Бесы Лудена - Олдос Хаксли

чертовка». Того же мнения придерживались и все экзорцисты – кроме Сюрена. Тщетно сестра Жанна убеждала экзорцистов, будто великий святой Иосиф наградил ее даром созерцательной молитвы; напрасно объявляла со смирением, будто «поднялась, Божественной Милостью, до тех высот созерцания, на коих доступно дивное озарение, и Господь Бог заговорил с моей душою, как нежный и всезнающий отец». Экзорцисты очень, очень сомневались. Вместо того чтобы припасть к стопам сего кладезя божественной мудрости, они толковали об особой разновидности иллюзий, характерной именно для одержимых. Перед таким жестокосердием оставалось только ретироваться – либо в безумие, либо на чердак, к милому, доброму, доверчивому отцу Сюрену.

Но даже и отец Сюрен сулил сестре Жанне известные неудобства. Конечно, он верил ей безоговорочно, в том числе и насчет особых даров; но достижение его идеалов святости предполагало очень уж большие затраты, да и о нраве сестры Жанны он был нелестного мнения – а это обидно. Одно дело – сознаваться в собственных гордыне и похотливости; и совсем другое – когда тебя ими корят. Сюрен не довольствовался тем, что перечислял пороки своей духовной дочери; он еще и норовил их исправить. Убежденный в ее одержимости, он также был убежден, что бесы взяли верх над сестрой Жанной по причине ее несовершенной натуры. Избавься от изъянов – и будешь избавлена от бесов, внушал отец Сюрен. Для этого надобно, по его выражению, «атаковать лошадь, дабы сбросить всадника». Однако лошади категорически не нравилось, когда ее атаковали. Да, сестра Жанна решила «стремиться ко Господу путем совершенствования»; да, она уже считала себя святой и страдала, что другие видят только неосознанное (или, наоборот, вполне осознанное) лицедейство; но как же болезненно труден оказался путь к канонизации! Сюрен принимал всерьез ее экстазы – это было лестно; этим бы ему и ограничиться. Увы, к несчастью для сестры Жанны, Сюрену требовались от нее еще и раскаяние с аскезой. Когда сестру Жанну заносило – Сюрен ее осаживал. Когда ей хотелось сделать покаяние зрелищным – например, обнажить какой-нибудь грех при скоплении народа, или пусть объявят, что она отныне не настоятельница, а простая послушница – Сюрен убеждал: нужны негромкие и неяркие, но истинные свидетельства самоуничижения. Порой сестра Жанна вела себя как знатная дама – в таких случаях Сюрен обращался с ней как с посудомойкой. Раздраженная, она пряталась за гордыней и яростью Левиафана, за богохульствами Бегемота, за буффонадой Балаама – Сюрен вместо экзорцизмов, которые так полюбились бесам, прописывал им хорошую порку. А поскольку Жанна всегда сохраняла достаточно свободной воли и искреннего желания исправиться, бесы повиновались. «Мы можем противостоять Церкви, – заявляли они, – можем противостоять и священникам. Но перед волей этой стервы мы слабы». Вопя или сквернословя, в зависимости от характера, бесы брались бичевать себя. Левиафан хорошо переносил боль; Бегемот проявлял почти такую же стойкость. Зато Балаам и особенно Изакарон боли страшились – попробуй-ка, заставь таких взяться за хлыст! «Бес похоти и чувственности, сам себя наказующий – зрелище удивительное!» – пишет Сюрен. Удары, впрочем, были совсем не сильные – зато уж вопли оглушительные, и целые потоки слез. Бесы, правда, не могли снести столько ударов, сколько сносила сестра Жанна в нормальном состоянии. Однажды она целый час бичевала себя, желая избавиться от неких психосоматических симптомов, вызванных Левиафаном, но в большинстве случаев хватало и нескольких минут. Бес обращался в бегство, а бесноватая могла продолжать путь к божественному совершенству.

Путь этот был утомителен, ибо совершенство имело один изъян (по крайней мере, в глазах сестры Жанны). А именно: неприметность. Да, его никак не получалось показать – вроде как те докучные способы умерщвления плоти, которые рекомендовал отец Сюрен. Допустим, вы вознеслись до пределов, за коими начинается чистое созерцание; допустим, сподобились благословения из уст самого Господа Бога. Но где конкретные свидетельства? Их нет. Можно сколько угодно рассказывать об особой благодати – а все только головами качают да плечами пожимают. Можно копировать блаженную Терезу – над тобой смеются и обвиняют в лицедействе. Так не пойдет. Нужно что-то убедительное, что-то зрелищное, что-то однозначно сверхъестественное.

Бесовские чудеса отпадали сразу – ведь сестра Жанна более не была королевой одержимых; она претендовала на прижизненную канонизацию. Первое божественное чудо свершилось в феврале 1635 года. Однажды Изакарон сознался, что трое магов (два – луденцы, один – парижанин) завладели святыми облатками (также тремя) и вздумали их сжечь. Сюрен незамедлительно велел Изакарону добыть эти облатки, спрятанные, как стало известно, под матрацем в некоем доме в городе Париже. Изакарон исчез. По его следам был послан Балаам. Поупрямившись, он все-таки отправился в путь (не обошлось без содействия доброго Сюренова ангела). Балааму приказали предъявить облатки на следующий день, на послеобеденном сеансе экзорцизма. В назначенное время Балаам с Изакароном явились и после долгих запирательств, после многих корчей сестры Жанны сознались, что облатки находятся в нише над дарохранительницей. «Затем бесы взялись растягивать малорослое тело матери-настоятельницы». В результате неестественно длинная ее рука простерлась к сказанной нише и извлекла бумажный кулек с тремя облатками.

Сему прискорбно сомнительному чуду Сюрен уделил поразительно много внимания. Сестра Жанна, напротив, даже не упомянула его в автобиографии. Неужели из стыда перед своим слишком доверчивым наставником за столь ловкую постановку? Или потому, что считала «чудо» недостаточно значимым? Конечно, она в нем участвовала; но не она его сотворила. Сестре Жанне требовалось собственное чудо – и уже осенью таковое ей наконец-то удалось.

Ближе к концу октября настоятель Аквитании капитулировал под нажимом общественного мнения и издал-таки приказ отозвать отца Сюрена из Лудена, заменив его другим, не столь эксцентричным иезуитом. Новость просочилась в кельи урсулинок. Левиафан торжествовал, чего не скажешь о сестре Жанне – придя в себя, она весьма огорчилась. Нужно было что-то предпринять, притом поскорее. Она помолилась святому Иосифу и укрепилась в убеждении: «Господь поможет нам посрамить упрямого беса и смирить его гордыню». Три-четыре дня сестра Жанна провела в постели, ибо ей недужилось; затем вдруг она почувствовала себя гораздо лучше и попросила о сеансе экзорцизма. «Так случилось, что в тот день (5 ноября) в церкви собралось немало знатных и влиятельных персон; они пришли, чтобы стать свидетелями изгнания бесов. Определенно, то был промысел Божий». (От себя добавим: промысел Божий имел место всегда, когда бывали задействованы знатные и влиятельные персоны. Свои коронные номера бесы неизменно исполняли при сильных мира сего.)

Сеанс начался. «Левиафан явился и принялся бахвалиться, что поборол не кого-нибудь, а служителя Церкви». Сюрен ответил приказанием поклониться Святым Дарам. Последовали привычные завывания и конвульсии. Затем