Бальзак без маски - Пьер Сиприо

«Весь народ жаждет, чтобы им правили», но после июля во Франции ничего не меняется. Трон воздвигнут, только его обладатель лишен власти. «Король царствует, но не правит». Подобно Карлу X, Луи-Филипп со всех сторон окружен друзьями, которые «стращают его либерализмом и либералами, которые советуют ему держаться подальше от друзей».

Палату следовало распустить, потому что она показала себя «недостойной революции, совершенной без ее участия», но, главным образом, потому что она представляет Францию 15-летней давности, страну «стариков, доктринеров и трусов». Бальзак именует эту партию прошлого наезженной колеей. «Сегодня либерал образца 1819 года постарел, поглупел, отупел и потерял способность к действиям, сделавшись похожим на эмигранта, вернувшегося домой в 1814 году». Палата ответила на предложение Лаффитта о роспуске отказом. Король настойчивости не проявил.

«Идея о слабости короля распространяется все шире, — пишет герцогиня Брольи Баранту. — Я думаю, что он слишком старается быть осторожным и считает своим долгом никому ни в чем не отказывать».

«Министры, — пишет Бальзак, — горько сожалеют, что у нас нет parliament-rump[27], и потому они лишены тех гигантских легальных и политических средств, которых не предоставила им новая ассамблея, облаченная властью».

Следовало ли распустить и Палату пэров? Во всяком случае Лафайет попытался оспорить наследственный характер пэрства: «Я никогда не мог понять, как можно быть законодателем или судьей по наследству». В конце концов добиться удалось лишь того, что были аннулированы назначения, «произведенные Карлом X».

Прочие пэры остались на своих местах, ведь кому-то надо было судить министров Карла X. Возле здания Пале-Руайаль ежедневно появляются делегации, скандирующие: «Смерть бывшим министрам!» Из семи обвиняемых арестовали четырех министров, и в их числе Полиньяка, схваченного в Гранвилле в момент, когда он собирался сесть на корабль, плывущий в Джерси.

Бальзак реагирует на события немедленно. 20 октября 1831 года он пишет: «Решится ли Палата пэров приговорить к казни людей, осужденных всей нацией?.. Чем больше будет тянуться этот процесс, тем большее брожение в умах он вызовет… Следует набраться смелости и принести министров в жертву. Во всей Франции не осталось уголка, который не грозил бы им смертью, и их последним прибежищем может стать лишь эшафот. Если пэры проголосуют за верное решение и сделают это быстро, они тем самым помогут правительству и спасут от грядущего уничтожения собственное право наследования».

Но кто возьмет на себя смелость вынести обвинительный приговор? Чтобы выйти из трудного положения, судебный приговор переделают в проект закона, упраздняющего смертную казнь за политические преступления. Он будет принят 225 голосами против 21[28].

ВЛАСТЬ ПОСРЕДСТВЕННОСТИ

Между тем Луи-Филипп пытался научить французов сосуществовать друг с другом, будь они либералами или легитимистами, бонапартистами или республиканцами. Но разве можно достичь согласия, покуда все партии не проникнутся чувством более глубокого почтения к родине и королю? Бальзака не прельщает «свобода Соединенных Штатов […], холодная, лишенная веселости и собственного лица». Та свобода, которая смешивает всех в одну кучу и без конца откладывает решения, кажется ему «нарядом Арлекина». «Вот уже три месяца разговоры убивают дело, как во времена Империи дело убивало разговоры».

«Луи-Филипп всегда будет хранить в кармане орла и цветок лилии», а также фригийский колпак, которым парижская толпа украсила Людовика XVI. «Король расточает ласки легитимистам, хранит супружескую верность бонапартистам и идет на небольшие уступки республиканцам». В повадках новой власти, готовой служить всем и каждому, «бегать за всеми подряд», Бальзаку видится «мошеннический трюк». Уважающее себя государство ждет, когда придут к нему.

Все эти тексты, написанные Бальзаком в 1830 году, предвосхищают политическую наполненность «Человеческой комедии». Равенство — не уравниловка, а гибкость социальной системы. Внук землепашца и сын торговца, Бальзак хочет, чтобы во Франции оставался класс бедняков, но чтобы «способные представители этого класса имели возможность проявить себя».

По Бальзаку, общество, признающее человека знатным лишь благодаря его состоянию, предпринимателем лишь благодаря его власти над рабочими и земельным собственником благодаря власти над крестьянами, — застывшее общество, лишенное истинной соревновательности.

Бальзак за сильную власть. Бернар Гюийон говорит о цезаризме Бальзака. Буржуазный либерализм, возникший как реакция на централизм якобинцев и Наполеона, ограничивает роль государства и развязывает руки предпринимателям, владельцам мануфактур и земельным собственникам, владельцам поместий.

Французское государство вынуждено искать компромисс между исполнительной и законодательной властями, между либералами партии движения и их противниками. Оно проводит политику «золотой середины». Такая власть, якобы приветствующая свободу, занимает неустойчивое положение и не может рассчитывать на доверие общества.

Охваченный презрением, Бальзак с 1832 года с головой бросается в легитимизм-, во имя того самого неравенства, без которого не может существовать общество: «Для счастья Франции было бы весьма полезно распространить эту идею шире».

В «Письмах о Париже» 1830 года Бальзак еще рассчитывает на массы: «Они обладают здравым смыслом, который не обманывает; впрочем, вся Франция инстинктивно понимает, что власть попала в руки людей, не способных к власти». Чтобы дать слово «массам», Бальзак жаждет образовывать их, «нести им свет», призывает бесплатно распространять книги, написанные специально для народного просвещения, такие, как «Здравый смысл старины Ришара».

В 1831 году Бальзак вместе с владельцем типографии и директором «Газет де Камбрей» Самюэлем Анри Барту задумывает наладить «выпуск народного политического издания, которое способствовало бы широкому распространению образования и главным образом здоровых идей среди народных масс».

Впрочем, в том же 1831 году в «Шагреневой коже» Бальзак выскажется в совершенно противоположном смысле: «В народе, обезличенном образованием, исчезают яркие личности».

В «Служащих» (1838) Бальзак больше не стремится говорить с массами. Он прекращает растрачивать себя ради так называемого увлекательного образования, необходимого для развития всеобщей и вечной морали. Он больше не жаждет исчезновения пропасти между классами. Учить всех подряд — значит издеваться над культурой, «принижать ее», облекать властью низкие и мелочные порывы человека, вульгарного как в своих чувствах, так и в своих поступках.