Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

– Кратов! – позвала Марси из спальни.

Она сидела в подушках, в обычном своем розовом халате с капюшоном, осунувшаяся, встрепанная, непривычно худая и необыкновенно серьезная. Сестра Шанталь осушала ее лицо кружевными салфетками.

– Ты не мог бы подержать Иветту, пока я прихожу в себя?

Кратов принял невесомое сокровище из рук в руки (сокровище сердито засопело, но смолчало и только с потешной угрозой гримасничало маленьким красным личиком). Марси откинулась на подушки и моментально уснула.

– Сестра Шанталь пробудет в доме до тех пор, пока вы не перестанете в ней нуждаться, – сказал доктор Лаланд. – А мы вас покидаем. Я заеду вечером, но это будет скорее визит вежливости. Еще раз поздравляю, мой дорогой друг, и добро пожаловать во взрослую жизнь.

Он похлопал Кратова по плечу и, сопровождаемый выводком сестричек, удалился.

Сестра Шанталь бесшумно, как привидение, хлопотала вокруг постели со спящей Марси. Поправила покрывало, задернула шторы, поставила на прикроватную тумбу маленькую статуэтку Девы Марии. На вопросительный взгляд Кратова ответила:

– Я тоже нерелигиозна, мсье. Но такова традиция. А еще это генератор гармонического излучения. Малютка будет чувствовать себя в покое и безопасности. – Подумав, добавила: – Обе малютки. Теперь передайте ангелочка мне и ступайте отдыхать.

Все еще оглохший и одеревеневший, Кратов вышел в гостиную. На его шее тотчас же повисла мадам Амели Дармон-Тиссеран, златовласая джинсовая девочка лет шестидесяти. Мсье Поль Дармон, прямой, поджарый, во всем клетчатом, в непременной бабочке, стоял в некотором отдалении с наполненной рюмкой наотлет. Мама тоже была здесь, она сидела на краешке дивана и выглядела совершенно потерянной.

– Так скоро, Костик! – промолвила она. – Мы даже не успели ничего приготовить…

– Вы хотели сказать: не успели приготовиться стать бабушкой, мадам Ольга? – уточнил папа Дармон, всегда славившийся шутками сомнительного качества.

– Мы можем взглянуть? – заговорщицки спросила мама Дармон. – Не шуметь, не радоваться, только взглянуть? Одним глазком, мой дорогой?

Кратов не успел прояснить, как они все… мамы, папы… узнали, и ответить в том смысле, что отчего бы и нет.

Входная дверь распахнулась, и в дом черной кометой ворвалась Рашида.

– Кратов! – закричала она шепотом. Казалось, что с нее сыпались искры. – Как вы посмели? Без меня?! Ты негодяй! Марси, дурочка, тоже хороша… Мою девочку и без меня… Все равно я вас всех ненормально люблю!!!

3

Главное здание Академии Человека по-кошачьи выгнулось темно-серой дугой в конце неухоженной на вид и потому диковато выглядевшей аллеи. Кратов оставил свой гравитр в тени громадного, очень древнего дерева, пересек вымощенную влажными от утреннего дождя пористыми плитами площадь и, прыгая через две ступени, поднялся к центральному входу. Там его уже встречали.

– Доктор Кратов, – приветственно кивнула Шарона Терлецкая, по торжественному поводу облекшаяся в строгий брючный костюм, застегнутый под горло на все бесчисленные пуговицы. – Академия благодарит вас за согласие…

– Это я благодарен, что вы обо мне вспомнили, – небрежно возразил он и перевел взгляд на спутника Шароны, который положительно был ему знаком.

– Виктор Авидон, – поклонился долговязый, ростом не уступавший Кратову и весьма немолодой джентльмен. Его костлявое лицо, обтянутое смуглой кожей, осветилось искренним радушием, хотя запавшие глаза сохраняли печальное, несколько даже тревожное выражение. – Вообще-то я писатель. Когда у вас появятся свои дети, смею надеяться, мое имя станет для вас более узнаваемым.

– Для меня это честь, – сказал Кратов, осторожно пожимая протянутую руку именитого старца. – Но что привело вас сюда?

Терлецкая и Авидон переглянулись.

– Видите ли, коллега, – сказал Авидон несколько смущенно. – Помимо литературной деятельности я также секретарствую в Наблюдательном совете при Департаменте оборонных проектов… если вам знакома сия организация.

– Эльдорадо, Черные Эхайны, – сказал Кратов, глядя Авидону прямо в глаза. – Эрик Носов и его резидентура. Да ведь вы это прекрасно знаете, доктор Авидон. Как и то, что у меня уже есть дитя.

– Конечно, знаю, – проворчал тот. – Отчего бы не позволить пожилому человеку сыграть в рассеянность и неведение?

– И поскольку мы оба осведомлены друг о друге достаточно, – сказал Кратов, – должен ли я повторить свой вопрос? Что озаботило Департамент оборонных проектов настолько, что в Академию Человека был направлен его самый высокопоставленный и самый уважаемый чиновник?

– Не любите вы нас, – промолвил Авидон и укоризненно погрозил пальцем.

– Прекратите, Виктор, – вмешалась Шарона. – Вы прекрасно знаете, что я вас обожаю.

– В общечеловеческом смысле, – кивнул Авидон. – Поверьте, вне пределов Наблюдательного совета я бываю чрезвычайно обаятельным и остроумным собеседником. Но становлюсь занудой, буквоедом и бюрократом в худшем смысле этого слова, в каковом облике и сам себя не люблю, едва только речь заходит о глобальных угрозах. Не говоря уж о галактическом уровне.

– Все же взорвалось, – пасмурно сказал Кратов.

– Простите? – изумился Авидон.

– Это я о своем…

– Учитывая вашу легендарную интуицию, – сказала Шарона, – пора вам догадаться, Консул, что Академия пригласила вас не на торжественное чаепитие. Хотя, возможно, в качестве свадебного генерала.

– При известных обстоятельствах за генерала вполне мог бы сойти я, – ревниво заметил Авидон. – Но увидеть в сборище академиков и бюрократов аллегорию старомодных брачных ритуалов!..

– Виктор, дорогой мой, – сказала Шарона. – Не старайтесь повсюду читать скрытые смыслы. Иногда люди имеют обычай морочить головы окружающим из любви к искусству. Вы, к примеру, прикидываетесь рассеянным гуманитарием. А доктор Кратов старательно демонстрирует мнимый пофигизм и разнообразно валяет ваньку. Идемте же, нас ждут.

Они прошли входную арку, миновали холл с мозаичным коллажем, в наивных аллегорических картинках изображавшим непростой путь человечества к стабильности и гармонии (так, голод, разобщенность и мракобесие выведены были в виде мерзостного трехглавого дракона, во все огнедышащие пасти которого хлестала пена из громадной бутыли шампанского в руках рыцаря с гипертрофированными мышцами; требовалась немалая фантазия, чтобы опознать в нем Роберта Локкена), молча поместились в прозрачную кабинку-шар. Ввиду малоэтажности здания лифт никуда не спешил и предоставлял пассажирам счастливую возможность обозреть проплывавшие сверху вниз затейливые интерьеры Академии. Авидон заметно нервничал и порывался высказать свое неудовольствие в том смысле, что пешком, вероятно, получилось бы скорее, но натыкался на успокоительную улыбку Шароны и смущенно угасал. Кратову до этих терзаний было и дела мало: он, как малое дитя, едва ли не носом прильнул к стенке и впитывал свежие впечатления. Ему не единожды довелось бывать в императорских покоях иных миров, спускаться в зловещие подземелья глубинных чертогов и вздыматься в эфирные замки из облаков и радуг, держать речь при