Грешница и кающаяся. Часть II - Георг Борн

О чем грустила прелестная девочка, ведь Иоганн и ее дедушка должны были вернуться через несколько дней. Или у нее появилось предчувствие, что вернется только один из них?

Не потому ли ее так печалило расставание, особенно с Иоганном, верным товарищем ее детских игр?

Великолепный экипаж князя, запряженный двумя вороными конями чистейшей крови, ждал у подъезда особняка. Богато одетый кучер восседал на козлах, лакей в ливрее стоял у дверец кареты.

Сбруя лошадей, богатая, но не бросающаяся в глаза, отделана была чистым серебром.

Эбергард и Иоганн сошли с веранды и уселись в карету, лакей занял свое место на козлах.

Маргарита и Жозефина махали платками, Мартин держал свою морскую фуражку в руке. Карета выехала в ворота, свернула по улице и скоро скрылась из глаз. Мартин вернулся к своим повседневным делам, а мать с дочерью отправились в парк.

Они удивительно походили друг на друга.

Четырнадцатилетняя Жозефина, чьи светлые волосы локонами ниспадали на плечи, была гибка, прекрасно сложена и движениями своими неуловимо напоминала мать. А Маргарита выглядела точной копией известного изображения кающейся Магдалины — те же тонкие черты бледного лица, та же грусть и задумчивость во взоре; волосы ее, такие же светлые, как у дочери, были всегда гладко причесаны.

Черное платье ее с высоким воротом падало вниз широкими складками; ни одного украшения не было на дочери князя, ни одно кольцо не блестело на ее тонких белых пальцах; точно в трауре по близкому человеку, гуляла она по благоухающему парку, держа Жозефину под руку.

Прошлое никак не хотело отпускать ее и тяжелым камнем лежало у нее на сердце. Она не могла выбросить из памяти картины, постоянно встающие перед глазами. Она обрела отца и благодарила небо за эту милость; но какой же тайной окутано существование ее матери?

Она не решалась спрашивать об этом, а Эбергард считал преждевременным открывать ей эту тайну. Он понимал, что ей необходимо прежде побороть в себе душевные страдания, укрепить силу воли, научиться властвовать собой и лишь потом уже делить горе своего отца.

Чрезвычайно предан ей как дочери своего повелителя был Мартин. Он считал, что его почтительность должна хоть в какой-то мере сгладить те страдания и испытания, которые выпали на ее долю.

Иногда его заботливость выглядела несколько неуклюже и грубовато, но Маргарита чувствовала, какие добрые побуждения руководят старым моряком, и с благодарностью принимала доказательства его преданности. А он, глядя ей вслед, когда она прогуливалась с дочерью по парку в ореоле привычной грусти, сокрушенно покачивал головой и бормотал себе под нос:

— Бедняжка, она все еще не может найти покоя. Если бы мы были в Монте-Веро, ее не мучили бы разные воспоминания. Не приведи Господь, просто сердце сжимается, как подумаешь об этом. Там она забыла бы и принца, и свое тяжелое прошлое и нашла бы, чем занять мысли… С какой любовью смотрит она на дочь, ее улыбка при этом — как луч солнца на пасмурном небе. Да, надо отдать должное господину Эбергарду, он многого уже достиг и достигнет еще большего, только бы все было благополучно. Но внутренний голос говорит мне, что скоро объявится принц Вольдемар, и все закрутится снова. Глаза б мои его не видели! Черт побери, я тоже когда-то любил одну девушку, но она не смогла стать моей, и я покорился судьбе… Да, и я знавал любовь, но такого чувства, как у благородной дочери господина Эбергарда, не доводилось встречать… Молчи, Мартин, не твое это дело! Главное, чтобы принц не объявился, тогда с течением времени и она успокоится и все пойдет хорошо.

Так рассуждал Мартин, направляясь к флигелю, занимаемому прислугой, а Маргарита и Жозефина тем временем дошли до ворот и хотели было повернуть назад, как вдруг внимание их привлекла маленькая согбенная женщина в таком странном наряде, что он невольно заставлял оборачиваться.

То была старая цыганка, всматривающаяся своими блестящими черными глазами в окна домов и ажурные решетки оград. На ней было широкое цветастое платье в оборках, на босых ногах сандалии. Накидка вроде испанской капы наброшена была на голову, из-под нее виднелся пестрый платок, надвинутый на лоб.

Костлявой рукой она придерживала у шеи накидку, а в другой руке держала жаровню.

— Сударыня, погодите! — вскричала она вдруг на ломаном французском языке, который Маргарита начала немного понимать с тех пор, как нашла Жозефину.— Постойте, прошу вас! Старая Цинна хочет предсказать вам ваше будущее!

С этими словами цыганка просунула сквозь решетку ограды худую руку, предлагая Маргарите дать ей свою, а жаровню поставила рядом с собой на мостовую.

Маргарита ласково покачала головой.

— Благодарю вас, бабушка. Жозефина, подай старушке милостыню.

Прелестная девочка вынула из своего маленького красивого кошелька монету и подала цыганке.

— О добрая барышня! — воскликнула старушка и поцеловала маленькую ручку Жозефины, прежде чем та успела ее отдернуть.— Но позвольте старой Цинне отблагодарить вас! Пожалуйте ручку, сударыня!

Она еще дальше просунула сквозь решетку грязную худую руку, на которой можно было рассмотреть каждую жилочку. Маргарите стало жаль ее, и она подала руку.

— Левую, сударыня, левую! — со странной усмешкой произнесла цыганка, не выпуская, однако, правой руки в надежде получить левую.

— Позволь бедной женщине предсказать нам будущее! — с детской непосредственностью попросила Жозефина.

Маргарита снисходительно улыбнулась и протянула левую руку. Старуха цепко схватила ее.

Влекомая любопытством, Жозефина подошла к самой решетке и всмотрелась в лицо цыганки, поразившее ее. Маленькое, желтое, как пергамент, оно было испещрено морщинами. Длинный тонкий нос загибался книзу и кончиком своим почти сходился с подбородком, а впалый рот, казалось, не сохранил ни единого зуба. Маленькие хитрые глазки выглядывали из глубоких грязных морщин, и накидка, не поддерживаемая более рукой, открывала длинную тощую шею. Вообще вся фигура ее несла на себе печать нужды и лишений.

— Ах, старая Цинна много видела и слышала,— бормотала она, в свою очередь вглядываясь в лицо Маргариты,— многим графам и князьям предсказывала она будущее, и все ее предсказания сбывались. Цинна даже предсказала судьбу королю Испании Франсиску, мужу королевы Изабеллы; когда маршал Серрано был еще новорожденным младенцем, Цинна видела корону в его руках, и так оно и будет, так и свершится!

Маргарита со все большим вниманием вслушивалась в речь старухи, и хотя верила далеко не каждому слову, зная способность цыганок врать и обманывать, тем не менее внимала ей с интересом.