Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин

Венской ратушей. Здесь, как я знал, собираются политики, театралы, бизнесмены, артисты.

У кельнера я спросил:

– Entschuldigen Sie, bitte, zeigen Sie mir den kleinen Tisch und die Stelle, wo der S gen des Kaffees Wolfgang Mozart (Извините, пожалуйста, покажите мне стол и место в кафе, где пил кофе сам Вольфганг Моцарт).

– Ist hier, – указал кельнер столик у окна. – Setzen Sie sich, bitte hin. Sie werden jetzt bedienen (Это здесь. Садитесь, пожалуйста. Вас сейчас обслужат).

Я присел за столик, за которым, согласно легенде, неоднократно сиживал великий маэстро. И сразу же набрал указанный Надеждой номер по мобильнику.

– Аmadeus? – спросил я.

На другом конце ответили ожидаемой фразой:

– Nein, das ist «Сafe Landtmann»(Нет, это кафе Ландтманн).

– Entschuldigen Sie, (Извините, пожалуйста) – извинился я и снял вызов.

Все это время кельнер был где-то занят, и это было мне на руку.

Не прошло и пяти минут после моего звонка, как кто-то легко коснулся моего плеча. Это было так неожиданно, что я непроизвольно вздрогнул и обернулся. Позади меня стояла девушка в синих джинсах и белой футболке. Короткая стрижка пепельных волос делала её похожей на юношу. У неё был рюкзак с плюшевой игрушкой. Она улыбалась.

Мне показалось, что её лицо я где-то видел, но где? (Опять это дежа вью). И не мог вспомнить.

– Добрый день, – сказала она с саксонским диалектом.

– Добрый, – отозвался я.

– У тебя всё в порядке?

– Да.

– Мы рады, что ты, наконец-то, появился здесь, в Вене. Мы очень долго ждали тебя.

– Может, выпьем кофе? – Что желаешь?

– Ах, да!.. – спохватилась девушка и назвала себя: – Эрика, Эрика Вебер, а ты… Вы Макс, я знаю.

Я протянул роскошное меню Эрике, но та махнула рукой и сказала подошедшему кельнеру:

– Wiener Eiskaffee, – как потом оказалось, это был высокий стакан, наполовину заполненный ванильным мороженым, наполовину холодным крепким черным кофе.

Эрика полуобернулась ко мне:

– Я вам порекомендую чашечку кофе с такими излюбленными венскими лакомствами, как Apfelstrudel – яблочный штрудель или Himbeer-Topfen-Torte – торт из творога с корицей.

Я кивнул и добавил:

– Мне чашку кофе и Himbeer-Topfen-Torte.

Фирменный венский напиток оказался и на самом деле божественным. Пока я с нескрываемой жадностью сделал несколько глотков терпкого кофе, Эрика стала рассказывать про историю кофейни. «Cafe Landtmann» было открыто 125 лет назад Францем Ландтманом и переходило во владение различных собственников, последними из них стала династия Кверфельд, которая смогла сохранить до настоящего времени кафе в его первозданном виде и в традиционной венской атмосфере.

Побывать в Вене и не посетить это кафе, – значит, лишить себя многого и, в частности, – перенестись в атмосферу очаровательного города, сохранявшего веками свои неувядаемые обычаи.

Традиции Венских кофеен, зарекомендовавшие себя во всем мире, восходят к 1683 году, когда после второй осады турками австрийской столицы было открыто Георгом Колшитским кафе в маленьком переулке за собором Святого Стефана.

Согласно легенде, Георг Колшитский был посыльным времен турецкой осады Вены, он курсировал с поручениями во вражеский стан. После разгрома венцами войска Великого визиря Кары Мустафы среди трофеев, оставленных турками, Колшитский обнаружил зёрна кофе.

С этого времени и начинается распространение в Австрии и в Европе ароматного напитка и культа кофепития.

После Колшитского кафе, предлагающие венцам, полюбившим ароматический напиток, росли как грибы, и кайзер Леопольд I с 1697 по 1700 год выдал большое количество лицензий.

В «Cafe Landtmann» снимались многие эпизоды кино и видеофильмов, таких как, например, американский триллер «Scorpio» с Аленом Делоном, телефильм о Вене с американским писателем и именитым актёром из Великобритании Питером Устиновым, немецкий кинофильм «Отец и сын». В течение всей своей истории венские кафе стали не только местом приятного времяпрепровождения, но и приобрели культурное значение.

Австрийский писатель Ганс Вейгель писал в одном эссе о различии слов кафе и кофе: «Второе слово означает только напиток, а первое – стиль жизни, которому принадлежат соответствующий тон, атмосфера кофепития и выбор напитка». От Эрики я узнал, что кофейня пользовалась известностью не только в Австрии, но и за рубежом. «Cafe Landtmann» – это мировая известность…

Мы не отказали себе в удовольствии, чтобы полистать книгу почётных посетителей «Cafe Landtmann», которую принес кельнер. Моя визави, сноровисто порывшись в этом фолианте, грациозно ткнула мизинцем в автографы побывавших тут знаменитостей: известного тенора Яна Кипура, композитора Имре Кальмана, английской кинозвезды Вивьен Ли, австрийского комика Ганса Мозера, немецких актрис Марлен Дитрих и Роми Шнайдер, писателя Цвейга, видных политиков – таких, как австрийский президент Карл Реннер, Теодор Кернер, Адольф Шэрф, канцлер Вилли Брандт, британский премьер-министр Эттли, королева Нидерландов Юлиана и жена президента США Хиллари Клинтон…

– Стоп! – вдруг спохватилась Эрика и, расшнуровала свой мини-рюкзак, вручила мне свёрток. – Это тебе пригодится, я знаю.

И, заглянув в моё недоумённое лицо, она как-то непосредственно рассмеялась и добавила:

– Тебе нужно быть по этому адресу: Домгассе №…, – Эрика ткнула пальцем в листок и добавила: – Оттуда позвони по мобильнику и за тобой заедут.

– Я сделаю как надо, – пообещал я девушке.

– Ну и хорошо.

Она поспешно встала, подошла ко мне и, прикоснувшись ко мне шелковистой, как крылья бабочки щекой, повернулась и ушла.

Мне не пришло даже в голову спрашивать у Эрики, каким образом она знакома с Надеждой и, наверное, с Верой Лурье; по каким каналам они узнали, что я – здесь, в Вене, откуда взяла этот сверток с документами, почему передала этот манускрипт в популярной кофейне, недалеко от храма св. Стефана. Все это было пустое…

Кажется, впервые в жизни я был спокоен, поскольку знал, что на все эти вопросы не будет и не может быть однозначных ответов. Истинные ответы зависели от моего понимания сложного взаимодействия неких сообществ людей из разных стран, связанных друг с другом общей идеей под именем Моцарт, и о существовании которых я даже не догадывался до встречи с Верой Лурье. Тут смешалось всё в пёстром национальном котле: от русских эмигрантов первой волны, казачьих офицеров Кубанского и Донского Войск, известного ученого-генетика, немецких исследователей-музыковедов и так далее. Причем, как я понял, неадекватность поведения, иная ментальность этих сфер, окончательно спутывала мои прогнозы или стратегию поведения на будущее. И если я когда-нибудь узнаю однозначные ответы, то эти вопросы тут же лишатся всякого настоящего, земного смысла.

…Мне долго не удавалось найти нужный номер дома на Домгассе, пока, наконец, сухонький старичок, похожий на русского интеллигента-гуманитария, не указал на трехэтажное здание и с важностью прокомментировал: «Здесь Моцарт создавал великую оперу „Свадьба Фигаро“».

Я набрал необходимые цифры по мобильнику, послышался ответный вызов, который тут же оборвался;