Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Валерий Викторович Выжутович

по каким процедурам и т. д. Естественно, я получил разрешение ознакомиться по своему выбору с любыми промышленными объектами — предприятиями, организациями и пр. <…> Я организовал коллектив у нас в институте, сам разработал программу по его ознакомлению с задачей, поставленной Косыгиным. Неделю провел в ЦСУ СССР, где подробно изучал его работу. Просмотрел всю цепочку от районной станции до ЦСУ СССР. Очень много времени провел в Госплане, где мне большую помощь оказали старые его работники».

В течение 1963 года Глушков побывал на сотне предприятий различного профиля: от заводов и шахт до совхозов. Затем он представил свою концепцию Келдышу. Тот все одобрил, за исключением безденежной системы расчетов населения. По его мнению, она вызвала бы ненужные эмоции, и вообще, считал он, не следует это смешивать с планированием. Глушков с ним согласился и эту часть в проект не включил. Однако направил записку в ЦК КПСС, в которой продолжал отстаивать идею безденежной системы расчетов. Идея поддержки не нашла. По мнению Глушкова — из-за противодействия «конкурентов»: «Начиная с 1964 г. (времени появления моего проекта) против меня стали открыто выступать ученые-экономисты Либерман, Белкин, Бирман и другие, многие из которых потом уехали в США и Израиль. Косыгин, будучи очень практичным человеком, заинтересовался возможной стоимостью нашего проекта. По предварительным подсчетам, его реализация обошлась бы в 20 миллиардов рублей. Основную часть работы можно сделать за три пятилетки, но только при условии, что эта программа будет организована так, как атомная и космическая. Я не скрывал от Косыгина, что она сложнее космической и атомной программ, вместе взятых, и организационно гораздо труднее, так как затрагивает все и всех: и промышленность, и торговлю, планирующие органы, и сферу управления, и т. д. Хотя стоимость проекта ориентировочно оценивалась в 20 миллиардов рублей, рабочая схема его реализации предусматривала, что вложенные в первой пятилетке первые 5 миллиардов рублей в конце пятилетки дадут отдачу более 5 миллиардов, поскольку мы предусмотрели самоокупаемость затрат на программу. А всего за три пятилетки реализация программы принесла бы в бюджет не менее 100 миллиардов рублей. И это еще очень заниженная цифра. <…> Но наши горе-экономисты сбили Косыгина с толку тем, что, дескать, экономическая реформа вообще ничего не будет стоить, т. е. будет стоить ровно столько, сколько стоит бумага, на которой будет напечатано постановление Совета министров, и даст в результате больше. Поэтому нас отставили в сторону и, более того, стали относиться с настороженностью».

В ЦК шла борьба между сторонниками и противниками экономической реформы. Любой — хоть «по Либерману», хоть «по Глушкову». «На кой черт нам реформа?! — с присущей ему грубоватостью восклицал секретарь ЦК КПСС Н. В. Подгорный, когда обсуждался “либермановский” (он же “косыгинский”) проект. — Мы плохо развиваемся, что ли?»

Почему с таким скрипом принималось решение о начале реформы? Потому ли, что ее высокопоставленные противники были так уж верны «идеалам социализма»? Думается, причина в другом, и она очень проста: партаппарат не желал отдавать экономическую власть директорам предприятий. Вот и Байбаков, председатель Госплана — важнейшего звена планово-распределительной системы, — поддерживая реформу, рубил сук, на котором сидел.

Шоколад «Аленка» и автомобиль «Жигули»

Итак, что предлагалось? Если коротко, вот что: расширить полномочия предприятий, позволить им ориентироваться на прибыль, а не на объемы производства. Тем самым раскрепостить директоров, дать им возможность расходовать фонды «на нужды коллективного и личного поощрения». Именно эти идеи легли в основу доклада, с которым 27 сентября 1965 года Косыгин выступил на пленуме ЦК. Байбаков принимал участие в работе над докладом и знал его, можно сказать, до запятой.

«На рассмотрение пленума ЦК КПСС, — говорил Косыгин, — представляются предложения, во-первых, по совершенствованию планирования, усилению хозяйственной инициативы предприятий и экономического стимулирования и, во-вторых, по улучшению организации управления промышленностью. Первая группа вопросов тесно связана с утвержденным на днях новым Положением о социалистическом предприятии, а вторая группа — с постановлением о расширении хозяйственных прав союзных республик. Все эти вопросы составляют единое целое».

Доклад Косыгина лег в основу постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы». Вот его ключевые тезисы:

«Пятилетние и годовые планы предприятий разрабатываются ими на основе устанавливаемых вышестоящей организацией контрольных цифр.

Предприятия-изготовители, исходя из контрольных цифр, заблаговременно договариваются с предприятиями-потребителями или сбытовыми и торгующими организациями об объеме, ассортименте, качестве и сроках поставки продукции и формируют портфель заказов. <…>

Установить, что предприятия самостоятельно решают вопросы производственно-хозяйственной деятельности, имея в виду при этом обязательное выполнение заданий государственного плана…

Прекратить неправильную практику внесения частых изменений в утвержденные планы, а также изменений отдельных показателей плана без соответствующего уточнения других показателей. Размеры прибыли, оставляемой в распоряжении предприятий, должны находиться в зависимости от улучшения результатов их хозяйственно-финансовой деятельности. Установить, что в распоряжении предприятий за счет прибыли и других собственных ресурсов создаются:

а) фонд материального поощрения;

б) фонд социально-культурных мероприятий и жилищного строительства;

в) фонд развития производства.

Неиспользованные остатки указанных фондов переходят на следующий год и изъятию у предприятия не подлежат».

Важнейшим новшеством, предложенным Косыгиным, было изменение схемы учета плановой продукции. Теперь учитывалась не произведенная, а реализованная. Изготовление никому не нужной продукции, на бумаге соответствующей всем нормам, отныне сильно затруднялось. Вот как Анна Гриненко, директор московской кондитерской фабрики «Красный Октябрь», входившей в число 48 предприятий, где обкатывалась реформа, описывает спор между Косыгиным и министром машиностроения для легкой и пищевой промышленности В. Н. Доениным на заседании Президиума Совмина:

«Алексей Николаевич, — сказал он [Доенин. — В. В.], — а почему мы должны подводить итоги выполнения плана по выручке на расчетном счете? Разрешите нам считать не по выручке, а по выписке документов — вагон ворота прошел, значит, план выполнен.

Доенина поддержали, выступал еще кто-то из министров. Косыгин слушал. Знаете, как он умел слушать? Потом встал и говорит:

— Я что-то не понял, где я присутствую — на Совете Министров, там, где заседает правительство, или на профсоюзном собрании? Ведь как мы пришли к реформе? Мы вынуждены были пойти на нее, когда из рубля при Хрущеве сделали гривенник и на этом, на округлении цен, мы свели концы с концами. Да, вы отгрузите вагон, а мы не знаем, оплатят вам его заказчики или нет. Вы что, предлагаете теперь гривенник превратить в копейку? Народ нам больше не простит.

И сел. И всё. Вопрос был снят».

Увлекательно, эмоционально, с некоторым даже вдохновением Гриненко рассказывала, как проходила реформа на ее родном «Красном Октябре»:

«У себя на