В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - Вальтер Варлимонт

Изменения в структуре и личном составе руководства вермахта

Когда Гитлер вернулся из Берлина, кризис на Восточном фронте достиг апогея, который лучше всего отражает запись в дневнике Гальдера 15 декабря 1941 года: «Первое серьезное обсуждение ситуации с главнокомандующим; он подавлен больше других и не видит для армии выхода из нынешнего затруднительного положения». Может быть, на настроение фельдмаршала фон Браухича в большой степени влияло плохое состояние его здоровья; за десять дней до этого он фактически решил просить об отставке[176]. Однако теперь в панике оказалась вся верховная ставка. Одним из первых ее последствий стала серия изменений в структуре и личном составе, включая, бесспорно, самое важное событие: 19 декабря Гитлер принял на себя обязанности главнокомандующего сухопутными войсками, и это не было временной чрезвычайной мерой; он будет удерживать этот пост до конца.

Фельдмаршал фон Браухич возглавлял сухопутные войска почти четыре года; тем не менее 19 декабря Гитлер освободил его без какой-либо награды или в любой другой форме признания по случаю отставки. Геббельс не оставляет нам сомнений в том, что скрывалось за столь необычной процедурой ухода в отставку высокопоставленного офицера; 20 марта 1942 года, после одного из своих редких визитов в ставку, он умело искажает факты в своем дневнике:

«Браухич несет большую долю ответственности за это. Фюрер говорил о нем только в презрительном тоне. Самодовольный, трусливый негодяй, который не смог даже оценить ситуацию, не то что справиться с ней. Своим постоянным вмешательством и последовательным неповиновением он полностью загубил весь план Восточной кампании, столь кристально четко разработанный фюрером. У фюрера был план, который непременно должен был привести к победе. Если бы Браухич делал то, что от него требовали и что он на самом деле должен был делать, наше положение на Востоке было бы сегодня совершенно иным. У фюрера вообще не было намерения идти на Москву. Он хотел отрезать Кавказ и этим нанести удар советской системе в самое уязвимое место. Но Браухичу и его Генеральному штабу виднее. Браухич всегда подстрекал идти к Москве. Он жаждал престижа, а не реальных успехов. Фюрер называет его трусом и тряпкой. Он постарался также расшатать и план нашей кампании на Западе. Но там фюрер смог вовремя вмешаться».

Его рассказ преследовал, конечно, пропагандистскую цель. Одно время Геббельса беспокоили «дурные предчувствия у народа» и ослабление боевого духа, вызванные уходом Браухича[177]. Цель заключалась в том, чтобы нанести еще один удар по тому традиционно высокому уважению, которое немецкий народ испытывал к армии и ее командирам; так он рассчитывал завоевать побольше доверия к «партии»; для этого же было пущено в ход совершенно несправедливое обвинение: якобы по вине главнокомандующего сухопутными войсками на фронт вовремя не доставили зимнее обмундирование[178]; ему в вину поставили и отчаянное положение, из которого армию едва удалось вытащить на Востоке. Видимо, такое искажение правды было направлено на то, чтобы помешать широкому осознанию того факта, что многократные предостережения, которые из года в год высказывали «эти генералы», выступая против безрассудной военной политики Гитлера, начинали, несмотря на все завоеванные победы, слишком уж сбываться.

То, что Геббельс старался не просто оправдать увольнение фон Браухича, показывают дальнейшие записи в его дневнике за 20 и 21 марта 1942 года, где говорится:

«Сейчас в германском вермахте на генералов смотрят совсем не так, как после Французской кампании. Генералы, вышедшие из Генерального штаба, не способны выдерживать сильное напряжение и серьезные испытания характера. Это то, чему они не научились. Их недостаточно учили по прусскому образцу. Победы на начальном этапе войны развили у них склонность думать, что все удастся с первой попытки и едва ли где-то могут возникнуть настоящие трудности».

После разговора с Герингом Геббельс дописывает в своем дневнике:

«У нас полное согласие в отношении вермахта. Геринг испытывает глубочайшее презрение к трусливым генералам. Он сказал, что фельдмаршал Кейтель недостаточно надежен. Видимо, он виноват в том, что план кампании на Востоке не выполнен должным образом. У него коленки тряслись, когда он носил приказы Гитлера в ОКХ. Браухич не единственный виновник».

Наконец, Геббельс приписывает генералу Шмундту, старшему военному адъютанту Гитлера и недальновидному идеалисту, следующее:

«Шмундт очень жаловался на леность (так) старших офицеров, которые то ли не хотят, то ли иногда не способны понимать фюрера. Они тем самым лишают себя, как считает генерал Шмундт, величайшего счастья, которое может испытать любой из наших современников, – счастья служить гению».

В самой главной сфере, в сфере ответственности за осуществление командования, решение Гитлера в декабре 1941 года взять на себя командование сухопутными войсками стало не более чем официальным подтверждением уже существующего положения. Потому официально об этом было заявлено, видимо, просто для того, чтобы исключить возможность появления любых других потенциальных кандидатов; может быть, была цель опередить притязания Геринга или даже Гиммлера на командование сухопутными войсками. Но в этой связи есть знаменитое, исторически важное высказывание Гитлера, которое Гальдер так воспроизводит в своих мемуарах:

«На войне каждый может понемногу руководить боевыми действиями. Задача главнокомандующего – воспитывать армию в духе национал-социализма. Я не знаю ни одного армейского генерала, который может делать это так, как я хочу. Поэтому я решил взять командование сухопутными войсками на себя».

Параллель между этими событиями и тем, что произошло 4 февраля 1938 года, когда Гитлер де-факто принял на себя командование вермахтом, нельзя оставить без внимания. У него было безошибочное чутье на любую возможность преумножить свою власть и лишить власти других, и он опять сумел извлечь пользу из открывшейся перед ним бреши. Его самомнение не имело границ; позже оно довело его до того, что он пытался командовать сухопутными войсками практически на всех уровнях, вплоть до батальона и роты; поэтому он не испытывал ни малейших сомнений в том, что лучше ему быть главнокомандующим, чем кому-то еще. Он мог быть уверен, что ближайшее окружение с восторгом примет его кандидатуру; например, когда в ноябре 1943 года Гудериан убеждал Йодля, что Гитлеру следует отказаться от командования сухопутными войсками, последний, говорят, ответил «с презрительной холодностью»: «А вы знаете лучшего Верховного главнокомандующего, чем Адольф Гитлер?» Было и еще одно, даже более важное сходство с 1938 годом: сухопутные войска оказались теперь в таком же положении, как и вермахт в целом в начале 1938 года, когда Гитлер взял в свои руки верховное командование; они потеряли своего бесспорного лидера, который, с его знаниями и опытом, представлял их взгляды перед политическими властями. Так процесс дезинтеграции, начавшийся в верхах, распространился на всю армию. Генерал Хойзингер описывает создавшуюся ситуацию следующим образом, и я, полагаясь на свой опыт, могу поручиться за точность его описания.