Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов

трудно было сказать наверняка, что послужит она благому делу… Жизнь его была как гигантский слалом, в котором он закладывал головокружительные повороты. Казалось, уже не существует ситуаций, из которых не вывернулся бы Кузовков, – так часто он это делал. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Но во всяком везении есть высший смысл: ведь если сегодня человек увернулся от кирпича, летящего ему на голову, стало быть, судьба уготавливала ему что-то серьезное завтра? Так неужели она хранила его для того, чтобы подставить под пули наймитов Немировского?

Что осталось от его кипучей энергии, от его необыкновенной способности выходить сухим из воды, когда он ушел? «Секретные расследования»? Но кто теперь будет ими заниматься? Стихи? Но их мало кто читал и любил…

Зачем жил этот столь неординарный человек? Что дал он своим детям, мальчику и девочке, с такой сжимающей сердце серьезностью стоявшим со свечками на отпевании? А их веселый папка – в гробу, окоченевший, с черной повязкой на глазу… Как будет без Андрея поднимать детей его вдова – красивая, рано располневшая женщина, всегда имевшая несколько испуганное выражение лица – наверное, от жизни со столь необычным человеком? Теперь это выражение прошло – тяжелое бабье горе, как судорога, свело ее лицо…

Было вроде бы у Кузовкова друзей и приятелей – пол-Москвы, а на похороны пришло человек двадцать… В годину всеобщего развала он стал государственником – но государство, если оно еще существовало, этого даже не заметило… «Убит глава частного детективного агентства и редактор криминального журнала», – так об этом сообщило телевидение. Словно о бандите, погибшем в очередной разборке.

И лишь военкомат хлопотами кузовковских однополчан-«афганцев» прислал на похороны почетный караул… Оркестр заиграл над могилой ельцинский гимн, к которому так и не удалось сочинить слов. Солдаты клацнули затворами, трижды дали залп из карабинов. Зубов слушал с побагровевшим лицом. Едва музыканты закончили, он подошел к ним.

– Что вы играете? Он не под этим гимном сражался. И умер не за этот долбаный гимн. Давайте «Союз нерушимый». Я доплачу.

Музыканты с готовностью кивнули и заиграли старый гимн, который знали лучше нового. Платоныч, крепившийся с самого утра, заплакал. Бойцы почетного караула вопросительно глянули на своего старшего лейтенанта. Тот посмотрел по сторонам и приказал:

– Заряжай.

Снова клацнули затворы. Треснул залп.

«Даже на похоронах Андрюха был не как все, – подумал Звонарев. – Лег в могилу под два гимна».

Загремели камешки по крышке гроба. Могильщики заработали лопатами. Кто-то тронул Алексея за локоть. Он оглянулся – это был Петров в неизменном сером костюме, но с черной повязкой на рукаве.

– Отойдем на минутку, – предложил он.

Звонарев, погруженный в свою печаль, нехотя поплелся за фээсбэшником по гравийной кладбищенской дорожке. Остановились у здоровенного обелиска, на котором был высечен во весь рост кавказец с пухлыми борцовскими плечами, а ниже – одно-единственное слово: «Гамлет». Так, надо полагать, звали усопшего.

– Что с компроматом? – тихо спросил Петров.

Алексея тошнило от одной мысли об этом «компромате», из-за которого только что лег в сырую землю Андрюха. Проклятые двести долларов, которые Звонарев получил от него в качестве гонорара за «телефонный диалог», он решил после поминок сунуть куда-нибудь под скатерть в квартире Кузовкова. Журнал стал тоже Алексею противен. Если он и занимался им последние два дня, то лишь для того, чтобы продать тираж и отдать выручку кузовковской семье, как они договорились с Зубовым. От предложения Платоныча возглавить журнал и агентство, пусть даже временно, он категорически отказался: во-первых, потому что Кузовков в своем жанре был незаменим, а во-вторых, никогда у него не лежала душа к этим «Секретным расследованиям» – работал ради заработка да оттого, что главным редактором был его давний друг.

– Ну что? – нехотя ответил Звонарев. – «Роспечать» свои обязательства выполнит, журнал поступит подписчикам. Но продавать в розницу его уже никто не хочет: сам понимаешь, Немировский поработал. А может, люди просто боятся.

– Ну, с розничной продажей мы поможем, – пообещал Петров. – Кое-кто обязательно возьмет. Но для настоящего резонанса, чтобы по ходу подключилось и телевидение, одного журнального тиража мало. Что там за заминка с газетой? Висюлин, главный редактор, намекает, что ему нужен какой-то пароль… Что еще за пароль?

– Обыкновенный компьютерный пароль, чтобы открыть дискету с текстом и компакт-диск с аудиозаписью. Его знал только Андрюха. Ну, положим, дискета Висюлину не нужна: я ему просто журнал могу дать. Но он обязательно хочет иметь и запись.

– Так что же – у вас другой нет?

– Представь себе, нет. После сдачи пленок в типографию Кузовков все материалы спрятал, а куда – никто не знает. А в редакции если что и было, то пропало после наезда людей Немировского. Но, мне кажется, Висюлин настаивает на предоставлении записи потому, что боится за свою шкуру и не хочет выполнять договоренности.

– Нет, не потому, – твердо заявил Петров. – Мы провели работу с Висюлиным, на которого у нас кое-что имеется, и гарантировали ему безопасность. Он действительно готов напечатать материал, но ему нужна запись, чтобы соблюсти требования закона.

– Так за чем же стало дело? Дайте ему свою запись!

– Нет, – покачал головой фээсбэшник. – Когда вы вылезли со своим компроматом поперед батьки в пекло, мы решили вас пропустить. Но из-за этого изменился характер нашей операции. Теперь она завязана на вашей публикации. Немировский должен потратить на вас весь свой пропагандистский боезапас, доказывая, как водится, что это фальшивка, а потом в дело, один за другим, вступят наши материалы. И он уже не отвертится.

– А нельзя ли поменять план операции? Перед смертью Кузовкова, конечно, все меркнет, но и после нее мне не хочется играть роль живой приманки.

– Можно было – до того, как ваш тираж поступил в «Роспечать», и до того, как убили Кузовкова. Теперь же, хотим мы этого или не хотим, компромат небольшим тиражом дойдет до людей. Им уже будет известно, что редактор журнала, где он напечатан, убит переодетыми в омоновскую форму неизвестными. Посуди сам: как нам начинать параллельную операцию, игнорируя эти факты? Нет, теперь надо доводить до конца начатое.

– Только не говори мне про гражданскую ответственность, ладно? – попросил Алексей, с тоской глядя на увеличивающийся холмик над могилой Кузовкова и вспоминая Черепанова. – Надоели эти ваши заверения в том, что все зависит от нас, простых обывателей! Если бы вы хотели, вы давно бы разобрались со сволочью вроде Немировского.

– А мы вас и не просили выскакивать с компроматом, – ровно, не теряя терпения, говорил Петров. – Вы сами, не спросясь, влезли в большую политику. А теперь что же – на попятную? Так не годится. Алексей, это не просто интриги. По