История России. Московско-царский период. XVI век - Дмитрий Иванович Иловайский

в Риге оказались безуспешны при том самоуправлении, которым пользовался этот богатый город; а из Риги евангелическое учение стало распространяться и по другим местам, между прочим, в Ревеле и Дерпте, которые после Риги были наиболее значительными городами. Магистр ордена Плеттенберг сам питал расположение к Реформации. По примеру тевтонского гроссмейстера Альбрехта Бранденбургского он мог бы попытаться, вместе со введением реформы, обратить Ливонию в светское герцогство; но, находясь уже в престарелом возрасте, он не рассчитывал на основание собственной династии. Поэтому Плеттенберг отнесся к делу реформы сдержанно и во время борьбы с ней духовенства вел себя нейтрально; но в распре Риги с архиепископом явно принимал сторону горожан. Чтобы подкрепить католическую партию, архиепископ, при помощи рижского капитула, выбрал своим коадъютором и вместе преемником маркграфа бранденбургского Вильгельма, который был братом помянутому Альбрехту. Но маркграф Вильгельм явился далеко не ревностным противником Реформации: он более заботился о сохранении себе архиепископских владений и доходов. Точно так же отличались веротерпимостью и преемники Плеттенберга (умершего в 1535 г.). В Ливонии отражались события, волновавшие тогда Германию. Так здесь явились подражатели секте анабаптистов и иконоборцев, производившие разные бесчинства: они выбрасывали из церквей алтари и статуи, выгоняли монахов и монахинь из монастырей и даже разрушали церкви. Между прочим, в Дерпте они не пощадили и православного храма, сооруженного для русских купцов. Когда в Германии образовался Шмалькальденский союз для защиты Реформации, город Рига пристал к этому союзу. По смерти Бланкенфельда (1539 г.) рижане в течение нескольких лет отказывались принести обычную присягу новому архиепископу, то есть Вильгельму Бранденбургскому, как своему светскому государю и уступили только под условием свободы вероисповедания. Эта свобода, наконец, была признана архиепископом и епископами для всей Ливонии на Вольмарском сейме 1554 года. Таким образом, к дроблению населения на отдельные сословия и народности присоединилось еще церковное разделение на католиков и протестантов.

Победы Плеттенберга в русско-ливонской войне начала XVI века надолго обеспечили внешний мир для Ливонии. Этот продолжительный мир, вместе с усиленной торговой деятельностью важнейших ливонских городов, способствовал накоплению богатств и вообще произвел экономическое процветание страны. Но зато он способствовал также водворению роскоши и изнеженности и особенно вредно подействовал на рыцарский орден, который отвык от воинской деятельности, предался праздности и большой распущенности. Не стесняясь своими обетами безбрачия, рыцари открыто держали и меняли любовниц, следуя примеру своих духовных сановников. От духовенства и рыцарства эта распущенность нравов распространялась на горожан и на самое крестьянское сословие. Эсты и латыши, принявшие христианство только внешним образом и плохо наставляемые своими духовными пастырями, вполне сохраняли свои языческие обычаи и верования и почти не имели у себя браков, освященных церковью, в чем они подражали своим духовным господам и церковным пастырям. При таком упадке религии и нравственности на первый план выступила любовь к веселью и всякого рода празднествам. Бароны и земские рыцари в том только и проводили время, что ездили друг к другу в гости, пировали, охотились. Если в дворянском доме праздновалась свадьба или крестины, то это событие служило поводом для съезда и пиров на несколько недель. Горожане также при всяком празднестве предавались разгулу и пьянству; героями пиров являлись такие гуляки, которые выпивали самое большое количество вина или пива. Последнее пилось из таких кружек и чаш, в которых, по выражению ливонского летописца, можно было детей крестить. Празднества сопровождались также играми и плясками; особенно шумные, непристойные игрища происходили зимой вокруг рождественской елки, а весной в ночь под Иванов день. Но при всей наклонности к веселью и разгулу ливонские немцы не отличались мягкосердием и добродушием. Напротив, их отношения к покоренным туземцам были самые суровые; последние находились в угнетении и нищете, ибо немецкие господа старались выжимать из них как можно более доходов и облагали их чрезмерными поборами. О жестоком, мстительном характере немецких баронов свидетельствуют многие человеческие скелеты, находимые в ливонских замках, эти останки людей, которые были или замуравлены живыми, или прикованы цепью в каком-нибудь подземелье[38].

Враждебность ливонских немцев к России, постоянно проявлявшаяся разными притеснениями русских купцов и недозволением провозить военный материал, конечно, вызывала русское правительство на возмездие. В Москве очевидно знали политическую несостоятельность Ливонии. Считая ее легкой добычей, Иван Васильевич, возгордившийся покорением Казанского царства, задумал воспользоваться первым удобным поводом для завоевания и этой страны. Повод не замедлил открыться.

Когда истекло пятидесятилетнее перемирие, заключенное между Иваном III и Плеттенбергом в 1503 году, то ливонские чины отправили к Ивану IV посольство, чтобы вести переговоры о продлении перемирия еще на тридцать лет. В 1554 году прибыли в Москву послы от ливонского магистра, рижского архиепископа и дерптского епископа и просили, чтобы государь велел своим новгородским и псковским наместникам заключить новое перемирие. Царь поручил вести переговоры с посольством окольничему Алексею Федоровичу Адашеву и дьяку Висковатому. Окольничий и дьяк объявили, что государь на всю землю Ливонскую гнев свой положил и не велит своим наместникам давать перемирие за следующие вины: 1) юрьевский (т. е. дерптский) епископ уже много лет не платит дани со своей волости, 2) гостей русских ливонские немцы обижают и 3) русские концы в Юрьеве и некоторых других городах (Риге, Ревеле, Нарве) немцы присвоили себе, вместе с находившимися в них русскими церквами, которые разграбили и частью разрушили (протестанты). Послы выразили недоумение, о какой дани им говорят: никакой дани они не знают по старым грамотам. Но Адашев напомнил, что немцы пришли из моря и взяли силой русскую волость (Юрьевскую), которую великие князья уступили им под условием дани; что эту дань они давно не платили, а теперь должны заплатить и с недоимками, а именно за 50 лет, и вперед с каждого человека платить ежегодно по гривне немецкой (марке). Напрасно послы пытались оспаривать эту дань. Наконец они уступили, и переговоры кончились согласием продолжить перемирие еще на 15 лет под следующими главными условиями: уплатить означенную юрьевскую дань с недоимками в три года и за ручательством всей Ливонии; очистить русские концы и церкви; русским и ливонским гостям обоюдно предоставить свободную торговлю в своих землях; дать управу в торговых и порубежных обидах и не заключать союза с королем Польским. Так как условия эти вступали в силу только после подтверждения их ливонскими чинами, то послы и согласились на них, предоставляя решение вопроса своим властям. Они привесили к перемирной грамоте свои печати, которые при утверждении договора должны были быть отрезаны и заменены печатями магистра, архиепископа и епископа. В Ливонии, однако, весть о таком договоре произвела смятение; архиепископ