Стархэвен - Роберт Сильверберг

Каспар Хаузер. Шатаясь, появляется на улицах Нюрнберга в Германии в один из майских дней 1828 года. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать. (Молод, пожалуй, для прыгуна, — подумал Квеллен. — Хотя внешность бывает обманчива”.) Способен был выговорить по-немецки только две фразы. Когда ему дали перо и бумагу, написал имя “Каспар Каузер”. Было сделано допущение, что так его зовут. Этот мальчик не умел обращаться с самыми обыденными предметами и не имел опыта повседневной жизни среди людей. Попал в 1828 год, без сомнения, в результате неисправности машины времени.

Однако он быстро научился многому. После того как он отсидел некоторое время за бродяжничество, его передали школьному учителю, профессору Даумеру. Этот школьный учитель обучил парня школьному языку, и тот написал автобиографическую повесть, в которой утверждал, что провел всю свою жизнь в небольшой темной камере, питаясь только хлебом и водой. Тем не менее задержавший его полицейский утверждал: “Для человека, проведшего столько времени в заключении, у него был очень здоровый цвет лица. Он не был ни бледным, ни худым”.

Много противоречий. Вся Европа очарована им. Все размышляют над таинственным происхождением Каспара Хаузера. Некоторые предполагают, что он был кронпринцем Вадена, похищенным в 1812 году агентами Морганатической жены его предполагаемого отца, великого герцога. Однако вскоре это предложение было отвергнуто. Но не опровергнуто. Другие говорили, что он лунатик, человек, потерявший память. 17 октября 1879 года Каспара Хаузера находят с раной на лбу, которая, как предполагалось, была нанесена ему незнакомцем в черной маске. Для его охраны к нему были приставлены полицейские, еще несколько преднамеренных покушений. 14 декабря 1833 года Каспара Хаузера находят умирающим в парке, с глубокой кинжальной раной на левой стороне груди. Утверждают, что ранение нанес какой-то незнакомец. Никаких признаков оружия, вокруг никаких следов, кроме отпечатков башмаков самого Хаузера. Предполагалось, что рану он нанес себе сам. Умер Каспар через несколько дней, воскликнув перед смертью: “Боже мой! Почему я должен умереть так позорно и бесславно”.

Квеллен снял кассету. Свиньи, собаки, принцесса Карабу, Каспар Хаузер — все это было весьма занимательно. Это могло даже служить подтверждением того, что вся человеческая история была окроплена путешественниками во времени, а не только в период с 1979 года по 2106 год. Но все эти факты мало чем помогли Квеллену в решении его непосредственных задач, хотя их подборка свидетельствовала об аналитическом складе ума Брогга.

Квеллен убрал кассету со стола и набрал номер Джудит. На экране появилось ее лицо, бледное и строгое. Она была далеко не красавица. Слишком высокая переносица, покатый лоб, тонкие губы, выступающий подбородок. Правый глаз ее был расположен несколько выше левого, и она немного косила. Несмотря на это, ее нельзя было назвать непривлекательной. Квеллен не раз ради забавы подвергал себя искушению влюбиться в нее. Но в этом были свои неудобства. Он не мог себе позволить настолько ослабить свою психологическую защиту, чтобы поделиться с нею тем фактом, что у него есть тайное прибежище в Африке. Добродетельность была одной из ее характерных черт, и она могла донести на него.

— Я тебя уже давно не видела, — сказала женщина. — Ты почему прячешься от меня?

— Извини, Джудит, но я в самом деле был по горло занят работой.

— Пусть тебя не мучают угрызения совести. У меня пока все хорошо.

— Я в этом не сомневался. Как там твой фрейдолог?

— Доктор Галубер? О, замечательно! Он очень хочет с тобой повстречаться.

Квеллен ощетинился.

— В мои намерения психотерапия не входит, Джудит. Извини.

— Ты уже во второй раз извиняешься в трех последних фразах.

— Изви… — начал было Квеллен, после чего оба рассмеялись.

— Я имела в виду, — сказала Джудит, — чтобы ты встретился с доктором Галубером не как с врачом. Он будет на нашем следующем причастии.

— И когда же?

— Сегодня вечером. Ты придешь?

— Ты же знаешь, что общее вырыгивание никогда не приводило меня в большой восторг, Джудит.

Она холодно улыбнулась.

— Я знаю. Но тебе пора выбраться из своей скорлупы. Ты слишком увлекаешься жизнью для самого себя, Джо. Если ты хочешь оставаться холостяком, это твое личное дело, но вовсе не обязательно быть также и отшельником.

— Я могу бросить мелочь в психоаналитический автомат и получить из него столь же прекрасный совет.

— Может быть. Так ты придешь?

Квеллен подумал о деле, которое он изучал всего лишь час назад, об участнике причастия, который подсунул псевдоживое стекло в пищеварительный тракт трех единоверцев, а затем с интересом наблюдал, как они умирают в мучениях.

Квеллен представил себя самого, корчащимся от боли, прильнувшую к нему плачущую Джудит и попытался извлечь со дна души последний остаток сопереживающей печали от своих страданий, что соответствовало бы духу исповедоваемого ею культа.

Он тяжело вздохнул. Она была права. В последнее время он стал жить только для себя. Ему надо встряхнуться, позабыть хоть ненадолго свои служебные обязанности.

— Да, — сказал он, кивнув утвердительно. — Да, дорогая, я приду к причастию. Ты довольна?

Глава девятая

У Стенли Брогга день получился очень трудным.

Заместителю комиссара приходилось все время таскать каштаны из огня для Квеллена, но это его не смущало, так как у Брогга была колоссальная работоспособность. В глубине души он считал, что вдвоем со Спеннером они тянут работу всего управления. Они были два сапога пара. Крупные мужчины, солидные и неторопливые, с достаточным запасом плоти, чтобы черпать дополнительную энергию во время кризисов. Спеннер вел административную часть дела, а Брогг — рутинную, повседневную. У Спеннера был шестой разряд, у Брогга — девятый. И все же Брогг держал себя со Спеннером на равных.

Эти двое других — Колл и Квеллен — были архитектурными излишествами аппарата управления. Колл был полон ненависти и злости, кипел от гнева просто потому, что был мал ростом и некрасив. Разумеется, он был не глуп, но внутренне присущая ему изначальная невротическая направленность делала его опасным и ненужным. Если и нужно было бы подвергнуть принудительной психотерапии, так это Колла. Брогг часто сравнивал его с римским императором Тиберием, злобным, таящим опасность для окружающих, не безумца, но с искривленной психикой. От таких людей лучше держаться подальше.

Если Колл был Тиберием, то Квеллен — Клавдием: добродушным, умным, в сердцевине своей слабым. Брогг презирал своего непосредственного начальника. Квеллен был в его глазах трус, несоответствующий своей должности. Временами Квеллен брался за дело энергично и решительно, но это не соответствовало его натуре. Брогг выполнял за Квеллена будничную работу в течение многих лет. Иначе управление давно было бы признано недееспособным.

Что было удивительным в Квеллене — он был способен на преступление. Это в свое время поразило Брогга. Он как-то не думал, что этот человек обладает подобным свойством. Чтобы получить участок земли в Африке, необходимо было тщательно подделать документы, затребовать и добыть незаконное стасисное устройство для транспортировки из квартиры служащего седьмого разряда в бассейн реки Конго, вести жизнь беззаботную и даже роскошную. Это было столь смелым предприятием, что Брогг до сих пор не мог понять, каким образом это все удалось осуществить такому человеку, как Квеллен. Единственным объяснением могло послужить то, что Квеллену была настолько отвратительна суровость окружающей его жизни, что он готов был подвергнуть себя любому риску, лишь бы иметь возможность отстраниться от нее. Даже трус мог подняться до того, что выглядело как нравственное величие, в интересах своей собственной трусости. Подобным же образом мягкий, слабохарактерный человек, вроде императора Нерона, мог превращаться в демона — только для того, чтобы сохранить в неприкосновенности свою слабохарактерность. Нерон, как считал Брогг, не был по натуре своей демонической личностью в духе Калигулы. Он стал чудовищем в результате длительной постепенной эволюции. В некотором роде это не соответствовало его характеру, точно так же, как удивительный по смелости поступок Квеллена дисгармонировал с образом человека, который создал Брогг.

Брогг обнаружил величайшую тайну Квеллена чисто случайно, хотя тут и присутствовала некоторая доля вероломства. Он уже давно подозревал, что у Квеллена есть некий секрет, но не имел ни малейшего представления, что это такое. Возможно, незаконная религиозная деятельность. Может быть, Квеллен был приверженцем одного из запрещенных культов, группы, поклонявшейся хаосу, или членом одной из банд, о которых ходили слухи, что они собираются по темным углам, чтобы распевать молитвы в честь поджигателя-убийцы Флеминга Бесса.