Анжелика в Квебеке - Анн Голон

Вопрос: Уверены ли вы, что не называли Голдсборо?

Ответ: Я в этом уверена.

Вопрос: Какое же название вы произносили?

Ответ: Я говорила об Акадии. Я была уверена только в том, что это место находилось в Акадии и что Акадии угрожает опасность.

Отец де Мобеж повернулся к Анжелике. При свете масляной лампы в этом полумраке его лицо еще больше напоминало старого китайского ученого.

— А вам, мадам, описание этой местности не кажется ли описанием вашего поселка Голдсборо?

— По правде говоря, это может быть описанием любого поселка во Французской Бухте, — ответила она безразличным тоном.

— Но это могло быть Голдсборо?

— Могло быть, — согласилась она, — а могло и не быть.

— Нет ли какой-нибудь детали в этом описании, по которой вы по совести могли бы сказать, что это было именно Голдсборо?

В этот момент Анжелика встретилась взглядом с маленькой. монахиней.

«Я сказала правду, — говорил этот взгляд, — теперь и ты должна сказать правду»!

И внезапно она поняла смысл этого придирчивого допроса. Она поняла, какую цель преследовали иезуиты и другие духовные лица, устраивая эту очную ставку ее с матерью Магдалиной.

Целью была истина.

Иезуиты не были инквизиторами. Их орден не стремился уподобиться доминиканцам с их мрачными трибуналами. Они были здесь не для того, чтобы, как в страшные времена инквизиции, вырвать ложное признание в колдовстве и отправить жертву на костер…

Они были здесь, чтобы добиться правды. Им надо было определить, истинными ли были эти сверхъестественные явления, и исследовать их в свете их глубоких эзотерических познаний.

Она вспомнила, что главный, экзорцист Парижа, который обследовал Жоффрея, когда его обвиняли в колдовстве, был иезуитом и был убит, чтобы он не мог свидетельствовать на суде о его невинности.

А ее брат Раймонд, иезуит, сделал все, что было в его силах, чтобы спасти Жоффрея от костра.

Все это промелькнуло в ее уме за те несколько мгновений, когда она переводила взгляд с двух суровых лиц монахов на лицо монахини за решеткой.

«Скажи правду», — умоляли глаза. Смолчать — это значило подписать приговор матери Магдалине. Ее уже много раз допрашивали, долго терзали. В конце концов ее могли счесть симулянткой, истеричкой, которая недостойным образом стремилась привлечь к себе внимание.

Итак, могла ли Анжелика отрицать существование Амбруазины? Теперь перед ней была эта ни в чем не повинная монахиня, которая таинственным, пока необъяснимом образом первая «увидела» ее и с трепетом рассказала об этом.

Могла ли Анжелика отрицать эти страшные сцены, ужасные преступления, свидетелями которых она была жарким летом на каменистом побережье залива Святого Лаврентия?

Могла ли она отрицать, что был единорог из позолоченного дерева, выброшенный волнами на розовые пески Голдсборо, и его рог, который блестел «как хрусталь»?

Она признала поражение.

— Да, это правда: было в Голдсборо время, когда все было как в видении. Дома светлого дерева под обрывом, которые были еще недостроены, когда было пророчество… Два корабля в порту. Я должна признать, что картина точная, и что мать Магдалина не могла ее заранее придумать. Но это вовсе не означает, что я обязательно являюсь демоном в обличье женщины только потому, что я жила там и находилась там в это время…

Отец де Мобеж прервал ее резким жестом, который оэначал, что от нее не требовалось ни более полной информации, ни даже ее мнения по этому вопросу.

Но, начиная с этого заявления, допрос принял форму… сотрудничества, которое Анжелика приняла из чувства лояльности по отношению к матери Магдалине. Выдержки из допроса:

Вопрос: К какому периоду времени может относиться вид местности, описанный в «видении»?

Ответ: К началу прошедшего лета.

Вопрос: Были ли вы в это время свидетельницей демонологических явлений, которые происходили в этих местах?

Ответ: Вышеназванная дама де Пейрак отвечает, что она не может ответить на этот вопрос, она не считает себя способной отличить демонические явления от каких-либо дурных явлений, которые могли случиться.

На это настоятель де Мобеж возразил, что, наоборот, он уверен, что у нее есть некие способности увидеть то, что недоступно взору, о чем ему сообщили лица понимающие и достойные доверия, а именно, отец Массера, отец де Вернон в предсмертном письме, а также отец Жанрусс, один из иезуитов Акадии.

При этом перечислении Анжелика почувствовала себя загнанной, как лань, в кругу этих черных сутан. Они кончат тем, что узнают все о ней и Амбруазине, если уже не знают все.

Она признала, что действительно в это время в Голдсборо происходили явления, которые можно признать «демоническими», но затем она сжала губы и решила про себя, что им не удастся больше ничего у нее вырвать. Нет, она никогда не расскажет об Амбруазнне, воплощенном демоне, она слишком хорошо и близко «видела», она не будет говорить ни о ее преступлениях, ни о ее смерти. Есть вещи, о которых лучше не говорить после того, как их пережили, и они в прошедшем. Не нужно их увековечивать ни в камне, ни на бумаге. Это сказал ей эпикуреец Виль д'Аврэй. Давно уже на песках побережья Акадии не сохранилось никаких следов. Она считала, что сказала достаточно, чтобы подтвердить утверждения матери Магдалины и даже отца д'Оржеваля, когда он указал на Голдсборо. Дальше она не пойдет.

Возможно, отец де Мобеж прочел на ее лице эту решимость, и он не настаивал. Повернувшись к матери Магдалине, он спросил таким тоном, как будто речь идет о дополнительном вопросе.

— Сестра, вы говорили недавно настоятельнице о другом сне, в котором вам явился отец Бребеф, заклиная вас молиться об обращении колдуна. Существует ли связь между этим новым сверхъестественным посланцем и не касается ли это того, чем мы занимаемся сейчас — Голдсборо, мадам де Пейрак и ее супруга?

— Нет! Нет! — поспешно сказала мать Магдалина. — Этот сон был послан мне в ночь их приезда, но они были ни при чем. Отец Бребеф известил меня, что будет вызван колдун, чтобы совершить святотатство, и что надо обязательно помешать этой гнусности. Я бросилась на пол у постели и долго молилась…

«Бедная мать Магдалина», — думала Анжелика. И дни ее, и особенно ее ночи не соответствовали представлению Анжелики о мирной, ангельской жизни монахини-затворницы.

Настоятель де Мобеж спросил:

— Значит, это не был колдун из вашего видения?

— Какой колдун? — спросила монахиня растерянно.

— Это темное существо, которое было рядом с дьявольской женщиной, и вы боялись что это сам сатана.

— Нет! Нет! Это был не сатана, я потом это отрицала.

— В самом деле. Значит, это был колдун?