Поединок. Выпуск 3 - Виктор Вучетич

Интересно, заметил ли Терехов, что я подошел.

Дом Терехова — большой, деревянный, с широкой застекленной верандой. На чердаке — маленькая комната с балконом. Метрах в десяти от дома — хорошо выкрашенный дощатый сарай.

В отличие от сарая сам дом выглядел довольно запущенным. Краска на жестяной кровле давно сошла, кровля во многих местах проржавела.

Если человек выкрасил сарай, почему он не мог начать с дома?

Впрочем, может быть, все это не имеет никакого значения.

Я кашлянул, постучал в калитку. Через несколько секунд выглянул Терехов.

На вид ему было за пятьдесят. Глаза Терехова, голубые, глубоко запавшие, были спокойными, взгляд — неторопливым. Он смотрел на меня так, будто я был пустым местом. У него были довольно длинные седые волосы, лицо казалось жестким, верхняя губа по-особому поджималась.

— Извините, Вячеслав Константинович.

— А, рыбнадзор, — суховатым, стелящимся голосом сказал он. Поморщился. Оглянулся на рисунок. Снова повернулся ко мне.

— Чем могу служить?

— Меня зовут Владимир Мартынов.

— Терехов. Думаю, вы об этом знаете и так.

— Да. Я много о вас слышал.

— Если вас интересуют сети — они в сарае.

Я почти физически ощущал неприязнь Терехова. Она была во всем — в манере говорить, в интонациях. У него было странное умение вызывать раздражение, почти бешенство. Я подумал — наверное, он вызывает такое раздражение не только у меня.

— Не совсем, — сказал я. — Сети — повод. Мне говорили о ваших работах.

— Ах, о работах, — он повернулся и снова стал рисовать.

Он рисовал долго. Я понял — он не собирается ко мне оборачиваться. Я почувствовал холодную злость. Просто наглый тип. Больше ничего.

— Вячеслав Константинович, я мешаю?

— Мешаете. И очень.

— Тогда все-таки позвольте посмотреть сети.

— Я сказал вам — они в сарае. И побыстрей.

— Вы... — я помедлил. Нет, я говорю не то. Надо быть спокойным. Абсолютно спокойным. Не обращать никакого внимания на его тон.

— Что — вы?

— Я в самом деле много слышал о ваших работах. Я не пишу. Но мне хотелось бы их посмотреть.

— А вежливости вас не учили, юноша?

— Я думаю, вы сейчас просто в плохом настроении.

— Я работаю, юноша. Вы можете понять — работаю? Настроение мое здесь ни при чем.

Терехов нагнулся вплотную к ватману. Я услышал, как он тихо поет про себя: «Настроение, настроение...»

Допустим, он ведет себя так нарочно.

Но почему я не могу понять, маска это или нет? Почему? Что-то мешает мне.

Вот в чем дело. Дело в раздражении, которое он во мне вызывает.

— Я попробую еще к вам зайти.

— Как угодно. Насчет сетей — всегда прошу.

Терехов буркнул это, не оборачиваясь.

Уходя, я увидел — сарай окрашен только наполовину. Эта нелепость, окрашенный наполовину сарай, только подтверждала для меня все остальное.

Я подробно рассказал Васильченко о визите к Терехову.

Честно говоря, я уже привык, что Васильченко никогда не торопится что-то решать. Привык к его спокойствию и к обстоятельной въедливости.

Он никак не выразил своего отношения к разговору с Тереховым. Промолчал. Но я понял — именно это означает, что Терехов интересует Васильченко ничуть не меньше, чем меня самого.

Мы осторожно движемся в тумане в сторону звука. Наконец траулер становится виден. Он в дрейфе. Уже знакомый мне плотный мужчина в брезентовой робе поднимает руку — кидайте швартов. Мы сблизились бортами.

Поднявшись вместе со мной на борт, Васильченко кивнул:

— Давай. Я подожду на палубе.

Сторожев сидел там же — внизу, в капитанской каюте. Он выглядел хуже, чем обычно. Под глазами мешки.

Я рассказал о своих наблюдениях. Остановился подробней на встрече с Тереховым.

Сторожев заинтересовался, стал подробно расспрашивать о том, как себя вел Терехов, и вдруг спросил:

— Володя. Ты, случаем, не замечал чего-нибудь за парикмахершей?

— Единственное, что могу сказать о ней, — болтушка. Больше ничего.

— Ну хорошо. Я просто так, перебираю.

— Сергей Валентинович, вы знаете о выходах в эфир у Янтарного? Может быть, это кто-то из нашего поселка?

— Может быть. А может и не быть. Почему его следует искать в Сосновске? А не в любом другом пункте по пути следования электрички? Нужна точность. Но по-прежнему ведь нет ничего. Как в вату все уходит.

— А насчет Семенца?

— Васильченко оказался прав. Семенец был под следствием. Даже в предварительном заключении, пока велось расследование. Потом оправдали. Было крупное хищение. Где-то на складе рыбопродуктов под Владивостоком. Может быть, он был с этим как-то связан. Боится все-таки он не зря.

— Поэтому и метки ставит.

— Я вызвал вас с Васильченко, собственно, для одного, — Сторожев достал сложенный в несколько раз толстый ватманский лист.

— Осталось две недели до мая. Надо думать, как мы проведем операцию с Трефолевым.

Сторожев аккуратно разложил лист на столе. Это был подробный план набережной Сосновска. Черной, синей и зеленой тушью было тщательно обозначено все — вплоть до отдельных кустов и зонтиков на пляже.

— Сам лично я принять участие в операции не смогу.

Сторожев выложил на стол остро отточенные карандаши.

— Стоит ему, знаешь, просто по дуновению воздуха почувствовать, что за Трефолевым следят, — пиши пропало.

— А что вообще с Трефолевым, Сергей Валентинович?

— Боюсь сглазить — пока все в порядке. Если Трефолев так до конца и сыграет свою роль и приедет сюда — тот, кого мы ищем, должен взять у Трефолева пакет. Но нам необходимо увидеть, как это произойдет. Сфотографировать. Почувствовать.

— Сергей Валентинович, вы уверены, что он возьмет пакет?

— Я ни в чем не уверен. Но мне кажется — возьмет. Обязательно возьмет. Передача эта ему очень нужна. В ней свежие микробатареи. Уникальные. Судя по всему, у него классный передатчик, с необычно узкой полосой на выходе. Наши радиопеленгаторы засекают его с трудом. И то, кажется, не всегда. Но время-то прошло, батареи иссякли. Если батареи у него на исходе — они ему нужны как воздух.

— Знаете, я бы лучше подстраховался.

— Это как же?

— Ввел бы в Сосновск на первые четверг и субботу мая опергруппу. И замаскировал бы ее.

— Спугнем, Володя. Не годится.

— Я подобрал бы опытный состав, допустим.

— Не годится. Если мы только намекнем, что его ищем, — все пропадет. Он не подойдет, и опять все уйдет, как в вату. Исчезнет.

— Арестуем нескольких человек. Двух, трех, Сергей Валентинович. Зато наверняка.