Золотая Колыма - Герман Волков

Тогда же, в 1912 году, экспедиция Давыдова переименовала бухту Монгодан в залив Гертнера, в честь исследователя, участника этой экспедиции, а бухту Волок назвала в честь замечательного русского гидрографа адмирала Нагаева. По его надежным картам устья Колымы и берегов Камчатки плавали моряки более ста лет. И тогда же, в 1912 году, с Каменного Венца была сделана первая фотография бухты. Пустынная гладь воды, курчавые берега, но без единого признака жилья, уходят вдаль голые увалы...

Такой безлюдной была самая лучшая якорная стоянка и тогда, и триста лет после ее открытия, и почти два десятилетия позже. Туземному населению никакой надобности в этой прекрасной бухте не было, рыбных речек у нее нет, лежала она в стороне от их полусонной жизни.

И только после революции, когда стал пробуждаться этот край, когда стали приоткрываться золотые кладовые колымской земли, на бухту Нагаева обратили взоры и ученые, и хозяйственники, и советские работники.

Первым возложил большие надежды на бухту Нагаева председатель Ольского райисполкома, первый и единственный коммунист в Ольском районе Михаил Дмитриевич Петров. За два года своей работы он много сделал и мечтал сделать еще больше, чтобы пробудить и преобразить этот край. 18 августа 1928 года Петров в газете «Тихоокеанская звезда» выдвинул лозунг: «Бухта Нагаева должна стать портом-базой». А еще раньше, когда в Дальневосточном комитете Севера намечали строительство культбаз, он же, Петров, предложил для Восточно-Эвенской культбазы не Олу, а бухту Нагаева.

Руководитель Дальневосточного комитета Севера Карл Янович Лукс приехал для обследования края, осмотрел бухту Нагаева, посоветовался со многими туземцами и с Валентином Цареградским, где лучше строить культбазу. Ему назвали бухту Нагаева. В Москву, в Комитет Севера при ВЦИКе Лукс писал:

«Эта бухта расположена почти в центральном пункте для всех эвенских тузрайонов Охотского побережья... и в самом центре интересного Тауйского залива и прилетающих к нему тузрайонов. Это естественный центр для всего Охотского моря, и отсюда же, несомненно, пойдет вся работа по снабжению... всего Верхне-Колымского золотопромышленного района... В навигационном отношении б. Нагаева (Волок) — лучший естественный порт всего  Охотского моря (и почти единственный)». Это о месте для культбазы.

О том, что отсюда пойдет снабжение Верхне-Колымского района, довольно определенно высказывался замечательный исследователь Северо-Востока Иван Федорович Молодых, экспедиция которого работала на Колыме одновременно с экспедицией Билибина. Молодых в книге «К материалам по вопросам снабжения Верхне-Колымского приискового района Союззолота», изданной в Иркутске в 1930 году, писал:

«При постройке шоссированной дороги в 375 километров от морского порта (бухта Нагаева), при надлежащей эксплуатации водных путей района системы реки Колымы... этот район окажется в лучшем положении в вопросах снабжения, нежели большинство других золотопромышленных районов (Алданский, Витимско-Олекминский, Каларский и т. д.)».

Так разные люди, гидрографы, геологи, советские работники, пришли к единому мнению: лучшего места, чем бухта Нагаева, для строительства экономического, транспортного и культурного центра на Северо-Востоке нет. Так бухта Нагаева стала бухтой Добрых Надежд.

3 июня 1929 года из Владивостока вышел пароход «Эривань», вскоре за ним «Генри Ривьер». Почти одновременно, 20 и 22 июня, они доставили в бухту Нагаева постройки культбазы. Их рубили в Приморье из добротной лиственницы. А здесь стали собирать. Ставили здания фасадом к бухте. Незакатное летнее солнце могло освещать их со всех сторон, а зимнее бросало из-за сопок полуострова оранжевые и алые лучи в широкие окна фасада, такие широкие, каких прежде в этих краях не видывали. Первой построили школу, за ней — больницу и ветлечебницу, рядом со школой начали возводить интернат для туземных ребятишек.

В первой половине сентября на зафрахтованном дрянном китайском пароходишке с громким названием «Фэй-ху» («Летучий тигр») прибыли из Владивостока педагоги, врачи, ветеринары, заместитель заведующего культбазой, мастер-механик.

В старину городами становились военные крепости, торговые села, фабричные поселки. Город же на берегу бухты Нагаева начинался с культбазы, сразу как культурный центр.

Комиссия Ольского рика рекомендовала:

«...Разбить перед зданиями сад и сделать спортивную площадку. Улицы устроить с проезжим полотном дороги шириною в 8 метров, кюветов в 2 метра, с двумя панелями по 5 метров под посадку деревьев, сохраняя такие по возможности при вырубке и корчевке. Разработать проект предполагаемой канализации, благоустройства, водоснабжения...» Одним словом, город-сад.

Школу построили прекрасную. Учителя приехали замечательные, молодые энтузиасты, из которых в будущем вырастут профессора, но учить пока было некого. Уговаривали родителей посылать детей в школу, а темные тунгусы удивлялись:

— Зачем? За оленем ходить надо, белку стрелять надо... А школа зачем?

Другие, видевшие в своей жизни из грамотных только купцов-обманщиков, убежденно говорили:

— Тунгус грамотный будет — плут будет.

Третьи вторили голосам богатых оленехозяев и шаманов:

— Дети в школе новые песни петь будут, родителей уважать перестанут, шаманам верить не будут.

На первый учебный год с великим трудом удалось набрать 14 учеников: 13 мальчиков и одну девочку. Да и тех привезли лишь к октябрьским праздникам.

А когда Юрий Александрович вместе с Кондратьевым пришел в первый раз на культбазу и попросил временного пристанища для экспедиции, в школе не было ни одного ученика, и заведующий культбазой Иван Яхонтов предложил :

— Располагайтесь в этих классах.

Заняться переброской грузов в бухту Нагаева Юрий Александрович попросил Цареградского;

— Тебе все пути туда знакомы. А я в Оле с Казанли и Корнеевым займусь картами, благо под рукой Макар Захарович, Кылланах и другие землепроходцы. Раковский с его дневниками мне будет очень нужен, а тебе поможет Кондратьев, и ты, пожалуйста, не откладывай на завтра. Хотя Север жить не торопится, но никогда не знаешь, что он выкинет завтра. На одного «Воровского» рассчитывать не будем. И весьма возможно, последний пароход в Олу не придет, а туда обязательно.

Переброска грузов Валентину поначалу не улыбалась. Камней — больше тонны! А сколько тюков с прочим имуществом! К тому же транспортные дела у него никогда не клеились. Лучше бы карты рисовать: это он мог не хуже художника Корнеева.

Но когда Валентин Александрович узнал, что на берегу любезной ему бухты строится культбаза, для которой он предлагал место Луксу, то почувствовал себя основателем этой культбазы и возгорелся желанием посетить ее.