Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Что вы сказали? – Взгляд бледного мужчины невольно упал на Честмира, который стоял, широко расставив ноги, прямо перед дверями, подобно грозному дознавателю.

Честмир ткнул пальцем в Вацлава.

– Вам не следует нас бояться, но наш преподобный отче говорит, что мы не должны сообщать это вам. – Его улыбка заставила бы даже прошедшего огонь и воду знахаря доверчиво хлебнуть собственного волшебного зелья.

– Что, простите?

Вацлав отодвинул Честмира в сторону. Взгляды Александры и маленького монаха встретились, и Честмир подмигнул ей. Она не смогла сдержаться и ответила на его улыбку. Александра невольно вспомнила отца, Киприана. Он тоже, когда хотел, умел совершать подобные маневры. Неожиданно ее пронзило желание ощутить его поддержку, и ее улыбка исчезла. «Во всяким случае, ты молодец, брат Честмир. Кто знает, может, иначе люди внутри и не открыли бы двери».

– Мы – монахи-бенедиктинцы из маркграфства Моравин, – сказал Вацлав мужчине, который выглядывал из чуть приоткрытой двери. – Мы сопровождаем домой одну даму и просим дать нам пристанище.

Глаза бледного мужчины беспомощно моргали.

– Здесь вам оставаться нельзя, – заявил он. Его взгляд стал решительным.

– Слишком темно, мы не успеем добраться до другого жилья.

– Здесь вам оставаться нельзя!

– Мы могли бы заплатить…

Губы мужчины задрожали.

– Вы не понимаете, – хрипло каркнул он. – Вам нельзя здесь оставаться. Уходите… пожалуйста… уходите!

Внезапно Александра поняла, что глаза мужчины показании, ей тусклыми не из-за презрения, а из-за страха, и что голос его был таким резким потому, что срывался из-за умоляющих интонаций.

Вацлав настороженно прищурился.

– Что здесь происходит?

– Пожалуйста… уходите!

Лицо исчезло. Вацлав сделал шаг вперед и вставил сапог в щель между закрывающейся дверью и стеной. Дверное полотно прижалось к его ноге и задрожало, как если бы его тянули несколько человек одновременно. Вацлав охнул.

– Ой! А они не шутят.

На помощь Вацлаву пришли монахи: все разом они навалились на дверь снаружи. Некоторое время дверь раскачивалась туда-сюда. Снова внутри зазвучали испуганные крики. Монахи решили одержать победу во что бы то ни стало и сильнее нажали на дверь. В щели снова появилось лицо мужчины. Он в отчаянии ломал руки.

– Уходите… пока еще есть время… Я умоляю вас…

– Кто вы?

– Священник. Пожалуйста… Вы еще можете успеть убежать…

– Послушайте меня, ваше преподобие, – заявил Вацлав. – Мы не в состоянии продолжать путь. Ваш долг как христианина дать нам крышу над головой. И если мы как-нибудь можем помочь вам… Мы вовсе не хотим причинить вам зло. Смотрите…

Он убрал ногу из щели и вместо этого положил руку на щеколду.

– Вы не можете помочь нам! О боже… О боже! – Глаза священника остекленели от ужаса, и не успел Вацлав отреагировать, как тот захлопнул двери церкви. Грохот эхом разлетелся по соседним улицам. Они услышали, как задвигают засов.

И тут Александра почувствовала, что по спине у нее побежали мурашки, словно ее коснулось чье-то холодное дыхание. Прошло пару минут, прежде чем она услышала голос – будто оповещающий о приходе безумия. Она обернулась – медленно, как человек, вступивший в лужу сильного клея.

Голос доносился из тени, и он произнес:

– Слишком поздно, дети мои… слишком поздно.

Голос принадлежал тощему молодому человеку с элегантной бородкой и усами, кончики которых были закручены как наконечники стрелы. Его глаза сверкали и производили такое же безумное впечатление, как и улыбка, но больше всего ее испугало го обстоятельство, что, несмотря на обжигающий холод, на нем была лишь просторная, открытая на груди рубаха. Шляпа у него была как у дворянина, но слишком большого размера, а зияющая дыра на ее верхушке и темные пятна вокруг этой дыры указывали на то, что предыдущий владелец уже не noтребует вернуть свою собственность. Два ремня, расположенные крест-накрест, охватывали его торс, а слева и справа на них висели рапиры. Спереди из-за пояса торчали рукоятки пистолетов. Обут он был в светлые кожаные сапоги с крупными, украшенными камнями брошками в виде бабочек и сверкающими шпорами. Он вышел из тени, и его примеру последовал десяток еще более странно одетых мужчин – беззвучно, плавно, будто они не прятались в тени, а, скорее, образовались в ней. Вацлав и его монахи выстроились дугой перед Александрой и ее лошадью, но было ясно, что они окружены.

– Посмотрите, дети мои, – прошептал молодой человек. – Йоханнес обещал вам добычу, и вот… Добыча!

Его люди захихикали.

Молодой человек неторопливо приблизился к монахам и остановился в нескольких шагах от них. Потянул носом воздух.

– Святое мясо, – прошептал он. Его взгляд ползал по Александре, но безумный блеск глаз не менялся. – И страстное мясо. Что вы скажете насчет такой добычи… дети?

Мужчины, вышедшие из тени, заревели:

– Йоханнес!

Александра вздрогнула. Из забаррикадированной церкви послышались крики ужаса.

– Думаю, – заметил Вацлав, – что ты никогда еще не слышал об одиннадцатой заповеди.

Юноша повернулся к нему.

– Кто это у нас – главный монах, да? Это у нас предводитель… святого мяса?

Вацлав холодно улыбнулся.

– Прежде чем я попытаюсь объяснить это тебе… Да, я – главный монах.

– Прекрасно, прекрасно, прекрасно… – Молодой человек разглядывал Вацлава.

Он поднял левую руку и приподнял шляпу. Правой рукой он провел по длинным спутанным волосам, после чего снова надел шляпу. Александра как завороженная смотрела на открытый ворот рубахи, на бледную грязную кожу, под которой выделялись ребра и грудина. Молодой человек обнюхал правую ладонь, а затем принялся лизать ее – жадно, как собака, которая пытается высосать из кости сладкий мозг. Светящиеся безумием глаза не отпускали Вацлава. Сумасшедший вынул руку изо рта. С нее капала слюна. Он выступил вперед и положил ее Вацлаву на грудь, словно выказывая дружелюбие. Вацлав покосился куда-то вбок и едва заметно покачал головой. Неожиданно брат Честмир оказался на шаг ближе, чем раньше. Маленький монах сжал губы и опустил плечи.

– Мы не знаем заповедей, главный монах, кроме заповедей… Йоханнеса.

Так внезапно, что Александра ахнула, сумасшедший повернулся вокруг своей оси.

– Йоханнес! – крикнул он.

– Йоханнес! – заревели его люди.

– Йоханнес – это я! – кричал юноша и вращался вокруг своей оси. В церкви с ужасом бормотали короткую молитву. – Йоханнес! Каменный Йоханнес! Я – Каменный Йоханнес! Я НЕУЯЗВИМ! – Одним движением он сорвал рубаху с плеч; скрещенные ремни скользнули вниз, и он, широко раскинув руки, им полнил очередной медленный пируэт. – Я – ЙОХАННЕС!

– ЙОХАННЕС!

Верхняя часть туловища юноши походила на торс трупа – худая до истощения, так что можно пересчитать все ребра; живот такой впалый, что на нем двумя веревками выделялись брюшные мышцы; ключицы торчали, грозясь порвать кожу. Александра заметила шрамы: размером с ноготь большого пальца там, где когда-то в него, наверное, вошли пули, и размером с ладонь – там, где они снова покинули тело. Шрамы, отмечающие входные и выходные отверстия от пуль, были равномерно распределены по спине и торсу. Четыре, пять, шесть пуль, должно быть, угодили в тело мужчины и, судя по состоянию шрамов, – в течение различных периодов его жизни. Ни одна из них не убила его. Его охранял сам дьявол.

– ЙОХАННЕС! ЙОХАННЕС!

Как будто ничего не произошло, молодой человек подхватил рубаху, снова набросил ее на плечи и перепоясался. Затем приблизился к Вацлаву.

– Я – Йоханнес, – прошептал он. – Расскажи мне кое-что об… одиннадцатой заповеди.

По рядам окружавших их мужчин прокатилось движение, раздались щелчки. Внезапно на них оказалась направлена дюжина мушкетов, как с колесцовыми замками, так и таких, в которых тлели фитили. Хихиканье проклятых душ, обративших немой молитвой к своему личному демону о том, чтобы он дал им перевес в силе, последовало сразу за вскидыванием мушкетов.

– Не важно, – ответил Вацлав.

Улыбка его погасла.

– Пожалуй, самое время сложить оружие, – заметил Йоханнес.

– У нас нет оружия, – возразил Вацлав.

– Прекрасно, прекрасно, прекрасно… – Йоханнес провел правой рукой по рубахе и снова понюхал ладонь.

Он обошел вокруг Вацлава и приблизился к дверям церкви. Александра не сводила глаз с его людей. Теперь Йоханнес оказался между Вацлавом и его монахами, и даже если банда Йоханнеса сразу среагирует и начнет стрелять, монахи успеют схватить его, бросившись все сразу. Разумеется, пули разорвут их в то же мгновение. Александра догадалась, что Йоханнес убежден: лично ему пули не нанесут никакого вреда, и эту убежденность разделяли и его сообщники. Безумие, которое может предоставить доказательства своего могущества, заразнее болезни. Разбойники стали бы стрелять вслепую при первом удобном случае. Вацлаву и монахам ничего не оставалось, кроме как стоять смирно и не двигаться.