бросило на дорогу. Его положили на плащ-палатку и унесли в лес. На общем совете решили: игонинцы продолжают путь на восток, с командиром остаются только двое. В последний момент с Петром решил остаться и Щуко. У сержанта в отделении насчитывалось всего четверо. Трое примкнули к игонинцам, и взвод под командованием старшего сержанта ушел догонять своих. Щуко по душе пришелся младший лейтенант, простой и отчаянный. Сержант правильно решил: командир от контузии оправится быстро, зато потом с ним воевать будет интереснее. С тех пор они не расставались.

К отряду Давыдова Игонин и Щуко примкнули зимой. Давыдов поначалу Старика назначил командиром роты стрелков и сразу же решил проверить, на что способен новичок. Давненько не давал покою комбригу немецкий аэродром, расположенный у деревни Т. Вот и отдал приказ — роте Игонина разгромить аэродром. Петро потянул руку к затылку — ничего себе заданьице. Три дня со Щуко ползали на брюхе вокруг аэродрома, соображали, как лучше устроить разгром. Облюбовали лесок возле аэродрома и спрятали в нем роту. День лежали там, наблюдали, приценивались к местности, чтобы ночью действовать наверняка. Стояла оттепель, какие в этих местах среди зимы не редкость.

План налета созрел такой. Одновременно атаковать сам аэродром, склад боеприпасов, склад с горючим. Все это хозяйство охраняла команда в полсотни фашистов. Налет рассчитан был на молниеносность. В затяжной бой ни при каких обстоятельствах не вступать, ибо недалеко в деревне квартировал пехотный полк.

В полночь группы заняли исходные позиции. Старик, дал красную ракету, и начался разгром. Затрещали автоматы, ухнули гранатные взрывы. Ввысь взметнулся огненный смерч — вспыхнул склад с горючим. Минутой позже вздрогнула под ногами земля — грохнули боеприпасы. У охраны поднялась паника.

Утром комбриг пожал новому комроты руку и сказал:

— Спасибо, порадовал. Вижу, грамотный ты мужик.

Игонин скромно ответил:

— Учился в сорок первом, товарищ комбриг.

— Добрая школа. Так и держи.

Весной сорок второго штаб объединенных партизанских отрядов отозвал заместителя командира отряда по разведке. В ответ на протест Давыдова, начальник штаба лаконично радировал: «Обойдешься».

В отряд проникли сведения, что в одном ближнем районном центре особенно свирепствует местная полиция — расправляется с семьями партизан и военнослужащих, грабит население и творит всякие другие бесчинства. Старик попросил разрешения у Давыдова разгромить полицейский гарнизон. Комбриг колебался — полицаи потому и храбрились, что, кругом было полно немцев. Но Старик настаивал, и Давыдов, скрепя сердце, позволил. И вот как это произошло.

По дороге в райцентр пылят две подводы. На них расселись солдаты в серо-зеленых мундирах. На передней молоденький офицер в пенсне, рядом с ним здоровенный бородатый денщик и остроносый переводчик из хохлов. Подводы въехали в село. На улицах безлюдно. Жители прячутся в домах. Даже не видно вездесущих мальчишек. Подводы выкатываются на площадь, возницы натягивают вожжи. Из школы, приземистого, из красного кирпича здания, выбегает долговязый полицай, на ходу поправляя суконный френч. Немцы соскакивают на землю. Офицер снимает пенсне и вприщур, несколько презрительно, смотрит на полицая. А тот запнулся за кем-то брошенную палку, чуть не упал. По инерции подбежал к офицеру ближе, чем полагается. Потом шагнул назад и гаркнул:

— Господин офицер, полицейский участок несет службу по охране порядка!

Офицер презрительно морщится, обходит полицая и быстро идет в школу. За ним поспевают солдаты». Дежурный полицай плетется в хвосте. Он переживает из-за того, что так неуклюже получилось с рапортом.

В просторном светлом классе спертая духота и кислый запах махорочного дыма. На нарах, сделанных из жердей и досок и застланных соломой, лежат полицаи. При виде немецкого офицера они соскакивают и замирают по стойке «смирно». Некоторые из них торопливо застегивают пуговицы френчей. Опять перед офицером возник долговязый дежурный полицай, опять он хрипит:

— Присутствуют девять человек. Пятеро ушли в село, двое собирают продовольствие!

— Болван! — шепчет полицаю переводчик. — Швыдче посылай за остальными. Бачишь, господин офицер сердится!

И переводчик что-то шепчет на ухо офицеру. Тот слушает с непроницаемым видом, потом согласно кивает головой и четко выговаривает:

— Зер гут!

Дежурный посылает одного из полицаев за отсутствующими, и тот вылетает из школы пулей. Не проходит и десяти минут, как, запыхавшись, прибежали остальные полицаи. Они до обморока боятся немцев. Боятся их ослушаться. Но они, вместе с тем, понимают, что немецкий офицер появился у них не зря. Значит, кончилось привольное житье. Не иначе, как немцы задумали облаву на партизан и хотят взять их с собой. А это верный конец. У партизан меткие пули, всевидящий глаз и длинные карающие руки. В классе-казарме стоит гнетущая тишина.

— Все? — опять почему-то шепотом спрашивает переводчик у долговязого полицая и тот преданно хрипит:

— Все, господин переводчик!

Тогда выступает вперед бородатый денщик, наводит на полицейских свой автомат и говорит:

— Кончай базар, цуцики!

А переводчик и два солдата неожиданно оказываются возле пирамиды с винтовками.

— П-п-погодите... — лепечет долговязый. До него с трудом доходит происходящее.

Старик толкает его дулом автомата к двери и командует всем полицаям: