Тайна асассинов - Александр Воронель

В конце XIX века ассимилированные евреи в Европе и в России составляли еще редкое меньшинство. Спустя сто лет в результате гитлеровского Голокоста и сталинского Всеобуча ассимилированные евреи превратились в абсолютное большинство еврейского народа, и они ассимилировались уже не в элите окружающих народов, а в тех средних социальных слоях, в которых чудачества и оригинальность не только не поощряются, но и не прощаются. Т. е. сионистский заговор кучки интеллектуалов позапрошлого века пришелся большинству евреев как раз впору.

Двое из славной пятерки (Л. Пинскер и Вл. Жаботинский) были уроженцами России и писали на русском языке. Двое других (Т. Герцль и М. Норда у) происходили из Австро-Венгерской Империи и писали по-немецки. И. Зангвил родился в Лондоне и был признанно известным английским писателем.

Еврейское национальное движение зародилось именно в России потому, что только там существовало компактное еврейское население (в конце XIX в. две трети мирового еврейства проживали в черте оседлости Российской империи). Среди народов древнего мира евреи выделялись отчетливо выраженным национальным самосознанием. Но, утеряв еще в древности свою территорию и национальный суверенитет, они, чтобы выжить как народ, должны были национальным основам своей жизни придать статус религиозной святости. «Так язык иврит, этническая замкнутость, национальные традиции и законы, а также утраченная Родина, стали осиянными священным нимбом религиозными ценностями».

В середине XVIII в. еврейскому национализму был нанесён суровый удар, ибо впервые перед иудаизмом встала угроза, исходящая не от какой либо иной веры, а от противника всех религий вообще: свободной мысли. Еще Б. Паскаль заметил: «Людскому разуму необходима свобода, но стоит признать это — и уже распахнуты двери для самой гнусной распущенности. — Что ж, может, ограничить свободу? — Однако, в природе разума не существует пределов: как бы закон ни пытался их поставить, разум не пожелает с ними мириться.» Наука объявила войну всем привычным догмам и мистическим теориям и зачастую вместе с водой выплескивала и ребенка. Спустя двести лет Исайя Берлин подытожил: «Эпоха Просвещения сыграла поистине беспримерную роль в борьбе с мракобесием, гнетом, несправедливостью и безрассудством. Но освободительные движения, вынужденые прорываться сквозь заслоны общепринятых догм и традиций, всегда заходят слишком далеко и перестают замечать добродетели, на которые они замахнулись.».

Просвещение, расшатывавшее религиозные основы всех европейских народов, оставляло их, однако, в кровно-родственном окружении на их обжитой территории. Евреи, лишаясь поддержки своей религиозной идеи и оказавшись без защиты конфессиональной общины («кагала»), ощутили себя на краю гибели. Для сохранения своего национального лица, для самоидентификации, необходимой всякому нормальному человеку, евреям был нужен эмоционально окрашенный мотив, выраженный на европейском философском языке, способном противостоять победному натиску рационализма.

Современный израильский писатель А. Б. Иошуа настаивает, что совмещение в идентификации еврея двух различных концепций, национальной и религиозной, превращает еврейство в загадочный (с европейской точки зрения) объект, раздражающий окружающие народы своей непроницаемостью. Суть дела, однако, не в том, что это смешение раздражало европейских антисемитов (в Азии такое смешение является скорее правилом, чем исключением). Подлинная проблема состояла в том, что это смешение стало неприемлемо для самих европеизированных евреев. На фоне мощного общего взрыва национализма в Европе у евреев возникла психологическая необходимость поставить для себя философски неразрешимый вопрос, что считать нацией, и считать ли им нацией себя.

Лев Семенович (Иегуда-Лейб) Пинскер (он был одним из первых евреев в России, получивших систематическое русское образование) ответил на этот вызов своей книгой «Авто-эмансипация», которая произвела эффект разорвавшейся бомбы в еврейской психологии во всем мире. Здесь уместно упомянуть, что в его пророческой книге заложены мысли, ставшие основой для разработки этой темы западными социологами на сто лет вперед. Как выразил это современный английский социолог: «Идея нации неотделима от политического сознания. Нация рождается в воображении, и, ее образ, однажды возникнув (укоренившись в сознании), приспосабливается к внешним условиям, моделирует себя и преображает.» (Б. Андерсон, «Воображаемые общности. Происхождение и распространение национализма», Лондон, 1983). То есть, по крайней мере в данном случае, идея нации предшествует материальным предпосылкам ее существования, которые так упорно подсовывала нам марксистская идеология.

Субъективный подход Пинскера шел поперек всей европейской тенденции того времени, во всем искавшей (и временами находвшей) объективные (материальные) причины и рациональные объяснения. Грандиозные успехи классической физики (впрочем, всего за 20–30 лет до ее краха) и дарвиновской биологии как бы уже обещали такой же триумф и псевдо-объективному экономическому детерминизму (марксизму). Действительно, популярность среди интеллигенции марксизма, отрицавшего всякое значение национальных чувств (и, вообще чувств), достигла предела, за которым слабо брезжило уже и трудное будущее отрезвление.

Пинскер переместил центр тяжести еврейского вопроса с внешнего окружения на внутреннее состояние самого народа. Он утверждал, что еврейская трагедия — следствие не только отношения к евреям окружающих народов, но, еще в большей степени, следствие отношения евреев к самим себе. Эта трагедия — плод чересчур тесной приверженности (симбиоза) евреев к другим национальным образованиям, что противоречит самостоятельности их национального существования. Решение проблемы, связано в первую очередь со степенью решимости самих евреев взять свою судьбу в собственные руки.

Вся европейская концепция эмансипации до этого основывалась на зависимости от великодушия других народов. От них евреи ожидали своих прав, и они должны были эти права даровать. Пинскер поставил проблему с головы на ноги: не эмансипация, а авто-эмансипация, т. е. еврейский народ должен получить свое избавление не от других народов, а из своих собственных рук, в результате собственной борьбы. Нация и История должны были стать столпами народной жизни в модернизованном мире.

Сохранение национальной чистоты и исторической преемственности были для Пинскера важнейшими факторами сохранения еврейского народа среди других. Утрата этих ценностей была и остается до сих пор причиной отдаления евреев от своего народа. Возможно, в этом вопросе Пинскер испытал влияние славянофилов, с которыми он близко познакомился за время своей учебы в Московском университете. Славянофилы всегда подчёркивали важность этих составляющих для формирования и существования нации.

Семя было брошено вовремя и последующий широкий разлив агрессивного антисемитизма в Европе не застал евреев врасплох. Евреи осознали себя нацией среди государственных наций еще за 10–15 лет до того, как их высокопоставленные европейские представители, Герцль, Нордау и Зангвил, решились предъявить Западной цивилизации справедливое требование своей доли в мировом сообществе от имени всего народа.

К замечанию А. Б. Иошуа о смешении религиозной и национальной идетификации, характерной для евреев, можно добавить и еще одно смешение, выделявшее евреев на протяжении многих столетий: во всех странах евреи воспринимаются как народ, нация, и в то же самое время как социальная группа. В разных странах — это разные социальные группы, но практически всегда сравнительно высоко (относительно большинства населения) расположенные. Это «приподнятое» социальное положение евреев с веками превратилось в часть традиции, которая сообщает евреям определенные психологические черты и также вызывает неутихающее раздражение окружающих народов.

В старой России евреи были, в основном, мещанами, а в СССР они стали служилой интеллигенцией. В современной Америке евреи — врачи и адвокаты (впрочем, дети портных и парикмахеров). В арабских странах евреи — лавочники и клерки. Это особое положение установилось еще со времен Римской империи, когда соплеменники выкупали из рабства любого еврея и не давали ему опуститься на социальное дно того времени. В какой-то степени такое положение продолжается и до сих пор во всех странах. Подобная взаимная поддержка (в которой столь часто винили евреев в России) неизбежно следует из поставленной иудаизмом религиозной задачи («народ священников») обеспечить всякому еврею возможность следовать Завету. Такая особенность придает еврейскому народу большую восприимчивость к социальным изменениям в обществе и повышенное внимание к интеллектуальным политическим конструкциям.