Великая война - Гаталица Александар

Он обманывается так же, как многие обманывались в течение этой Великой войны. На четвертый год войны рассказы о мощи Дунайской империи сломали зубы о брусчатку мостовой. Каждый месяц уменьшается хлебный паек, сахар перепадает только счастливчикам. В этом состоянии монархия становится чрезвычайно привлекательным местом для теософов и всякого рода шарлатанов. И сам двор был заполнен ими начиная с того самого толкования монаршего сна в ноябре прошлого года, когда один сомнительный баварский предсказатель судьбы предрек, что новый повелитель миллионов подданных благополучно переживет покушение 11 ноября 1918 года. Да, именно так было предсказано, и никак не могло случиться, чтобы теософ ошибался.

Теперь его и его нечесаных собратьев снова нужно было найти. При дворе Двуединой монархии пишется самое важное письмо, которое должно быть защищено всеми известными и неизвестными способами. Необходимо, чтобы оно выглядело обычным письмом, ничем не отличающимся от остальных. Но этому письму предстояло решить судьбу миллионов. Императрица Зита, гораздо более энергичная, чем ее сонный муж, решила написать письмо своему брату, принцу Сиксту Бурбон-Пармскому, бельгийскому офицеру, служившему во французской армии. В письме нужно было предложить условия окончания Великой войны, пусть даже позорные для Двуединой монархии, ибо это было единственной возможностью спасти династию и корону. Полусонный Карл I при активном посредничестве жены предлагал и Эльзас, и Лотарингию, и еще некоторые другие земли, как какой-нибудь безответственный средневековый барон. Письмо должны были доставить заслуживающие доверия руки Марии Антонии, матери императрицы, но что будет, если эта бумага с унизительными условиями мира попадет в руки врага? Что будет, если Сикст, которого Зита не видела более десяти лет, передаст письмо в руки французского премьер-министра, как поступил бы каждый верный своему долгу офицер?

Поэтому письмо нужно было защитить, но если его зашифровать, то вместе с императрицей-матерью должен отправиться и шифровальщик. Она в одной карете, он в другой. Но если их по пути арестуют? Нет, письмо следовало защитить другим способом. Решение было типично немецким, и два преданных короне человека снова отправились на север в поисках оккультистов. В маскарадный Мюнхен. На мрачную улицу Принца-регента, где предсказатели и гадалки открыли свои салоны и вывесили немецкие таблички с названием улицы. Пестрая толпа с отеками под глазами и камнями в почках болтается по этим улицам. Ищет свою судьбу, словно потерянную монету. Среди них и два посланца австро-венгерского двора. Они немедленно принялись разыскивать старого знакомого из 1916 года — Франца Хартмана, «принца Франца Баварского», но вскоре узнали, что тот убит при невыясненных обстоятельствах. После славного пророчества в Вене дела у «принца» пошли, похоже, скверно. Ему не удалось предвидеть и свой конец. Нашли его в полуразрушенном сером здании, мертвого и настолько перепачканного, что он и своей смертью подтвердил прозвище «Грязный Франц».

Поэтому посланцы двора должны найти кого-нибудь другого. Им говорят, что у Грязного Франца был ученик. Его зовут Хуго Форлат. Он гордый член теософских сект «Всеобщее братство» и «Маздазанское движение». Он основал журнал «Astrologische Rundschau»[35], впервые появившийся под № 12, а первые одиннадцать номеров были просто пропущены! Говорят, что он профессиональный оккультист, а его учитель, незадолго до своей смерти, собирался выдать ему официальный диплом. Хуго сразу же согласился взяться за работу.

По дороге он молчит, не открывает своих намерений непосвященным. Только при дворе он представляет свой блестящий план. Форлат предлагает императрице «невидимые чернила», стирающие буквы, когда к письму прикасается рука француза. Почему рука француза? Каким образом чернила могут опознать руки французов? «Очень легко, — отвечает этот человек, несколько раз вывернувшись наизнанку, — каждая ладонь потеет по-своему. С помощью магических букв чернила сами узнают запах французского пота и сразу же сотрут себя, как только к ним прикоснется вражеская рука». А Сикст? Что, если у него тоже потеют ладони? Сикст — это другое. Форлат возьмет образец пота императрицы Зиты и с его помощью узнает, как потеет ее брат, бельгийский офицер, служащий во французской армии. От его пота буквы не будут сами себя стирать!

От такого предложения ни в коем случае не следует отказываться. Теософ по специальности, которому не хватило лишь нескольких дней до получения «профессионального диплома», с уже написанным письмом удаляется в особые покои. В течение трех дней он не прикасается к пище и воде, которые для него оставляют под дверью, как какому-то прокаженному. Иногда из комнаты доносятся крики, вздохи и непонятный громкий шум. На следующий день сквозь щель под дверью пробивается желтый клок странного дыма, похожий на боевое отравляющее вещество бертолит, но это не смертоносный яд, потому что через несколько часов появляется сам Форлат и просит императрицу протянуть ему правую руку. Он берет у нее образец пота и вскоре победоносно выходит из покоев, держа в руках письмо. Говорит, что все надежно. Принимает оговоренную плату за выполненную работу и сразу же отправляется на север, в мрачную Баварию, но императрица не унимается. Ей необходима еще одна защита.

Второй теософ прибывает из юродивой Саксонии, из дьявольского города Лейпцига. Утверждает, что обучался в трактире доктора Фауста. Его зовут Карл Брандлер-Прахт, он готов оказать помощь, выставив единственное условие — чтобы двор никогда не обращался к обманщику Хуго Форлату, отнявшему у него издательские права на большую часть книг знаменитого Алена Лео… Кто такой этот Лео и почему права на публикацию его произведений представляют такую ценность, никто не знал, но преданные трону люди сразу же солгали, что данное письмо не имеет ничего общего с Форлатом и, разумеется, не встревожились, когда Брандлер-Прахт заявил: «Если вы говорите неправду, я сразу же это увижу, и тогда вся работа пойдет прахом». Разумеется, обидчивый ученик из трактира Фауста не обнаружил, что письмо уже побывало в руках Форлата, и предложил свои услуги: в результате его магии буквы превратятся в непонятные закорючки, если к письму прикоснется кто-то со злыми мыслями… Как буквы могут почувствовать злые мысли, никто не спрашивал. Императрица была в дурном настроении, а придворные евнухи знали, что в таком случае следует демонстрировать беспрекословное послушание. И этот теософ тоже кадил над письмом и верещал над ним два дня. В отличие от своего заклятого врага Форлата он съедал все, что ему оставляли под дверью, а зачастую прожорливо требовал добавки. Работу он, уже хорошо откормленный, закончил через неделю, заявив, что в результате его трудов письмо обладает абсолютной защитой. Принял неприлично большой гонорар и сразу же отправился назад в сумрачную Саксонию, в дьявольские лейпцигские подвалы.

Была ли достаточной эта двойная оккультная защита? Нет, письмо было показано и разумным подданным империи, а они понимали, что должны его усовершенствовать любым способом, только бы истеричная супруга императора была довольна. Поэтому письмо еще неделю находилось в Генеральном штабе, где никто не был склонен к суевериям, поэтому оно просто пролежало на столе одного генерала с серебристыми усами. После приличествующего обстоятельствам времени было заявлено, что с военной точки зрения письмо является безопасным.

Сразу же после этого письмо передали А фон Б, который должен был добавить ему немного магии от контрразведки. Что мог сделать этот достойный подданный империи, в прошлом году сыгравший вничью важную партию со своими русскими коллегами? Как и у генерала из Генерального штаба, письмо пролежало у него на столе несколько дней, а потом было возвращено императрице с надписью: «Проверено Kundschaftergruppe».

После этого самое важное письмо Дунайской империи могло отправиться в путь, в начале которого не встретило трудностей. Двадцать четвертого марта 1917 года императрица обняла мать и что-то ей сказала, та молча сразу же села в карету. Через два дня она встретилась со своим племянником Сикстом. Письмо передано. Прочитано. Лейтенант Сикст прослезился. Или нет. А потом письмо попало в чужие руки. Когда Сикст, будучи дисциплинированным офицером, передал его французам, ни одна буква не исчезла, соприкоснувшись со злыми вражескими руками. Когда письмо наконец получил Жорж Клемансо, ни одна буква не превратилась в неразборчивую закорючку, хотя у этого влиятельного француза — в это можно поверить — несомненно появились недобрые мысли, пока он колебался, что же делать с этим коронным доказательством государственной измены. Когда после обвинений венского двора в том, что Франция тайно добивается перемирия, новый премьер-министр Франции решил опубликовать это письмо, защита венского Генерального штаба оказалась бездейственной. Когда вышел номер «Фигаро» с текстом письма императора Карла на первой странице, ничего не смогла поделать и защита Kundschaftergruppe… Венский двор был обвинен в подрыве союза с Германией, так что Карлу I пришлось пойти на множество уступок, чтобы смягчить воинственных северных соседей. В конце концов всем было немного стыдно, хотя некоторым больше, чем другим.