Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов

наверху. Когда редактор поднялся туда, его ждала не мускулистая стриптизерша в топлесе, а Кузовков в пиджаке и с портфелем. Он передал пораженному куртуазной обстановкой редактору (огромная круглая кровать с атласным покровом, занимающая почти все помещение, биде, поблескивающее в нише за отдернутой занавесочкой) дискету с отрывком из телефонного компромата и компакт-диск со звуковой записью. Но ни прочесть, ни прослушать это до наступления условного часа было нельзя. Следовало ввести пароль, сообщить который Кузовков обещал по телефону за сутки до того дня, как журнал поступит в продажу и подписчикам. Потом Андрей ушел через черный ход. Редактора он попросил задержаться минут на десять. Тот сидел, таращился на диковинную кровать, на зеркальный потолок, в котором видел свою лысину. Дверь открылась, вошла с протяжным «Ха-ай!» проститутка в топлесе, но не мускулистая и длинноногая, а пухленькая и круглая. Впрочем, он таких и любил, имея жену носатую, костлявую и сутулую.

Пока Наташа была на генеральской даче, Звонарев наконец-то закончил многострадальную ялтинскую повесть. Развязка собственной семейной драмы подсказала ему финал.

Герой решил остаться в загадочном доме. Он чувствовал, что жизнь его приблизилась к рубежу, когда ответить на вопрос: существую ли я? – могли только люди. Судьба отпустила ему шанс, который он отвергнуть не вправе. Но, сделав выбор, он не почувствовал облегчения. Ведь женщина любила не его, а кого-то другого. Значит, необходимо было раскрыть обман.

«Но кто обманывается? – спрашивал себя герой, оставаясь после завтрака, когда женщина уходила на работу, в комнате двойника на втором этаже. – Женщина? Но разве можно любить и обманываться? Допустим, я бы не вернулся в Ялту и не отыскал дом. Но ведь женщина продолжала бы любить. Почему же теперь, когда мечта ее начала сбываться, следует доказывать, что она – обман? Кому это необходимо? Мне. Я хочу, чтобы любили меня, а не кого-нибудь другого. Я был эгоистом, эгоистом и остался. Я даже не допускаю возможности, что вина моего двойника лежит и на мне, потому что я никогда не поступал иначе, чем он, хотя и не поступал так же. Но вот я столкнулся с фактом его существования. Я подозреваю, что он – подлец. Как доказать, что я – это не он, а он – это не я? Единственная возможность: поступать так, как не поступил бы он. Например, он никогда бы не пожертвовал собой ради другого человека. Я обязан сделать это, то есть – отказаться от того, другого в самом себе. И тогда она станет счастлива».

Но простые решения не всегда самые правильные. Он ошибся, хотя не сразу понял, почему.

Женщина сама сказала ему это.

За ужином она почти не ела, все смотрела на него. В душе героя шевельнулось подозрение, что он разоблачен, и он спросил тревожно: «Что ты?» «Уже две недели, как ты вернулся, – ответила женщина, – но ничего еще не написал. У тебя с собой нет ни ноутбука, ни пишущей машинки. Сначала я думала, что ты, наверное, пишешь от руки, но я вытираю пыль на твоем столе и вижу, что ты за него ни разу еще не садился».

Он молчал, не зная, что ответить. «Конечно, я счастлива, что эти две недели ты был со мной, – продолжала она. – Но я знаю, как ты страдаешь, если у тебя ничего не получается, и если виной тому я – уж лучше бы ты не возвращался. Потому что рано или поздно ты все равно меня бросишь». – «Это не так», – только и нашелся, что ответить он.

Скуластый глухой старик невозмутимо жевал, время от времени поглядывая на них. Когда ему хотелось понять их разговор, он легко читал слова по движениям их губ.

Ночью, после того как женщина уснула, герой думал над тем, насколько он был близорук и наивен. Ему казалось, достаточно пожертвовать ничтожной частичкой того, что называлось его личностью, и заслужить любовь женщины! На самом же деле этого было смехотворно мало: она любила его вовсе не таким, каким он стал сейчас, – женщина любила в нем свою мечту и была бы счастлива лишь при том условии, что он оправдал бы ее.

Он тихо встал, пошел в комнату двойника и сел за письменный стол. Слева белела приготовленная женщиной аккуратная стопка бумаги, справа выстроились в стаканчике ручки и заточенные ею карандаши. Он взял один лист и долго сидел над ним в желтом круге настольной лампы.

Ему представилось, что и сам он, и вся жизнь его до этого часа – сплошной белый лист бумаги.

* * *

Тираж журнала был благополучно доставлен в Москву. Его отгрузили неподалеку от Кольцевой, в бывших скульптурных мастерских Союза художников, использующихся теперь как цех для изготовления надгробных памятников. Здесь, среди запечатленных в камне и бронзе покойников, был и склад печатной продукции «Секретных расследований».

Кузовков пришел на работу в праздничном настроении, улыбающийся, в новом костюме и белоснежной сорочке. Красное лицо его порозовело, светилось, как у младенца, и какое-то загадочное, торжественное выражение появилось на нем, словно он недавно узнал нечто, неведомое другим.

Тираж еще с утра под охраной двух агентов и двух звонаревских редакторов начали развозить по Москве на специально заказанных «бычках». Через пару дней газета и журнал с «компроматом» должны были появиться в продаже.

Кузовков бросил перед Звонаревым сигнальный номер.

– Любуйся!

С обложки глядели Немировский и Яндарбиев, а над ними – хлесткий анонс: «Зелимхан, о деньгах беспокоиться не надо!»

– Операция «Немировский» начинается! – радостно потер руки Андрей. – Славно поработали! Всех, кроме дежурного редактора, в отпуск! – по-барски распорядился он. – Сегодня придет бухгалтер, получишь отпускные и лечебные. Вместе с зарплатой это будет больше тыщи долларов. Так что, как говорят буржуи, ни в чем себе не отказывай. Ты поедешь куда-нибудь? Лучше поезжай, бери жену: мало ли что… Генеральскую дачу мы не можем эксплуатировать бесконечно.

– Я думал уже… Наверное, поедем с Наташей в Крым, где когда-то судьба и свела нас. Я с тех пор там не был.

– Понимаю! Волнующие воспоминания! Одобряю!

На лице у Кузовкова играла улыбка, но мысли его, кажется, витали где-то далеко, глаза были серьезными и мечтательными: словно он сидел и слушал хорошую музыку. Запиликал его мобильник – вступлением к Пятой симфонии Бетховена.

– Кузовков! – как всегда бодро ответил он. Однако вскоре мечтательное выражение сползло с его лица. Он слушал, криво улыбаясь, потом сказал: – Нет. Еще раз говорю: нет. Чего я хочу? Правды. Фальшивка? Не исключено. В таком случае вы можете не беспокоиться. Подайте на нас в суд. У вас же хорошие адвокаты. Подумаешь, кто-то там на вас тявкает. Чего