Черное сердце - Сильвия Аваллоне

то он разделит судьбу монаха Дольчино. Завсегдатаи, стар и млад, отложив карты, согласно закивали. Люди могут знать, а могут и не знать. Но если черным по белому написано заявление, никуда не деться. Фьюме-старший все понял. Он ушел не возражая. Пересек площадь и сел на лавочку на остановке – ждать последнего автобуса.

В маленьких, глухих деревнях такое тоже случается: люди, которые кажутся тебе дремучими сплетниками и склочниками, в нужный момент оказывают поддержку. Это одна из причин, почему я вернулся и остался здесь.

Еще не совсем оправившаяся Аделаида дома преобразилась. Сразу прошла на кухню, деловито осмотрела стол, раковину, посуду. Налила в кастрюлю воды и спросила, не останусь ли я на обед.

– Нет, спасибо, – ответил я, – я спешу.

Я соврал, мне некуда было спешить. Но оставаться там и оттягивать момент разлуки было нелегко.

Мартино стоял посреди гостиной с рюкзаком на плечах, в куртке и шапке, как будто тоже собирался уходить. Я подошел к нему и попытался улыбнуться. Было заметно, что он грустит. Но что мы могли поделать? Я не был его семьей.

– Давай выберем день, пятницу или субботу? И каждую неделю в этот день ты будешь приходить ко мне на обед.

Мартино скривился: он не мог довольствоваться такой малостью.

– Обедаем у меня, а потом едем в город. – Я поднял ставку. – Мороженое и бильярд.

Мартино было трудно купить, но его плотно сжатые, напряженные губы все-таки разъехались в подобии улыбки. Он медленно снял рюкзак и сбросил его на пол.

– Бильярд – отлично. А мороженого не надо, я уже не ребенок.

Он огляделся по сторонам, как будто с трудом узнавал обстановку: дешевые картины, диван, на который налипла шерсть Тумана, пыльный ковер, телевизор на тумбе. И при виде телевизора глаза его загорелись. Внезапно он потерял ко мне интерес, прыгнул на диван, схватил пульт и тут же включил мультики – вот чего ему больше всего не хватало у меня в Сассайе. Я посмотрел на него и подумал: «Ты вылечил меня, маленький пастух».

Я вернулся на кухню, чтобы попрощаться с Аделаидой. Она уже накрыла на стол. Вкусно пахло подливкой. Жизнь шла своим чередом.

– Ну, я пошел. Если вам что-нибудь понадобится, телефон у меня будет включен.

– Господин учитель, – окликнула она меня, когда я уже уходил. Я никак не мог отучить ее от привычки называть меня так. – Спасибо, – сказала она, опустив взгляд, словно стыдясь, что прибегла к моей защите.

– Вы тоже мне помогли, – ответил я ей. И тоже опустил глаза, повернулся, взъерошил волосы Мартино, который завороженно смотрел сериал про супергероев, и, выйдя, плотно закрыл дверь.

Спускаясь к Альме, я старался не думать о том, что меня ждет пустой дом. Проходя мимо «Самурая», я заметил, что все подняли головы и смотрят на меня со странным возбуждением, с какими-то улыбочками. Но я не придал этому значения: эти люди просто безумцы. Мы все тут безумцы.

Я вернулся в Сассайю. Идя по переулочкам, я ничего не замечал, никаких изменений. Дома съел бутерброд, поднялся в кабинет, чтобы проверить тетради, занять голову. Потом полил цикламены. Было только пять часов, и я решил, что неплохо бы заняться стиркой. Взвалил на плечо корзину и отправился к мойке, к роднику. Стирать белье вручную в ледяной воде очень утомительно, а мне только этого и было надо. Я хотел вернуться вечером без сил и сразу заснуть.

Около семи я приготовил себе ужин, накрыл стол на одного. Опустилась темнота, стало холодно, я разжег печку. Сел за стол напротив окна. И только тогда увидел.

Во всех окнах дома напротив горел свет.

Как-то в начале лета за Эмилией рано утром приехала Рита. Она брала на себя всю ответственность, если что-то пошло бы не так.

– Мы не можем везти ее туда в наручниках, в сопровождении тюремной охраны.

Фрау согласилась.

– Надо дать ей этот шанс.

Фрау снова согласилась, осенив себя крестным знамением.

Шел 2004 год. Эмилия в последние месяцы, как говорится, «слетела с катушек». Училась мало и плохо. Совсем не готовилась к экзамену. Пандольфи практически продиктовала ей сочинение, но грамматические ошибки за нее исправить не могла. Эмилия разуверилась, вот в чем дело. Она верила раньше, что все осилит, в прежние годы, когда снова начала учиться. В той суете, с сокращенными и облегченными учебными планами, в тюремных классах по три-четыре ученицы.

Сегодня она должна была сдавать экзамен на аттестат зрелости наравне с другими подростками. Ей придется сидеть в аудитории вместе с обычными школьниками, которые овладевали министерской программой и делали домашние задания в спокойной обстановке, дома или в библиотеке, без чужой громкой музыки в коридорах, без чрезвычайных ситуаций, беспорядков, драк, разговоров с адвокатом и навязчивых мыслей о приговоре.

Как и всем остальным, ей предстояло сдавать экзамен внешней комиссии. Только вот она была не как все остальные. И тогда вернулась прежняя Эмилия: порезы на руках, черный горизонт. Какой смысл учиться, получать аттестат? Ведь для всех на воле она останется той самой, из Равенны?

Эмилия забралась в помятый «фиат пунто» Риты, и они выехали через большие тюремные ворота. Перед ними открылась пьяцца Сан-Франческо, залитая светом. Эмилия, хоть на сердце у нее лежала свинцовая тяжесть, не могла не восхититься: как же прекрасна Болонья! Никакой серости, нигде. Велосипеды, концертные афиши. С тополей на бульварах облетал белый пух.

Рита молчала, говорило радио. Эмилия была слишком очарована миром, живым, не разделенным решетками, и не слушала новости. Всегда существовала опасность, что заключенные могут сбежать по дороге. Эмилии было достаточно широко распахнуть дверцу на ближайшем светофоре, чтобы выпрыгнуть. Она бы бежала, пока в легких был воздух, а в ногах – сила, и заскочила бы в бар – заказать огромный «Апероль Шприц».

– Рита, я не бегу только потому, что не хочу тебя подводить.

– Ну ты и выдумщица!

Рита по-прежнему непринужденно вела машину, но Эмилия кожей чувствовала возникшее между ними напряжение.

– Если б поехала с Вентури, я была б уже на пьяцца Маджоре. Вечером меня, конечно, нашли бы, но я уже напилась бы до чертиков.

– Если это все, о чем ты мечтаешь, я сама свожу тебя в бар. Потом.

– Правда? – Эмилия рассмеялась.

– Если будешь умницей. Бокальчик просекко, потом пососешь карамельку. И никому ни слова, даже под пытками.

Эмилия сглотнула. Не удержалась и выдала Рите:

– Лучше бы я сдала этот экзамен в тюрьме!

Рита резко затормозила прямо посреди дороги, рискуя создать в час пик гигантскую пробку. Повернулась к Эмилии