Наливайко - Иван Леонтьевич Ле

нам улыбнется удача, казачья звездочка… Эй, эй, молодицы, девчата! Уважьте казака, светлое воскресение подходит… Господь бог вам эти женские грехи простит… Слава!

Его смело с бочки людской волной, налетевшей с ведрами, с кувшинами и жбанами. Клики: «Слава казаку Дурному, слава!» — нагнали страх на шинкаря, на селян.

А некоторое время спустя село заревело песнями и криками. И затрещали льняные рубашки, заголосили матери. Разгулялись казаки. Лишь ветер притих в эту ночь да пламя костров высоко поднималось в небо, как с жертвенников… А за селом залегла темная и скрытно-молчаливая, грозная ночь.

Карпо вернулся в овин на краю села, где расположились на ночь его люди. «Романа из Олики» уложили на соломе между собой, накрыли двумя кожухами и по очереди сторожили. Девушка боялась. Скоро согрелась под кожухами, как будто успокоилась, но не опала: Сквозь плетеные стены овина пробивался свет от костров в селе, слышен был пьяный шум. Иногда она молча смотрела из-под кожуха на этот свет, прислушивалась и опять прятала голову.

Не спал и Карпо Богун. Прислонившись к стене овина, он смотрел на страшные снопы костров и тоже вслушивался в пьяный шум ночи. Неужели для этого убил он долбней дозорца, бросил молодую жену с младенцем, оставил бычков и теплую хату? Карпо метался по овину из угла в угол. Наконец остановился возле своих людей, прислушался: кто-то храпит в молодецком сне. Девушка почувствовала, что Богун стоит совсем близко, выглянула из-под кожуха.

— Не спится вам, пан казак? Я тоже не сплю, страшно. Сколько огня среди такой темной ночи…

— Ночь как ночь, Роман, чего ее страшиться? Может быть, мерзнешь?..

Карпо присел на солому у изголовья девушки, неизвестно зачем протянул руку. Девушка тотчас отшатнулась в сторону, потом присела под кожухами:

— Пан казак, далеко ли отсюда Кучманский шлях проходит?

— Кучманский шлях? Мы нарочно ушли в сторону от него. Это тут, шесть миль к востоку, вот и Кучманский шлях. А зачем он тебе, Роман?

Девушка сделала движение, чтобы придвинуться к Богуну и что-то сказать ему. Карло тоже подвинулся навстречу ей, но она порывисто вскочила и стала в оборонительную позу.

— Пан казак… я кусаюсь, как волчица, — предупредила она Карпо.

— Да бог с тобою, глупая… у меня молодая жена и сын Ивасев… Скажи начистоту, что тебя беспокоит.

На этот раз Карпо смело придвинулся к девушке, но и она почувствовала, что теперь ей не придется защищаться.

— Вы, пан Карпо, в самом деле честно служите пану Наливайко?

— Как я он — делу народному. Буду биться до смерти…

— Ну, ладно… Кучманским шляхом направляются на Украину кварцяные войска, ведет их гетман Жолкевский. Вот при таких же огнях убежала я из своего села, подожженного этим паном гетманом… Огни из села в такую ночь видны за десять миль. С Кучманского шляха пан гетман заметит их и может нагрянуть. Темень такая…

— Отчего же ты молчишь, проклятая дивчина, что гетман с войском гонится за Наливайко, на Украину пошел?

— Думала, это известно пану Наливайко и его верным казакам. А вы напрасно меня руганью осыпаете, я тоже не прогулки ради в-это лихое время в степях по холоду скитаюсь.

— Разве я ругаюсь, Роман? Это такое казачье ласковое слово. Если бы Карпо Богун стал ругаться, то не только у девушки, а и у сестры Вельзевула уши отсохли бы, матери его сто чертей в печенку…. Что ж ты молчишь?.. Письмо, что ли, везешь ему от кого-нибудь?

Девушка только пошевельнулась. Карпо хотел: было еще расспросить ее, но вдруг на селе прогремело несколько выстрелов, и из пьяного гула выделились крики:

— Караул! Спасите!

— Они! Вот именно так начиналось… — зашептала девушка и вскочила на ноги.

Карпо мигом очутился на дворе. Вбежавший в ворота навстречу Богуну хозяин двора вполголоса воскликнул с отчаянием:

— Конец, брат!..

— Что случилось?

Карпо схватил хозяина обеими руками за плечи и так держал его, ожидая ответа. Из слов девушки понял, что Жолкевский и в самом деле мог нагрянуть на село, но хотел знать это из уст крестьянина.

— Жолнеры, — сказал крестьянин, держась за сердце.

— Хлопцы! — крикнул Карпо, вбегая в гумно. — В селе Жолкевский напал на пьяных казаков…

— Убивают всех, — рассказывал дальше хозяин. — Обоих атаманов схватили и потащили, спящих в хате рубают… Я за горилкой пошел и… вот прибежал. Удирайте!

Люди Карпо вышли из гумна. Вывели коня; он уже отдохнул, поднял голову и заржал на пламя, на шум и выстрелы.

Девушка подскочила к нему.

— Я так и знала, что это случится с проклятым жолнерским конем…

Всем было ясно, что нужно немедленно уходить. Но как убежишь? Жолкевский окружил село конницей и, верно, хорошо позаботился, чтобы ни одна душа не прорвалась из него. Кровавой расправой с казаками гетман преследовал еще и другую цель — отрезать от Наливайко даже слух о том, что жолнеры уже здесь. Несколько дней Жолкевский гнал этим шляхом свою конницу, — вот-вот настигнет Наливайко, — и, увидев огни в Мацийовичах, как буря налетел, не щадя ни казаков, ни селян, заботясь лишь о том, чтобы ни одна душа не прорвалась на юг, к Наливайко.

— Жолнеры ищут в селе какую-то девушку, которая убежала от них, как полагают, через Мацийовичи. Насмерть замучивают девчат, расспрашивают, пытают…

— Ох… — застонала девушка, схватила Богуна за руку и потянула вниз.

Карпо нагнулся и подставил ухо.

— Это я, пан казак, за меня пытают… Какая-то пани Лашка с гетманом мудрят, письма отправляют, а дед Влас украл письмо, мне передал… Замучили деда, а ведь он же ее, потаскуху такую, осенью от погони спас. Я на жолнерском коне и помчалась по степям… В собственные руки Наливайко должна я отдать это письмо, покойник дед Влас велел, хотя бы смерть грозила мне…

— Хлопцы! — крикнул Карпо. — За селом Романа отправим верхом на коне к Наливайко, а сами… жолнеров задержим, пока Роман вырвется в степь. А потом… кто жив останется, прорывайся сам… Роман, саблей владеешь?

— Да ведь у меня ее нет.

— Возьми мою, а себе я достану. Ну, двинулись, хлопцы…

Северин Наливайко спешил на своем вороном коне к высокому кургану в степи. Два казака едва поспевали за ним на турецких конях. А там внизу, у брода, остановилось все войско.

Юрко Мазур еще вчера достиг реки, всю ночь ладил переправу, — возы, имущество, артиллерию перебрасывали на верховых конях. Наливайко оставался в прикрытии.

Лишь вчера утром Наливайко перехватил слух, и то не совсем достоверный, что гетман Станислав Жолкевский все-таки выступил на Украину: идет, мол, по большой дороге и распускает вокруг