Истории мирового балета - Илзе Лиепа

году Бежар отдал партию Мелодии Хорхе Донну, мужчине, в котором хореограф видел идеального танцовщика. Вначале Хорхе Донн танцевал с женским кордебалетом, а потом Бежар изменил постановку – мужчина на сцене и мужской кордебалет.

«Болеро» хотели танцевать очень многие танцовщики. Блистательными исполнителями были Сьюзен Фаррелл, Мари-Клод Пьетрагалла, Патрик Дюпон, Шарль Жюд, Николя Ле Риш, а из русских балерин – гениальная Майя Плисецкая и Диана Вишнёва. За полвека существования балета в нем станцевали больше тридцати суперзвезд мирового уровня. В 1997 году Бежар лично передал «Болеро» Сильви Гиллем, приме Королевского балета Великобритании, и за пятнадцать лет она (по ее признанию) исполнила его более двухсот раз. Мне довелось видеть ее выступление в Париже, в Театре Елисейских Полей. Она сделала очень необычную редакцию – вместо кордебалета вокруг стола посадила оркестр, и это было тоже интересно. Гиллем была холодновата, но всё же интересна и очень красива в этом спектакле.

Культовую партию Мелодии каждый осмыслял по-своему. Сам хореограф считал, что именно этот его балет проявляет всю глубину и личность исполнителя.

Начиная с «Болеро» в Европе родилось понятие «бежаромания»: появились фанаты спектаклей Бежара, которые ездили за ним по всему миру. В европейском балете такие фанаты были, пожалуй, только у Рудольфа Нуриева, и называлось это «рудиманией». О себе Бежар стал говорить: «Я знаменит, как Пизанская башня».

Морис Бежар – хореограф, который изменил эстетику балетного спектакля, отношение к нему публики. Благодаря Бежару балетное искусство сделало огромный скачок в современность и дальше – в будущее.

В начале шестидесятых произошла знаковая для Бежара встреча: он познакомился с аргентинским танцовщиком Хорхе Донном, который на долгие годы стал не только премьером труппы, но и много значил для личной судьбы хореографа.

Однажды к Бежару на служебный вход пришел молодой человек и попросил о встрече. Это был Хорхе Донн. Хореограф сразу оценил настойчивость юноши и его удивительную внешность: открытое лицо, копна светлых волос, проницательный взгляд, прекрасная фигура. Донн приехал из Аргентины – занял денег на билет до Брюсселя, чтобы добраться до мэтра, с которым мечтал работать. Он всеми силами хотел понравиться, и ему это удалось – Бежар взял его в свою труппу.

Юный красавец очень быстро стал звездой «Балета ХХ века» и этот статус сохранил за собой до самого конца. В 1988 году, когда Бежар переехал в Лозанну, Донн попробовал создать собственную труппу, но она просуществовала меньше года, и Донн вновь присоединился к Бежару.

У них с Бежаром сложились особые отношения, выходящие за рамки сцены. Бежар и Донн ассоциировали себя с Дягилевым и Нижинским: история повторялась. Хорхе Донн однажды сказал: «Я бы хотел танцевать только то, что Мастер поставил на меня, – он знает обо мне всё». «Болеро», шедевр Бежара, появился еще до встречи с Хорхе Донном, но ради Донна он радикально изменил концепцию спектакля, что вовсе не было неожиданностью.

Донн бесконечно вдохновлял своего учителя, друга и любовника на новые неожиданные проекты. Бежар не раз снимал его в документальных фильмах, скорее для себя, чем на публику. Самый интимный, наверное, «Танцовщик» конца 1960-х. Бежар с камерой в руках повсюду ходил за Донном, отслеживая буквально каждый момент. Вот его друг просыпается, вот завтракает, вот занимается в зале, вот пьет кофе в уличном кафе… Ничего особенного, но в каждом кадре чувствуется отношение Бежара к Донну: каждый кадр пронизан теплом и любовью. В фильме, появившемся через много лет, мы видим уже другого человека: Донн – с потухшим взором, тяжело больной (через два года он умрет от СПИДа), но и этот фильм наполнен нежностью. «Что у меня было до того, как я встретил Донна? – писал Бежар. – Ведь больше всего в жизни я любил своего отца и Хорхе Донна. Я поставил три настоящих балета – “Симфонию для одного человека”, “Весну священную” и “Болеро”. А без Донна я дальше ничего бы не сочинил, потому что для хореографии, как и для любви, нужны двое…»

Именно для Донна в 1981 году Бежар поставил мини-балет «Адажиетто» на гениальную музыку Малера. «Адажиетто» – по сути, хореографический портрет Хорхе Донна. Казалось бы, всё просто: стул в глубине сцены. Выходит Донн, снимает пиджак, надетый на голый торс, вешает пиджак на спинку стула, присаживается на мгновение, словно задумывается, и… начинает танцевать. Его танец – это внутренний монолог, каждое движение наполнено смыслом. И здесь нужно заметить, что основой хореографии Бежара всегда были исполнители-личности, наделенные мощнейшей энергетикой, которую чувствовали все присутствующие в зале. Один из ранних балетов Бежара, 1956 года, называется «Высокое напряжение» – на мой взгляд, это очень точное определение магии его постановок. А Хорхе Донн в «Адажиетто» как будто танцевал свою судьбу. И еще одно небольшое замечание. Когда Бежар ставил на Донна – это всегда было их совместное произведение, будь то трагическое «Адажиетто» или жизнерадостный номер «Влюбленный солдат», они понимали друг друга с полуслова и умели быть разными.

Конец шестидесятых и семидесятые годы – время зрелого Бежара-хореографа. Он по-прежнему ставит очень много, работоспособность у него была колоссальная. Для Авиньонского фестиваля 1967 года он сделал «Мессу по настоящему времени», соединив танцы с монологами, что было очень необычно, но вполне в духе Бежара. Далее – новые версии «Жар-птицы» и «Петрушки» Стравинского. Взявшись за «Ромео и Юлию» Гектора Берлиоза, Бежар одновременно готовит «Бхакти» – балет на индийскую тему, и «Голистан, или Сад роз». Как всегда, в его спектаклях много экспериментов. Например, он предпочитал мужской кордебалет и в этом полемизировал с Баланчиным, который считал, что балет – это прежде всего женщина. Женщина? Словно в пику Бежар всё чаще выводит на сцену мужчину-солиста, который танцевал в мужском окружении, и это было очень красиво.

Бежаровская «Жар-птица» очень необычна. Однажды хореограф купил сборник, в который входили стихи четырех поэтов – Блока, Есенина, Маяковского и Пастернака. Погрузившись в чтение, он поймал себя на том, что видит перед собой Че Гевару. Прошло всего три года с момента гибели кубинского революционера, соратника Кастро, и Че, как его все называли, был по-прежнему на пике популярности: настоящий символ поколения шестидесятых. «Жар-птица» – это спектакль-посвящение вождям революций. Разных – ведь их было в истории предостаточно. Музыка Стравинского идеально совпадала с ощущениями Бежара, созданная между двух революций – 1905 и 1917 года, – она словно предвещая грядущие события. В ней была страсть и заразительная сила. Фокин представил публике свою постановку в 1910 году, но это был совсем другой спектакль. Бежар соскоблил с него позолоту. Его девизом стали слова Маяковского: «Сердце, бей бой!