Завершившие войну - Яна Каляева

Хоть ты и оказалась у Щербатова в койке в итоге, ничего это не изменило. И не изменит.

— Рома, дорогой, я тронута, что ты так переживаешь за мое личное счастье, однако обсудить хотела бы другое. Понимаю, комиссаром больше, комиссаром меньше — невелика важность. У нас есть кое-что поинтереснее.

— Ну? Я весь внимание, — Вершинин попытался откинуться, чтоб принять непринужденную позу, и тихо чертыхнулся, стукнувшись спиной о холодную каменную стену.

— Видишь ли, у нас на Тамбовщине хоть и повстанческая, а все же армия. Документация ведется самым тщательным образом. Все организованные тобой поставки переписаны до последнего чертова патрона. Что, сколько, когда поступило, в какой комплектации. Уверена, если эти описи лягут на стол к Реньо, обнаружится немало расхождений между тем, за что он заплатил, и тем, что мы в итоге получили.

Вершинин закатил глаза:

— Напугала ежа иголкой! Я много лет в деле и не беру больше, чем мне готовы отдать. У тебя все?

— Все! — Саша лучезарно улыбнулась. — Рада, что у тебя не возникнет никаких проблем с Реньо. Не хотелось бы, право же, навредить твоей карьере. Так что описи он получит на следующей неделе. Реньо хотел тогда наладить отношения с тамбовским восстанием напрямую — вот мы и наладим.

— С-сука! — Вершинин ударил себя по коленям. — Ты, я смотрю, повзрослела, Александра.

— Мне было у кого учиться.

— Черт с тобой. Чего тебе надо?

— Нужна взрывчатка. Пироксилин, динамит, тротил.

— Какой объем требуется? Какой бюджет?

— Не знаю пока точно… много. Тебе заплатят сколько ты скажешь.

— Что значит сколько я скажу? — Вершинин подобрался.

— То и значит. Я располагаю сейчас средствами, которые копились веками. Занимались этим расчетливые и при этом весьма аскетичные люди. И для них нет ничего важнее, чем это дело. Так что за ценой они не постоят.

— И что же за дело?

— К чему тебе?

— Потому что я — не ты, чтоб позволять использовать себя вслепую, Александра. Я должен знать, во что ввязываюсь, чтобы осознавать риски.

— Да пожалуйста, — Саша быстро прикинула, что обмануть Вершинина у нее ни при каком раскладе не выйдет. — В день, когда вся верхушка Нового порядка будет здесь, мы взорвем этот храм.

Впервые Саша видела Вершинина опешившим, хоть и длилось это не более пары секунд.

— Многое все-таки на тебя обрушилось, Александра, — покачал он головой. — Рассудок и прежде не был твоим сильным местом, а теперь и вовсе, видать, приказал долго жить… Впрочем, Новый порядок не знает снисхождения и к слабоумным. Ну хотя бы два и два ты еще способна сложить? Я в любой момент могу теперь сдать тебя с твоими безумными планами в ОГП. Это делает бессмысленным твой милый маленький шантаж. Расходимся?

Саша улыбнулась:

— Вперед. Расскажи полковнику Щербатову, что его женщина планирует теракт. Давай обнимемся на прощанье, что ли. Удачи под красным протоколом, хоть там она никому и не помогает.

— Да когда это ты успела заделаться роковой женщиной, Александра? Что ты о себе воображаешь? С чего вдруг Щербатов оценит свою очередную постельную игрушку выше, чем представителя «Улисса»?

— Потому что дело не во мне. Дело в его представлениях о чести. Тебе не понять… да и мне не понять. Для таких людей честь — все. А потом, на меня красный протокол официально не действует… так считается, — Саша будто невзначай подняла к лицу левую руку. — Так что проще заплатить потом французам за тебя компенсацию. Думаешь, они так уж много запросят? Кто из нас о себе воображает? Ты, конечно, под протоколом завалишь меня так, что мне не выкарабкаться. Но точно ли тебе это надо такой ценой?

— Мне надо не иметь дела с твоими безумными прожектами… любой ценой. Чего ты вообще пытаешься добиться? Хочешь стать самой роковой в человеческой истории брошенной любовницей?

— Я хочу положить конец изоляции голодающих районов.

Вершинин помолчал пару секунд.

— Ну да, как я сам не догадался… То, что затея крайне рискованная, обреченная на провал и все причастные в скором времени окажутся в пыточных подвалах ОГП — это, конечно, для тебя не аргумент. И даже если каким-то чудом у тебя получится. Погибнут не только те, кто в ответе за изоляцию голодающих, но и те, кто никакого отношения к этому не имел, их жены, дети в конце концов — такие мелочи ты, разумеется, вовсе не берешь в расчет. Но подумай, чего ты на самом деле добьешься, уничтожив правительство в разгар кризиса. Голода это не прекратит. Распад страны только ускорит. Война всех против всех выйдет на новый виток. Что мы получим?

— Неопределенность, — ответила Саша. — Надежду. Невозможно предсказать, какие силы поднимут голову. Может, найдутся новые Минин и Пожарский… Теперь их задавили бы на корню, а когда воцарится хаос… как знать.

— Ну, не так однозначно все, — Вершинин пожал плечами. — Здоровые тенденции и при Новом порядке могут возобладать. Да, отрезать голодающих от мира — это жестоко. Но подумай, а какие еще решения возможны? Изъять зерно в других областях? А там что станут сеять? Вспыхнут новые восстания, будто нынешних мало. На следующий год голодать будет уже вся страна. Иногда надо отсечь часть, чтоб спасти целое.

— Ты ведь саратовский, Рома, — настаивала Саша. — Понимаешь, что Саратов на очереди в карантин?

На секунду лицо Вершинина застыло, маска свойского парня растаяла.

— Я не имею к этому никакого отношения, — сказал он бесцветным голосом, но тут же взял себя в руки и обаятельно улыбнулся. — Хотя, знаешь, в чем-то я тебя понимаю. Собрать эту сволочь в одном месте да рвануть… Вот что, Александра, дело серьезное. Мне все надо взвесить. Если решу, что игра стоит свеч — свяжусь с твоими людьми.

Саша знала Вершинина как облупленного. Он по-мальчишески улыбался, но глаза его оставались холодными. Что бы он там ни взвешивал внутри себя, к ее доводам это отношения не имело. Да и сама она была не более чем очередной пешкой на его доске.

— Как знаешь, Рома. А теперь ступай, тебя проводят.

Вершинин почесал в затылке:

— Да погоди гнать-то меня. Только свиделись. Как сама? Правда, что ты сохранила рассудок после красного протокола? Как тебе удалось?

Саша вздохнула. Она давно подметила, что Вершинин переходит на простонародную речь, когда пытается вызвать симпатию. Про таких в народе говорят: не доверяй козлу капусту. Но ей больше некому было доверять. Да и какая тайна в том, чего она сама не могла до цонца понять?

— Мне было очень надо, Рома… Там ведь от всего, что с тобой делают, ты уже сам хочешь перестать