Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн

в своей книге 1936 г. (российск. изд. Берберова 1997) ни разу не употребила слов «гомосексуальность», «гомосексуальный». Она избегала называть этот ужасный порок по имени, страшилась осквернить этим словом образ великого композитора.

Но так или иначе джин был выпущен из бутылки. В том же году два эмигрантских писателя, Адамович и Ходасевич, выступая с откликами на сочинения Берберовой, высказались о публикации дневников Чайковского в Советской России и о самом Чайковском в его новом облике.

Адамович назвал публикацию дневников «великим грехом перед памятью Петра Ильича, а самый дневник — ужасающим, ошеломляющим, невероятным в своей болтливой откровенности… Его можно было бы резюмировать словом, которое, однако, тут неприменимо и недопустимо, потому что записи принадлежат одареннейшему человеку: слово это — ничтожество».

Он противопоставил Чайковского-композитора Чайковскому-человеку. В жизни Чайковскому-человеку была свойственна «беспредельная пассивность слабой себялюбивой души». Чайковский по Адамовичу это «слабый человек, который был великим художником» (Адамович 1936).

Ходасевич вынес из чтения дневников иное впечатление. Он, правда, тоже отмечает у Чайковского «интеллектуальное безвкусие и эмоциональную расхлябанность». Его эмоциональные и нравственные недостатки рецензент объясняет «тяжелой наследственностью […], отчасти — и главным образом — той эротической ненормальностью, которая ему была свойственна». Как и Адамович, Ходасевич не прощает Чайковскому его неспособности противостоять гомосексуальным страстям. Оба критика тоже страшатся произнести слово «гомосексуальность».

Но Ходасевич не противопоставляет две стороны личности Чайковского, а пытается как-то связать их. Он отмечает

«прямую связь этой ненормальности Чайковского с припадками нестерпимой тоски, которые на него наваливались без видимого повода […], с тем ложным положением, в которое он себя ставил по отношению к женщинам […]. Та же ненормальность […], во времена Чайковского встречавшая жестокое осуждение […], конечно, была причиной его замкнутости, скрытности и (как производное отсюда) — несправедливости, трусости, ощущения затравленности. Чайковский прожил жизнь под вечным страхом «разоблачения», «позора». Отсюда трагизм в его творчестве (Ходасевич 1936).

После Берберовой гомосексуальность Чайковского стала общим местом в западной литературе (подробно об этой стороне жизни композитора см. Poznansky, 1991).

2. Истоки

П. И. Чайковский, Петербург, 1863 г. Фото Кулиша.

Что касается наследственности, то ныне известно, что мужская гомосексуальность или предрасположенность к ней в значительной мере наследственна и передается по женской линии (если она связана с геном, то он находится в хромосоме X, получаемой всегда от матери). Мать Чайковского Александра Андреевна была дочерью Андрея Михайловича Ассиер, из французских эмигрантов. Так что же его гомосексуальность имеет французское происхождение? Андрей Ассиер был человеком нервным, чувствительным, и у него бывало что-то вроде эпилептических припадков (конвульсии случались и у Петра Ильича). Но ведь и не от деда подозрительный ген, а от бабки…

Отец Илья Петрович, сын городничего из Вятской губернии, ставшего дворянином. Он был старше жены на 20 лет и очень любил музыку Окончил Горный кадетский корпус, работал всю жизнь директором Камско-Воткинского завода, а под старость стал в Петербурге ректором Технологического института.

Детство и юность Петр Чайковский провел в Училище правоведения на Фонтанке. Он поступил туда осенью 1852 г. 12-летним, совершенно домашним, благонравным пай-мальчиком, а уж там усвоил более вольные навыки поведения. За желтую опушку мундиров учеников-правоведов дразнили «чижиками». Это о них сверстники из других школ сложили песенку-дразнилку:

Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две, Закружилось в голове.

Выпивка и курение были запрещены в училище и поэтому усваивались с особенным рвением. Страсть к тому и другому Чайковский усвоил на всю жизнь.

Училище было известно, между прочим, и своими гомосексуальными традициями. Такие традиции вообще складывались в закрытых однополых учебных заведениях — как за рубежом, так и в России. Известным рассадником гомосексуальности был Пажеский корпус, немало таких приключений было и в юнкерских училищах (о них говорится в юнкерских поэмах и эпиграммах Лермонтова). В Училище правоведения незадолго до поступления туда Чайковского был сложен гомосексуальный гимн, впоследствии напечатанный в Швейцарии в русском неподцензурном сборнике «Эрот не для дам»:

Так нужно ль с п…..и Знакомиться тут? Товарищи сами Дают и е..т. Приятное дело Друг другу давать И ж…ю смело Пред х. м вилять.

Один из старшеклассников, Зубов, сокурсник Чайковского, с помощью товарища (Булгакова) затащил одного младшеклассника (Фомина) в грот в Павловском парке и изнасиловал. По инициативе одного из учащихся, Танеева (брата композитора), этот случай разбирался на собрании, причем Танеев признавался, что затеял разбирательство просто ради того, чтобы придать делу огласку и досадить начальству. Пять или шесть человек защищали Зубова. «Общее настроение воспитанников — в пользу Зубова» — отмечал Танеев (Танеев 1959: 399–404). Но виновника всё же подвергли общественному изгнанию. Администрация не вмешивалась, делала вид, что ничего не знает, хотя в импровизированном суде принимали участие около 80 человек.

А. Н. Апухтин, соученик Чайковского по училищу правоведения, его друг, будущий поэт.

Из выпускников училища вышли видные деятели, известные своей гомосексуальностью, — редактор «Гражданина» князь В. П. Мещерский, поэт Апухтин, обер-прокурор Священного синода Победоносцев (по прозвищу «Петровна», тот самый, который «над Россией простер совиные крыла») и другие. С Мещерским и Апухтиным Чайковский был соучеником и дружил с обоими.

Мещерский прославился своими гомо сексуальными скандалами значительно позже, но, вероятно, был привержен одно полой любви с юности. Сверстник Чайков ского толстяк Леля Апухтин появился в классе в 1853 г. тринадцатилетним, уже знакомым лично с известными литера торами Фетом и Тургеневым. Он считался восходящей поэтической