Ложь в твоем поцелуе - Ким Нина Окер

– И они впечатляют, – произносит Кево, кивая. – Я никогда не слышал о членах Зимних Домов с такими физическими способностями. Осенние могут сокращать продолжительность жизни и состаривать вещи, но я никогда не видел, чтобы кто-то отбирал энергию и присваивал ее себе таким образом.

Голос Кево звучит почти благоговейно, и мое лицо розовеет.

– В конечном итоге в каждом Доме есть свой диапазон возможностей. Наверняка когда-то раньше у меня был родственник с подобными способностями.

– Как скажешь, – говорит Кево, хотя по его виду понятно, что он со мной не согласен.

Я хватаюсь за одно из одеял и натягиваю его до самого подбородка. Огонь плиты уже успел нагреть маленькую хижину, но такое ощущение, что холод идет прямо из моих костей, и я никак не могу от него избавиться.

– А что насчет тебя? – спрашиваю я, откидывая голову назад и глядя на Кево. – Какая у тебя история?

Парень усмехается.

– Тебе ту, что знают все, или режиссерскую версию?

– Какую хочешь.

– Ладно, – вздыхает он. – Я из Ирландии, точнее из Уиклоу на восточном побережье. Моя семья по материнской линии происходит из рода Роша, хотя этой фамилии, насколько я знаю, больше не существует. Мой отец – хорват, отсюда и моя фамилия – Перик.

– Так, значит, ты – прекрасно владеющий английским и норвежским языками полухорват-ирландец в Норвегии?

Его улыбка кажется немного грустной.

– Мы изучали все языки сезонных домов. В рамках подготовки к восстанию.

– Значит, твои родители тоже мятежники? – спрашиваю я с нотками удивления в голосе. Не знаю почему, но я отчего-то никогда не задумывалась о том, что движение Ванитас может быть таким же семейным делом, как и вся эта политика сезонных Домов.

– Они были ими, да. И мои бабушка с дедушкой, и их родители – тоже. Знаешь, восстание назревало уже очень давно.

Мгновение я колеблюсь, а потом копаю чуть глубже:

– Были?

Взгляд Кево становится пустым, будто он где-то там, в далеком воспоминании.

– Они оба мертвы. Папа умер от рака два года назад, а мама… ее убили.

– Мне очень жаль, – тихо говорю я, сглатывая. – Как это произошло?

Несколько секунд Кево молча разглядывает свои сцепленные руки.

– Как я уже сказал, восстание – это не новая причуда или что-то в этом роде. Многие до нас уже пытались это сделать. – Он смотрит прямо на меня, и в его глазах столько боли, что мне так и хочется отпрянуть. – Я был еще ребенком, когда мама попыталась предотвратить наступление весны и украсть амулет. Но ей повезло куда меньше, чем мне. Маму поймали и убили.

Ошеломленная, я смотрю на Кево:

– Я даже не знаю, что сказать.

– Тут нечего говорить, – с грустной улыбкой на губах отвечает он. – Война между Домами старше нас обоих, вместе взятых. И она несет с собой много жертв. Слишком много.

– Почему мы ничего об этом не знаем? – спрашиваю я почти в отчаянии. – Если уже были нападения – убийства! – мы ведь должны об этом знать! На этих балах сотни людей.

Сначала мне кажется, будто Кево не хочет отвечать. Может быть, мой вопрос слишком интимный, может, его воспоминания слишком болезненные. Но потом парень вздыхает, подается вперед и опирается руками на колени.

– Ты помнишь, что кое-кто из повстанцев был из других Домов?

Я медленно киваю.

– Уилл ведь из Летних, да?

– Точно. Но бывает и наоборот. Нам, например, известен один из Ванитас, который сотрудничает с Летним Мастером. – Кево пожимает плечами. – Лето пытается сохранить это в секрете, но мы почти уверены, что этот человек меняет для этого Мастера воспоминания его семьи.

– Зачем?

– Возможно, чтобы не сеять сомнений. За эти годы к нам перешли очень многие участники других Домов. Возможно, Мастера боятся, что кто-нибудь устроит мятеж.

Невольно я вспоминаю о своей маме, и на сердце становится тяжело. Интересно, знала ли обо всем этом она? Была ли она на том балу, на котором убили мать Кево?

– Я делаю это ради нее, – еле слышно шепчет Кево. – Я доведу эту миссию до конца. И я справлюсь.

Я молча разглядываю Кево со стороны. Выразительный профиль, волосы, отливающие серебром в свете тусклой лампы. Я понимаю, что для мужчины такое описание звучит странновато, но Кево чертовски прекрасен. Это не классическая красота, и все же я с трудом могу отвести от него взгляд.

К тому же он многое пережил. Поначалу я считала повстанцев детьми, которые просто маются от скуки. Поднимают восстание, не задумываясь о последствиях. Сейчас же я понимаю, что за этим стоит нечто большее. Гораздо большее. Убеждения Кево не только верны, но и исходят от самого сердца. Он делает это ради своей матери, отца, семьи и всех тех последователей Ванитас, которые боролись за свое право, но проиграли в этой борьбе. И я уважаю Кево за это.

Поймав мой взгляд, Кево осторожно улыбается.

– Боюсь, это не самая красивая история.

Не задумываясь, я высвобождаю одну руку из-под одеяла и кладу ее поверх руки Кево. Его кожа холодна, как и моя. Секунду он колеблется, а потом переплетает свои пальцы с моими и крепко сжимает их. Несмотря на гнетущее настроение, в моем животе тут же вспархивает стайка бабочек, а во рту становится сухо. Это какой-то сюрреализм. Мы сидим в деревянной хижине перед лицом войны, которая гораздо больше, чем мы двое. И все же в данный момент я не могу думать ни о чем, кроме прикосновений Кево.

Не отпуская руки Кево, я подтягиваю ноги на диван и немного разворачиваюсь, чтобы лучше его видеть. Он по-прежнему сидит с сосредоточенным лицом, напряженно согнувшись и о чем-то думая.

– Я очень сожалею о том, что моя семья сделала с твоей, – искренне говорю я. – Я ничего не знала об этом, но мне стыдно за них. Мы должны работать вместе, а не друг против друга.

На губах Кево появляется полуулыбка.

– Если бы мы достигли этой точки несколько дней назад, то могли бы избежать огромной драмы.

Угрызения совести пронзают меня насквозь.

– В мою защиту: ваше поведение не вызывало доверия.

К моему удивлению, Кево фыркает, и скоро я тоже начинаю смеяться. Между нами царит какое-то странное настроение, но мне хорошо. Может, потому, что впервые в жизни кто-то по-настоящему честен со мной. Кево, конечно, похитил меня и солгал мне на балу, но теперь он честен. Чего я не могу сказать ни о своей маме, ни о дедушке.

– Блум, – начинает Кево, поворачиваясь ко мне. Наши пальцы до сих пор сплетены друг с другом, и в данный момент мне не хочется ничего менять в таком положении вещей.

– Кево.

– В ночь… перед твоим побегом из квартиры, – нерешительно продолжает он. Я снова краснею: мне совершенно точно известно, на какую сцену он намекает. – Клянусь, я не влиял на тебя. Этот поцелуй… я ничего не делал. Ну, по